Колин Маккалоу - Женщины Цезаря
— Как ты это сделаешь, Цезарь? У многих очень хорошие шансы занять это место.
— Жребии подтасуем, конечно. Удивляюсь, что ты спрашиваешь. Вот здесь и пригодится наш триумвират. Корнелия, Фабия, Велина, Клустумина, Терецина — пять триб, которые уже не покинут наши ряды. Конечно, Спинтеру придется подождать, пока пройдет закон о земле, а потом он сможет поехать в свою провинцию. Но не думаю, что он будет возражать. Бедняга все еще на вторых ролях, и boni с презрением фыркают, потому что не думают о будущем. Не стоит относиться с презрением к людям, которые могут тебе пригодиться. Но они пренебрегают Спинтером. Тем большие они дураки.
— Вчера я видел Целера на Форуме, — сказал довольный Красc. — На мой взгляд, он выглядит очень больным. Цезарь засмеялся:
— Это не физическая болезнь, Марк. Его маленькая крепость Нола, его неприступная красотка жена распахнула все свои ворота для Катулла, поэта из Вероны. Кстати, Катулл, кажется, заигрывает с boni. Я уверен, что это он придумал для Бибула историю о виноградниках Публия Сервилия. В этом есть смысл, поскольку Бибул словно прикипел к городским булыжникам. Он не покидает Рима. А чтобы знать про скот и виноградники, надо жить на селе.
— Значит, Клодия наконец-то влюбилась.
— Достаточно серьезно, если Целер забеспокоился.
— Ему лучше отозвать Помптина и поехать в свою провинцию пораньше. Для военного человека Помптин не оправдал надежд в Дальней Галлии.
— К сожалению, Целер любит свою жену, Марк, поэтому он вообще не хочет ехать в провинцию.
— Они стоят друг друга, — вынес приговор Красc.
* * *Цезарь попросил Помпея быть его авгуром во время ночного бдения, которое произошло на auguraculum на Капитолии перед первым днем нового года. Может, кто-то и нашел это обстоятельство странным, но вслух никто не проронил ни слова.
С середины ночи до того момента, как первые лучи солнца окрасили восточный край неба, Цезарь и Помпей в тогах с ало-пурпурными полосами стояли спина к спине, глядя в небо. Цезарю повезло: новый год наступил на четыре месяца раньше своего сезона, а это значило, что еще можно было рассмотреть, как падают звезды, рассыпая искры по черному небосводу. Много было знаков и добрых предзнаменований, включая вспышку молнии в облаке в левой половине неба. Бибулу со своим авгуром тоже полагалось присутствовать, но даже в этом Бибул постарался продемонстрировать, что не намерен сотрудничать с Цезарем. Вместо этого он прочитал знаки в своем доме — такое вполне возможно, но все же необычно.
После обряда старший консул и его друг отправились домой, чтобы переодеться в дневную одежду. К наряду Помпея прилагались триумфальные регалии, поскольку теперь ему разрешалось носить их на всех праздничных мероприятиях, а не только на играх. У Цезаря — новая белоснежная toga praetexta, с пурпурной каймой. Пурпур не тирский, а самый обычный — так повелось еще на заре Республики, когда Юлии были такими же выдающимися гражданами, как и ныне, спустя пятьсот лет. У Помпея — золотое сенаторское кольцо, у Цезаря — кольцо железное, как и у Юлиев в те давние времена. На голове — венок из дубовых листьев, под тогой — туника великого понтифика в ало-пурпурную полоску.
Мало удовольствия было Цезарю идти по Капитолийской улице рядом с Бибулом, который не переставая бубнил, что у Цезаря ничего не получится, что он, Бибул, готов умереть, лишь бы увидеть, как консульство Цезаря окажется бездеятельным и ничем особым не запомнится. Неприятно было сидеть в курульном кресле рядом с Бибулом, пока толпа сенаторов и всадников, семья и друзья приветствовали и славили новых консулов. К счастью, безупречно белый жертвенный вол Цезаря оказался покорным и жертвоприношение прошло гладко, а вот вол Бибула упал неудачно, он пытался встать на ноги и забрызгал кровью тогу младшего консула. Плохой знак.
После этого Цезарь как старший консул созвал Сенат в храме Юпитера Наилучшего Величайшего. Там он наметил дату проведения feriae Latinae, а потом бросал жребии, чтобы решить, кому из преторов какая провинция достанется. Неудивительно, что Лентул Спинтер получил Ближнюю Испанию.
— Предстоит еще несколько изменений, — сказал старший консул своим обычным низким голосом, так как в святилище, где лицом к востоку стояла статуя Юпитера Наилучшего Величайшего, была хорошая акустика. — В этом году я возвращаю обычай, существовавший в ранний период Республики: в те месяцы, когда фасции будут не у меня, я прикажу ликторам следовать за мной, а не идти впереди.
Послышался шепот одобрения, превратившийся в громкий протест, когда Бибул огрызнулся:
— Делай что хочешь, Цезарь, мне все равно! Только не жди, что я соглашусь!
— А я и не жду твоего согласия, Марк Кальпурний! — засмеялся Цезарь, назвав его по имени и таким способом особо подчеркнув невоспитанность Бибула, который обратился к нему по прозвищу.
— Что-нибудь еще? — осведомился Бибул. Как же в тот миг он ненавидел свой рост!
— Непосредственно к тебе это не имеет отношения, Марк Кальпурний. Я очень давно пребываю в этой Палате. В том числе будучи на службе у Юпитера Наилучшего Величайшего, в чьем доме собралась Палата в данный момент. Как flamen Dialis я вошел в эту Палату в возрасте шестнадцати лет, потом, после двухлетнего перерыва, возвратился в нее, потому что завоевал гражданский венок. Помнишь те месяцы у Митилен, Марк Кальпурний? Ты тоже был там, хотя гражданского венка не удостоился. Теперь, в сорок два года, я — старший консул. В итоге более двадцати трех лет я вхожу в Сенат.
Цезарь оживился. Тон его стал деловым.
— На протяжении этих двадцати трех лет, почтенные отцы, я видел много перемен к лучшему в процедуре заседаний Сената, особенно теперь, когда мы стали фиксировать нашу работу письменно. Не все из нас пользуются этими документами. Но я, конечно, обращаюсь к ним, как и другие серьезные политики. Однако эти заметки исчезают в архивах. Мне также известны случаи, когда записи мало соответствовали тому, что в действительности говорилось на заседании.
Он замолчал, окинул взглядом ряды сенаторов. Никто не позаботился внести в храм деревянные скамьи, поскольку в первый день нового года собрания всегда были короткими, выступал только старший консул.
— Теперь — о народе. Большинство наших собраний проходят при открытых дверях, что дает возможность небольшой группе интересующихся лиц слушать, о чем мы говорим. Результат известен. Тот, кому слышно лучше, передает другим, кто слышать не мог. И подобно тому, как распространяется рябь по пруду на Форуме, затихая к краям, так пропадает и точность переданного. Это не нравится ни народу, ни нам. Я прошу вас внести два изменения в ход работы наших заседаний. Первая касается заседаний, проходящих как при открытых, так и при закрытых дверях. Писари переписывают свои заметки набело, оба консула и все преторы, присутствовавшие на данном заседании, разумеется, проверяют записанное и удостоверяют документ своей печатью. Другая поправка касается только тех заседаний, которые проводятся при открытых дверях. Записи будут вывешиваться на Форуме, в специальных местах для информации, защищенных от непогоды. Мои доводы основаны на заботе обо всех нас, независимо от того, по какую сторону политического или фракционного забора мы стоим. Это в равной степени необходимо как для Марка Кальпурния, так и для Гая Юлия. Это необходимо как для Марка Порция, так и для Гнея Помпея.
— Фактически, — заметил Метелл Целер, — это очень хорошая идея, старший консул. Сомневаюсь, что вообще буду поддерживать твои законы, но это я поддерживаю. И советую Палате одобрить предложение старшего консула.
В результате все присутствующие, кроме Бибула и Катона, встали справа от Цезаря, когда началось голосование. Мелочь — да, но это был первый шаг, и он удался.
— Пир тоже прошел превосходно, — сказал Цезарь своей матери в конце этого очень длинного дня.
Естественно, Аврелию распирала гордость за своего сына. Стоило прожить все эти годы ради такого! И вот он — в сорок один год и семь месяцев — старший консул Сената и народа Римской Республики! Долг он выплатил, когда вернулся домой из Дальней Испании с долей трофеев, позволившей уладить дела с кредиторами. Это избавило его от угрозы краха. Бальб, славный маленький человечек, ходил из одной конторы в другую с ведрами бумаг и расплачивался с кредиторами Цезаря. Как необычно! Аврелии и в голову не приходило, что Цезарю не придется выплачивать до последнего сестерция сложный процент, накопившийся за все эти годы, но Бальб отлично умел проворачивать дела. Из испанских трофеев не осталось ничего, что можно было бы отложить на будущие траты, но, во всяком случае, долгов у Цезаря больше не оставалось. И еще имелись приличный доход от государства и замечательный дом.
Аврелия редко думала о своем муже, уже двадцать пять лет как умершем. Претор, так и не ставший консулом. Этот пост в его поколении достался старшему брату из другой ветви семьи. Кто мог знать, чем завершится обыкновенное завязывание тесьмы на сандалии?
