Колин Маккалоу - Женщины Цезаря
Даже это высказывание не спровоцировало замечаний! Поскольку курульное кресло Бибула стояло чуть позади кресла Цезаря, он не мог видеть его лица. Но ему было интересно, почему Бибул молчит. И Катон молчал. Кстати, он опять явился без туники под тогой. Катон перестал носить тунику с тех пор, как его «обезьяна» Фавоний стал вхож в Сенат. Как городской квестор, Фавоний имел право посещать все заседания Сената.
— Я подсчитал, что свободные общественные земли обеспечат участками в десять югеров тридцать тысяч граждан, имеющих право голоса. При этом учитывается, что мы не будем отнимать общественную землю у тех, кто занимает ее согласно прежнему lex agraria. Остается найти достаточно земли, в данный момент находящейся в частном владении, еще для пятидесяти тысяч человек. Я рассчитываю посадить на землю пятьдесят тысяч солдат-ветеранов и тридцать тысяч человек городской бедноты Рима. Если в самом Риме не будет множества болтающихся по улицам солдат и тридцати тысяч городских бедняков, если все эти люди поселятся на плодородных участках в сельской местности, то казне придется тратить в год на семьсот двадцать талантов меньше. Добавьте еще двадцать тысяч с лишним ветеранов, которых мы расселим! Это будет значительным облегчением того бремени, которое закон Марка Порция Катона накладывает на общественные фонды. Но даже принимая во внимание покупку такого большого количества земли, находящейся в частном владении, казна может выделить необходимые финансы. И это произойдет благодаря значительно возросшим доходам от восточных провинций, даже если контракты по сбору налогов от восточных провинций будут снижены, скажем, на треть. Я не ожидаю тех двадцати тысяч талантов, которые Гней Помпей Магн добавил казне. Я не могу рассчитывать на эти деньги из-за Квинта Метелла Непота, ликвидировавшего пошлины и тарифы. Щедрый жест, лишивший Рим дохода, в котором он очень нуждался.
Была ли реакция? Нет, ее опять не было. Непот все еще управлял Дальней Испанией, но его брат Целер сидел среди консуляров. Время самому управлять своей провинцией, Дальней Галлией.
— Когда вы ознакомитесь с моим lex agraria, вы увидите, что он не преувеличивает наши реальные возможности. Никакого давления на сегодняшних землевладельцев, чтобы они продали свои участки государству. Закон не предусматривает и снижения цены на землю. Государство будет покупать ее по цене, определенной нашими уважаемыми цензорами Гаем Скрибонием Курионом и Гаем Кассием Лонгином. Существующие документы на землю считаются законными и оспариваться в суде не будут. Другими словами, если человек передвинул пограничные камни и никто не оспорил его действия, то площадь покупаемой земли будет определяться по состоянию на день продажи. Ни один получатель земли не сможет продать ее или съехать с нее в течение двадцати лет. И наконец, почтенные отцы, закон предлагает приобретать и распределять землю под наблюдением комиссии из двадцати старших всадников и сенаторов. Если Палата предоставит мне consultum, который я представлю народу, тогда она получит привилегию выбрать двадцать всадников и сенаторов для формирования комиссии. Если я не получу consultum, тогда эта привилегия переходит к народу. Будет также задействован комитет из пяти консуляров, наблюдающих за работой членов комиссии. Лично я ни в чем не буду принимать участия. Ни в комиссии, ни в комитете. Не должно возникнуть и тени подозрения в том, что Гай Юлий Цезарь стремится обогатиться или стать патроном тех, кого переселяют согласно lex Iulia agraria.
Цезарь вздохнул, улыбнулся, поднял руки.
— На сегодня достаточно, уважаемые члены Палаты. Я даю вам двенадцать дней на чтение законопроекта и подготовку к дебатам. Это значит, следующее заседание по обсуждению lex Iulia agraria состоится за шестнадцать дней до февральских календ. Но через пять дней Палата соберется снова. Это будет за семь дней до январских ид. — Он озорно улыбнулся. — Поскольку я не хочу слишком обременять вас, то приказал отнести двести пятьдесят экземпляров закона в дома двухсот пятидесяти самых пожилых членов этого органа. Пожалуйста, не забудьте о молодых сенаторах! Те из вас, кто читает быстро, после прочтения передайте ваш экземпляр молодым коллегам. Впрочем, я могу посоветовать младшим членам Сената попросить у старших разрешения ознакомиться с проектом совместно.
После этого Цезарь распустил собрание и ушел вместе с Крассом. Проходя мимо Помпея, Цезарь с серьезным видом поприветствовал Великого Человека кивком головы — не более.
У Катона нашлось что сказать, когда он вместе с Бибулом выходил из курии.
— Я прочту каждую строчку этих бесчисленных свитков! Я буду искать, за что зацепиться. Советую тебе сделать то же самое, Бибул, даже если ты ненавидишь читать законы. Нам всем необходимо прочитать.
— Он не оставил нам простора для критики своего проекта, если он на самом деле таков, как сказал Цезарь. Подвохов не найдется.
— Хочешь сказать, что ты — за этот закон? — рявкнул Катон.
— Конечно нет! — огрызнулся Бибул. — Я хочу сказать, что, если мы заблокируем его, это будет выглядеть скорее злобной выходкой, чем конструктивной критикой.
Катон был озадачен.
— А тебе не все равно?
— На самом деле все равно, но я надеялся на переработанную версию Сульпиция или Рулла — что-нибудь, к чему мы могли бы прицепиться. Нет смысла казаться народу более одиозными, чем это необходимо.
— Он слишком хорош для нас, — уныло протянул Метелл Сципион.
— Нет! — завопил Бибул. — Он не победит! Он не победит! Он не победит!
Через пять дней на заседании Сената обсуждали азиатских публиканов. На сей раз не было ведер — только один свиток, который Цезарь держал в руке.
— Данный вопрос мы не можем решить вот уже год, а в это время сборщики налогов, поступая безрассудно, систематически губят правление Рима в четырех восточных провинциях — Азии, Киликии, Сирии и Вифинии-Понте, — жестко начал Цезарь. — Суммы, которые цензоры назначили от имени казны, собрать невозможно. Каждый день, пока продолжается это позорное положение дел, наших друзей и союзников в восточных провинциях безжалостно обирают. И каждый день наши союзники в восточных провинциях проклинают Рим. Губернаторы этих провинций только тем и занимаются, что успокаивают сердитые делегации местных жителей и посылают ликторов и войска, чтобы те помогали сборщикам налогов выжимать деньги. Мы должны покончить с нашими потерями, почтенные отцы. Вот так, просто. У меня здесь законопроект, который я хочу представить в Трибутное собрание. Я намерен просить его снизить доходы от налогов с восточных провинций на одну треть. Дайте мне consultum. Две трети от чего-то намного больше, чем три трети от ничего.
Разумеется, Цезарь не получил consultum. Катон отговорил собрание, пустившись в рассуждения относительно философии Зенона и о том, как римское общество переделало ее в угоду себе.
На следующее утро вскоре после рассвета Цезарь созвал Трибутное собрание, наполнил его всадниками — сторонниками Красса и поставил вопрос на голосование.
— Если семнадцати месяцев предварительных обсуждений этого вопроса оказалось недостаточно, — заявил Цезарь, — то и семнадцати лет будет мало! Сегодня мы голосуем! А это значит, что документ для публиканов о снижении налогов должен быть готов не позднее чем через семнадцать дней!
Одного взгляда на лица заполнивших колодец комиций было достаточно, чтобы «хорошие люди» поняли: продолжать упорствовать в оппозиции опасно и бесполезно. Катон было заговорил, но его зашикали, а когда Бибул попытался что-то сказать, взметнулись кулаки. Такого быстрого голосования Рим еще не помнил. И доходы казны от восточных провинций оказались урезаны на одну треть. Толпа всадников приветствовала Цезаря и Марка Красса до хрипоты.
— Какое облегчение! — воскликнул сияющий Красc.
— Хотелось бы мне, чтобы все было так просто, — сказал Цезарь, вздохнув. — Если бы я смог так же быстро решить вопрос с lex agraria, все было бы кончено прежде, чем «хорошие» сумели организоваться. Твой закон — единственный, для которого мне не нужен был consultum. Глупые boni не поняли, что я все равно добьюсь своего!
— Одно меня смущает, Цезарь.
— Что именно?
— Плебейские трибуны уже месяц как вступили в должность, но ты обходишься без Ватиния. Публикуешь свои собственные законы. Я знаю Ватиния и уверен — он хороший клиент, но с тебя спросит за каждую услугу.
— С нас спросит, Марк, — спокойно поправил Цезарь.
— Весь Форум смущен. За целый месяц плебейские трибуны не опубликовали ни одного закона. Все спокойно, никакой суеты.
— У меня достаточно работы для Ватиния и Альфия. Но пока еще рано. Я — юрист, Марк, и эта работа мне нравится. Консулы-законодатели — редкое явление. Почему я должен уступать всю славу Цицерону? Нет, я подожду, когда у меня начнутся настоящие трудности с lex agraria. Вот тогда я спущу с поводка Ватиния и Альфия. Просто чтобы запутать всех.
