Елизавета I - Маргарет Джордж
– Ваше величество. – Он поклонился.
– Да здравствует королева! Добро пожаловать! – сказал Норрис, склоняя голову.
Я окинула взглядом впечатляющие ряды солдат, выстроившихся в колонны на склоне холма.
– У нас тут двадцать с лишним тысяч человек. – Лестер кивнул на солдат. – Я предлагаю вам сперва взглянуть на лагерь и запруду, которой мы перегородили реку. А после обеда вы сможете устроить смотр войскам и обратиться к ним с речью.
– С радостью так и поступлю, – сказала я.
Я кивнула на следующую за моей барку, на которой везли моего коня. Его как раз в эту самую минуту сводили по сходням на берег.
– Отличный мерин, – заметил Лестер, вскинув брови. – Новый?
Лестер гордился тем, что поставлял мне самых лучших и красивых лошадей.
– Подарок Роберта Сесила, – пояснила я.
– Отменный вкус, – произнес он, еле заметно покривившись. – А теперь, моя дражайшая королева, не соблаговолите ли вы пройти вместе со мной в лагерь?
Он указал на деревянные мостки. Я была уже в белом бархатном платье, в котором намеревалась показаться, и, прежде чем сесть в седло, собиралась надеть латы. Момент был столь судьбоносный, почти сакральный, что ни один обычный наряд не казался его достойным, но белый бархат, олицетворение девственности и королевского величия, был наиболее к этому близок.
Когда мы проходили, каждый солдат кланялся, а офицеры в знак почтения опускали пики и древки стягов. Я вглядывалась в их лица, широкие, загорелые и напуганные, и видела мужество, которое им понадобилось, чтобы оставить свои фермы, дома и встать в строй.
Мы поднялись на вершину холма, и перед нами раскинулся лагерь. Сотни палаток – одни искусной выделки, другие из грубой парусины – тянулись во все стороны стройными рядами. Офицеры размещались в просторных шатрах, тогда как для военных рангом пониже предназначались выкрашенные зеленой краской будочки. Над ними реяли яркие флаги и вымпелы. При виде нас трубачи и барабанщики заиграли приветственные мелодии, затем из пушек блокгауза дали салют.
– Взгляните на ваши легионы! – Лестер повел рукой. – Бравые англичане, готовые защищать нашу землю.
На один краткий ужасающий миг я почувствовала, что вот-вот расплачусь. Такие отважные и такие хрупкие, эти воины были самым драгоценным даром, который когда-либо преподносил мне мой народ.
– Да, – пробормотала я.
Я переходила от одной группки стоявших навытяжку солдат к другой, перекидываясь парой слов с одними, улыбаясь другим, и думала о том, как они похожи на высокую изгородь или аллею саженцев вдоль дороги.
– Благослови вас всех Господь! – крикнула я, и они в ответ все до единого упали на колени.
– Боже, храни королеву!
Проинспектировала я также и кавалерию, в которой насчитывалось две с лишним тысячи всадников. Один из эскадронов в рыже-коричневых мундирах возглавлял юный пасынок Лестера, Роберт Деверё, граф Эссекс. При виде меня он ухмыльнулся и помедлил на миг дольше, чем следовало, прежде чем склонить голову.
– Ваше величество, – сказал Лестер, – юный Эссекс за свой счет собрал и снарядил эскадрон в две сотни человек.
Он с гордостью кивнул на графа.
Я посмотрела на пышно разряженный эскадрон и мысленно прикинула стоимость всего этого великолепия. Юный Эссекс определенно не поскупился. Однако, вместо того чтобы поражать, эта роскошь вызывала недоумение своей чрезмерностью.
* * *
На обед мы удалились в шатер Лестера. Присоединиться к нам должны были лишь немногие избранные, поэтому стол был не слишком длинный. С моей стороны присутствовали только Марджори с Кэтрин да Уолсингем. С замысловатым поклоном усевшись, Лестер провозгласил:
– Ваше величество, мы ждем ваших приказаний!
– Приказаний не будет, будут похвалы, – сказала я.
– Французское вино. – Лестер поднял кубок. – Выпьем же за то, чтобы французы сохранили в этой войне нейтралитет.
Мы все пригубили свои кубки.
– Армада встала на якорь близ Кале, – доложил Уолсингем (на нем была нижняя часть доспеха, верхнюю же он для удобства снял). – Приблизительно милях в пятидесяти от Дюнкерка, где их ждет герцог Пармский. Или не ждет?
– Этого не знает никто, – признал Лестер. – Вполне возможно, он не в курсе даже, вышла ли армада из Лиссабона.
– Мои осведомители сообщают, что в гавани Кале кипит бурная деятельность, – сказал Уолсингем. – Шлюпки снуют туда-сюда между портом и армадой, которая не может встать там на якорь, не нарушая нейтралитета Франции. Но между ними слишком уж много сношений. Я думаю, что армаду ремонтируют и переоснащают при содействии французов.
Он с грохотом опустил кубок на стол, отодвинул его в сторону и добавил:
– Пожалуйста, принесите мне простого английского эля!
– Наша забота – не гадать, чем там заняты французы, а быть готовыми оборонять нашу землю от любого, кто на нее высадится, – подал голос сэр Генри Норрис, муж Марджори.
Широколицый, с пшеничными, хотя ему шел уже седьмой десяток, волосами, он благодаря своей внешности производил впечатление бесхитростного простака, каковым отнюдь не был.
– Отец, хорошую армию делают качественные выучка и вооружение, – сказал Черный Джек (прозвище это он получил за смуглость, унаследованную от матери). – Вы же знаете, кого набрали в местное ополчение.
– Мальчишек, забулдыг и древних старцев, – произнес крепкий темноглазый мужчина, сидевший слева от Лестера.
– «Старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения»[3], – пробормотал Уолсингем.
– Оставьте вы в покое Библию! – рявкнул Черный Джек. – Испанцы плывут под штандартом, который благословил сам папа. Но это не поможет им победить, равно как нам не помогут победить цитаты из Священного Писания.
– Вы, сэр. – Я обернулась к мужчине, который упомянул про забулдыг. – Вы утверждаете, что местное ополчение и вооруженная милиция – сборище неумех?
Тот вздрогнул, когда понял, что я обращаюсь к нему, – будто привык, что его никогда не принимают всерьез.
– Я хотел лишь сказать, ваше величество, что у нас нет профессиональной армии, а есть только граждане, которых забрали из семей и кое-как наспех обучили. Никакого сравнения с немецкими, итальянскими и валлонскими наемниками герцога Пармского. Чем богаты, тем и рады. Я вовсе не имел в виду ничего неуважительного.
– Я же говорил вам, что мой конюший – подающий большие надежды молодой человек, – поспешно вставил Лестер. – Очень примечательный юноша. Могу я представить вам сэра Кристофера Блаунта?
Миловидный юноша. Томные глаза и красиво очерченные губы. Широкие плечи. Даже под одеждой видно, как бугрятся мышцы на руках.
– А вы, случайно, не родственники с Чарльзом Блаунтом? – спросила я, имея в виду одного из моих придворных фаворитов, который теперь командовал кораблем «Радуга» под началом сэра Генри Сеймура.
– Очень дальние, ваше величество.
– Значит, красота – это у вас семейное.
Другой на его месте покраснел и смутился
