Елизавета I - Маргарет Джордж
Толпа разразилась громким криком, разнесшимся, точно раскат грома. Когда он наконец затих, я провозгласила:
– И более того, я заявляю, что сама буду сражаться с оружием в руках; я стану вашим генералом и вашим судией и вознагражу каждого за доблесть на поле боя!
На сей раз рев толпы был столь оглушительным, что последующие мои слова, сулящие им награды и призывающие во всем подчиняться Лестеру, моему генерал-лейтенанту, совершенно в нем утонули. Слышен оказался лишь самый конец фразы: «Мы скоро одержим славную победу над врагами моего Бога, моего королевства и моего народа». И тут толпа необъяснимым образом совершенно стихла.
В наступившей тишине, которая защитным коконом окружила меня, я с колотящимся сердцем поехала вниз по склону холма, и людское море передо мной вдруг расплылось.
Я не сняла латы даже после того, как солдат распустили по своим палаткам. В офицерском шатре меня с невнятными восклицаниями окружила группа взволнованных военачальников. Один за другим они опускались передо мной на колени, выражая свое почтение. Их обыкновенно зычные голоса были непривычно тихи, а у некоторых в глазах стояли слезы. Неужто никто так и не нарушит эти чары? Мне казалось, я не смогу вздохнуть как простая смертная до тех пор, пока кто-нибудь не сделает этого.
– Троекратное «ура» ее величеству, благородной правительнице лучше всякого короля! – наконец воскликнул Джек Норрис.
Остальные подхватили его слова – зазвенели бокалы, и мы вновь вернулись на землю.
Лестер стоял рядом и смотрел на меня с таким выражением, как будто впервые увидел.
– Я знаком с вами с самого детства, – произнес он вполголоса. – Но теперь я понимаю, что никогда не смогу узнать вас всецело. Того, что услышал сегодня, я никогда даже и вообразить себе не мог. – Он взял мою руку и, склонившись над ней, поцеловал. – Никто из свидетелей не забудет этого до самой смерти. И я прикажу записать ваши слова, чтобы все могли насладиться ими во всей их полноте.
– Сегодня и ваш день, друг мой, брат мой. Я безмерно благодарна вам за то, что разделили со мной этот наивысший миг.
Господь, не давший нам иной жизни вместе, кроме как на публике, увенчал ее сегодняшним мгновением торжества и позволил нам разделить его. Наши глаза встретились и сказали друг другу больше, чем любые жалкие слова. Этот неповторимый и незабываемый миг навеки скрепил нашу духовную связь длиною в жизнь.
Подали закуски и напитки, но у меня не было аппетита. Смогу ли я когда-нибудь вновь испытать голод? Что, если обожание и полное доверие моих подданных напитали и насытили все мои потребности? Все остальные, впрочем, набросились на мясо, хлеб и вино с жадностью.
Пока мужчины насыщались, меня отыскал граф Камберленд. При виде его все остальные сгрудились вокруг, чтобы услышать последние новости.
– Ваше величество, в разгар вашей речи я получил депешу. Армаде удалось перегруппироваться…
По шатру пронесся стон.
– …но мужество их было поколеблено столкновением с брандерами накануне, и самое ожесточенное сражение этой войны и сейчас еще идет при Гравелине, близ берегов Фландрии. Если верить донесениям, преимущество на нашей стороне и мы тесним неприятеля. Беда в том, что у нас весьма скоро могут иссякнуть боеприпасы. Часть испанских кораблей уже вынесло из Ла-Манша в Северное море. Остальные все еще сражаются, но их понемногу сносит на отмели. Кажется, их звезда закатилась.
– Победу торжествовать еще рано? – спросил Генри Норрис.
– Да. Они могут перестроиться и вернуться. Все зависит от ветра. Если он так и будет дуть на север, у них ничего не получится.
– А что Пармский?
Камберленд покачал головой:
– Мне сказали, что, даже если армада и прошла мимо него, он намерен, пользуясь приливом, переправить свои войска на баржах в Англию. Во время отлива выйти из эстуария у него не получится, но прилив поможет ему.
Уолсингем навис надо мной.
– Вы должны незамедлительно вернуться в Лондон, – потребовал он. – Вам нельзя тут находиться, когда он высадится на берег со своими пятьюдесятью тысячами человек!
Он что, так ничего и не понял? Я пригвоздила его к месту пронзительным взглядом:
– Мой дорогой секретарь, как я могу уехать? Не я ли менее двух часов тому назад пообещала отдать всю кровь до последней капли? Не я ли уверяла, что обладаю отвагой и решимостью короля Англии? Чего будут стоить мои слова, если я при малейшем намеке на опасность дам дёру? Сердце мое полнится негодованием на вас, сэр!
Я была совершенно серьезна. Лучше умереть здесь, защищая свою землю, чем спасаться бегством, чем предать свои же собственные слова, едва успев их произнести! Мир уважал мужество троянцев, спартанцев при Фермопилах, иудеев при Масаде, Клеопатры, бросившей вызов римлянам. А трусов не уважал.
Землистое лицо Уолсингема потемнело еще сильнее, и, что-то пробормотав себе под нос, он вновь принялся за еду.
– В этом мы с вами, – заявил Лестер, и присоединившийся к нему Эссекс горячо его поддержал.
– Мы тоже, – подхватили Норрисы, отец и сын.
– И мы, – хором сказали Марджори с Кэтрин. – Мы, женщины, не дадим повода упрекнуть нас в трусости!
9
Мы наблюдали. Мы ждали. По всей Европе ходили тысячи самых разнообразных слухов. Армада победила. Герцог Пармский высадился. Дрейк погиб – или был взят в плен, или ему оторвало ноги. Хокинс и «Виктория» ушли на дно. По Англии тоже ходили слухи. Высокий прилив полнолуния наступил и благополучно миновал, но герцог Пармский у английских берегов так и не появился.
Никто не знал, что случилось с армадой. Адмирал Говард и английский флот преследовали ее до самого залива Фёрт-оф-Форт, омывающего берега Шотландии в окрестностях Эдинбурга. Когда она там не остановилась, наши корабли повернули вспять. Они прекрасно знали, какая судьба ожидает армаду, если та попытается обогнуть северную оконечность Шотландии и направится обратно в Испанию вдоль берегов Ирландии: бурные волны и острые скалы негостеприимного моря неминуемо уничтожат ее. Они уничтожали даже те корабли, капитаны которых знали эти воды как свои пять пальцев, а испанцы их не знали.
Именно так и произошло. Пока испанцы служили в своих соборах благодарные мессы в честь славной победы армады, ее галеоны один за другим разбивались о скалистые берега Западной Ирландии. Почти три десятка кораблей нашли там свой конец, а немногочисленные испанцы, которым удалось добраться до берега, были убиты местными ирландскими или английскими агентами. В общей сложности в Испанию не вернулось
