Луис Пинедо - Испанская новелла Золотого века

Небылица десятая

Из — за цепи золотой

Злое горе приключилось:

Женка носом поплатилась,

Муженек — своей спиной.

Танкредо, знатный дворянин, добиваясь любви Селисеи, замужней дамы, чей дом стоял рядом с цирюльней, свел столь тесное знакомство с Маркиной, брадобреевой женою, что однажды, застав ее в слезах, осведомился:

— Хочу узнать я, сударыня, из ваших сахарных уст, отчего вы так убиваетесь?

И та отвечала:

— Как же не плакать мне, сударь, когда я уж два месяца с мужем моим ни за стол не сажусь, ни в постель не ложусь.

А Танкредо:

— С чего бы это, сударыня моя?

Она ему;

— Потому как супруг мой это заслужил, ибо не хочет давать мне тридцать дукатов на цепь литую, золотую, какие все теперь носят, а сам уж давно обещался.

— В этом-то, — говорит тут Танкредо, — все ваше неудовольствие? Дам я вам эти деньги, уговорите только госпожу Селисею, вашу соседку, сделать то, о чем я уж столько раз ее просил.

Очень хотелось Маркине цепь; пообещала она, что все исполнит как надо, и, придя к Селисее, стала расписывать Танкредову страстную любовь; смекая, что человек он надежный и в нуждах ее не раз еще сможет ей пособить, стала улещать соседку, чтобы с ним была поласковее. И не отступилась ведь, покуда Селисея на все не дала согласия: муж-де ее через два дня уедет из города — тогда-то она Танкредо и впустит, но только с условием: войти он должен через дом брадобрея, чтобы на нее чего не подумали.

Так и уговорились они, а муж Селисеи, который уж давно Танкредо заприметил и подозревал неладное, до своего отъезда зашел к Маркине и попросил бритву, сказав, что очень она ему пригодится, получил и поехал своей дорогой. Но чуть только ночью пробрался Танкредо в дом госпожи Селисеи через брадобрееву крышу, как и муж пожаловал, в дверь застучал; пришлось кавалеру пойти на попятный. Муж, видя, что постель благовонием обкурена, давай рыскать по всему дому, а потом вернулся к жене и говорит:

— Что здесь у тебя творится, дрянь ты этакая? Свидание небось назначено? Только муж за порог, как ты распутничать?

Она оправдывалась, как могла, а муж в великой досаде принялся грозить ей разными карами, наскочил на нее и, заведя руки за спину, привязал к столбу, что был посреди дома; там и оставил со словами:

— Вот тебе, подлая тварь, постель твоя раздушенная; здесь ты нынче у меня и заночуешь.

Сам же при этом улегся спать. Стала тут жена стонать и плакать, а брадобреиха-то начеку: очень уж хотелось ей заполучить двадцать или там тридцать дукатов и купить цепь: пролезла она тихонечко через крышу, прокралась к Селисее и шепчет:

— Госпожа моя, если ты теперь желаешь пойти к Танкредо, то самое время: в доме темно, и муж твой спит.

Отвечает ей бедняжка:

— Как это я умудрюсь, каким чудом?

— А так, — говорит Маркина, — я тебя отвяжу и встану на твое место, чтобы муж тебя не хватился, если, паче чаяния, проснется, а ты беги, ибо Танкредо на моей крыше тебя дожидается.

Обрадовалась Селисея своему избавлению, привязала Маркину хорошенько и отправилась с дружком миловаться.

Тем временем муж глаза открыл в темноте кромешной и спрашивает:

— Ну, как тебе там, женушка, спится-дремлется?

Маркина же ни гу-гу, чтобы, неровен час, обман не открылся; тогда муж вскочил с кровати и завопил в ужасном гневе:

— Я тебе что, жена, блажной какой-нибудь дался, что ты меня ответом удостоить не хочешь? Ну так я тебе удостою, погоди: малое удовольствие получит тот, кто столь великую любовь к тебе питает.

Тут схватил он бритву, подскочил и отрезал ей нос; затем снова лег. Время прошло, явилась Селисея, поменялись они местами, рассказала ей Маркина, как без носа осталась по милости ее супруга, и в великой печали отправилась домой, откуда вывела Танкредо, получив от него обещанные тридцать дукатов.

А Селисея подождала немного и стала охать да стонать, приговаривая:

— Господи всевышний, призываю тебя в свидетели того, что я невинна, а муж на меня напраслину возводит, яви же чудо, исцели мне нос.

Постояла чуток и снова:

— Благодарю тебя, Боже, за то, что вновь я цела и невредима, несмотря на блажь супруга моего.

Услыхал это муж, вскочил быстренько с постели, лампу засветил и поднес жене к лицу, а как увидал, что нос у нее на месте, пал ей в ноги и говорит смиренно:

— Простите меня, госпожа моя женушка, за ложный поклеп, какой я на вас возвел.

Простила; развязал он ее, и улеглись супруги в постель, веселясь да радуясь.

Брадобрей же поднялся до света, ибо должен был ехать за город справлять свою должность; взял он футляр с инструментами, проверил на ощупь, все ли в порядке, и, не находя бритвы, пошел за нею к жене. А поскольку жена отвечала грубостью, запустил в нее футляром; тут принялась она вопить не своим голосом:

— Ах, злодей, ах, негодяй, да ты же мне нос отрезал!

На эти ужасные крики явился алькальд, который об эту пору как раз совершал дозор. Как увидал он женщину без носа, велел схватить брадобрея; тот вынул шпагу, сопротивлялся и ранил одного из людей алькальда; за это был посажен в тюрьму, а потом по приговору бит плетьми на площади. Так из-за цепи литой, золотой осталась брадобреиха без носа, а брадобрей — с битой спиной.

Небылица двенадцатая

Выкрал деньги из мешка

У слепца сосед проклятый;

Вместе с шапкой все дукаты

Утащил у куманька.

Жил-был один слепец, такой скаредный, что из-за беспримерной своей скупости ходил по городу один, без поводыря; ел же там, где настигал его голод, чтобы не потратить лишнего и не съесть через меру; для ночлега он снял убогий домишко, где укрывался с наступлением ночи без света, ибо нужды в таковом не испытывал. Замкнувшись хорошенько на все запоры, он перво-наперво совершал дознание, нет ли кого: вынув из ножен короткую свою шпажонку, махал ею и тыкал во все углы и под кроватью, при этом приговаривая: — Ворюги-подлецы, обождите-погодите, вот я вас!

Удостоверившись, что в доме пусто, вытаскивал он из одной своей укладки мешок с реалами и пересчитывал их, дабы душою возвеселиться и возликовать, а заодно и проверить, все ли на месте. Так часто предавался слепой скупердяй этому занятию, что шум, производимый им ежевечерне, привлек наконец соседа, который, дабы уяснить себе поточнее, что же там происходит и к чему это оружье звенит, проделал дырку в стене. И вот наступила ночь; слепец, по дурацкой своей привычке, принялся протыкать шпагою воздух; но сосед разглядеть ничего не смог, оттого что света не было; однако сидел смирно и через какое-то время услышал, как звякают реалы, а потом — как скрипит замок укладки. И решил сосед, что утром, когда слепой уйдет по своим делам, он через крышу проникнет в каморку скупердяя и денежки унесет. Стащил он реалы, а вечером устроился возле дыры и прислушивается — что-то слепой делать станет.

Так вот, хватился реалов скряга, и давай сетовать да судьбу свою проклинать, причитая:

— Ой, денежки мои родненькие! Где-то вы теперь, болезные, гуляете? Творя молитвы, заполучил я вас, оттого и звал благословенными; так не должны же были вы допускать, чтобы через вас лишился я благословения вечного.

Так, горько жалуясь и стеная, улегся он все-таки в постель. Утром поднялся и вышел вон; вор — за ним, поглядеть, не наладится ли он, часом, в суд. Но по дороге встретил наш слепой кума, тоже незрячего, и рассказал ему о покраже; тот и говорит:

— Бьюсь об заклад, куманек, мои денежки целее будут.

— Как это? — спрашивает обворованный.

А кум ему:

— Потому что они всегда при мне.

Услыхав такое, вор подкрался к ним поближе, чтобы ни слова не упустить. Наш скупердяй тем часом все теребит кума — скажи да скажи где; тот наконец и выдал:

— Знай, куманек, что держу я денежки зашитыми в шапку.

Только что произнес он это, как вор сорвал с него шапку и был таков. А куманек, оставшись с голой головою, сгреб нашего слепца за грудки и завопил — отдавай, мол, шапку, что ты у меня украл. Тот — запираться; так дошли они до потасовки и принялись лупить друг друга палками; а вор и сам ушел, и монеты у того и у другого унес.

Небылица тринадцатая

Брат у брата дочь украл,

Чтоб к наследству подступиться,

Дочь другую в пасти львицы

Фелисьяно отыскал.

У Фелисьяно, человека влиятельного и щедро оделенного Фортуною, была маленькая дочь, еще грудная, которую воспитывали в деревне; его неимущий брат выкрал девочку, отнес ее на две мили от жилья и бросил в масличной роще, ибо пока дочь Фелисьяно жила, не мог он надеяться на наследство.