Последняя война Российской империи - Сергей Эдуардович Цветков
Поздним вечером поступило известие о том, что к Спа приближаются революционные войска. Гинденбург объявил, что не может ручаться за безопасность кайзера. Это положило конец спорам. Ранним утром 10 ноября, под проливным дождем, Вильгельм пересек на автомобиле голландскую границу. Назад в Германию он больше не вернулся.
На следующий день в штаб-квартиру генерала Фоша в Компьенском лесу явилась германская депутация с просьбой о прекращении огня. 11 ноября в 11.00 пушки Великой войны, наконец, умолкли. Наступил долгожданный час солдатского счастья. Всего за две минуты до этого канадский рядовой Джордж Прайс – последняя жертва военного молоха – был убит выстрелом снайпера в полутора километрах от Монса.
Условия перемирия были тяжкими. Антанта не хотела, чтобы Германия еще когда-либо смогла воевать. Побежденных обязали возвратить Франции и Бельгии все захваченные территории, очистить Эльзас и Лотарингию, согласиться с оккупацией союзными войсками левого берега Рейна. Германская армия разоружалась, весь подводный и часть надводного флота передавались в руки союзников. Брест-Литовский мирный договор подлежал аннулированию.
Париж салютовал известию о подписании немцами перемирия 101 пушечным выстрелом. Первой реакцией парижан была растерянность. Люди останавливались на улицах, снимали шапки, многие плакали. Но вскоре прилив бурной радости выплеснул на улицы города несметные толпы, повсюду раздавалось пение «Марсельезы», женщины целовали военных и забрасывали их цветами. Те же самые картины можно было наблюдать в Лондоне, Нью-Йорке, Риме – везде, куда газеты и радио доносили потрясающую весть об окончании войны. «Не хотели верить, что это не сон, что в самом деле страшная война кончилась, что грозный враг повержен, наконец, на землю и раздавлен пятой», – так передавала одна английская газета чувства своих соотечественников 11 ноября 1918 года.
Горе немцев не знало пределов. Участник великих битв во Франции, ефрейтор 1б-го Баварского резервного пехотный полка Адольф Гитлер, награжденный за мужество Железным крестом первой степени, встретил перемирие на госпитальной койке (13 октября под Вервиком его часть подверглась обстрелу газовыми снарядами, и он чуть не ослеп – «глаза мои превратились в горящие угли»). Известие о катастрофе принес пастор лазарета. Гитлер не смог дослушать его речь до конца: «В глазах опять потемнело, и я только ощупью смог пробраться в спальню и бросился на постель. Голова горела в огне. Я зарылся с головою в подушки и одеяла. Со дня смерти своей матери я не плакал до сих пор ни разу… Теперь всякое личное горе отступило на задний план перед великим горем нашего отечества».
Пройдет немного времени, и он вместе с миллионами немцев заговорит о «предательском ударе в спину», полученном армией от либералов и марксистов. Автором этого хлесткого выражения, источавшего гарь будущей войны, был Людендорф, который нашел в нем полное оправдание своим военным просчетам.
На Востоке «германские войска, оккупировавшие Дон и Малороссию, разложились в одну неделю, повторив до известной степени пройденную нами историю митингов, советов, комитетов, свержения офицерского состава, а в некоторых частях – распродажи военного имущества, лошадей и оружия… Только тогда немцы поняли трагедию русского офицерства. И нашим добровольцам приходилось видеть не раз унижение и горькие слезы немецких офицеров – некогда надменных и бесстрастных» (А.И. Деникин). Генерал В. Воейков вспоминал: «…Мне пришлось слышать за шесть недель до краха немецкой армии от одного немецкого дипломата слова: «Bei uns unmoglich» («У нас невозможно»), но в действительности их солдаты разложились совершенно так же, как наши, и нашим офицерам пришлось спасать немецких от ярости их нижних чинов, как это было в одном из самых блестящих полков гвардии императора Вильгельма «Garde du Corps».
Многие находили странным, что в рядах победителей не было державы, которая принесла наибольшие жертвы на алтарь общей победы – России. Теперь, после 11 ноября 1918 года, стало совершенно очевидно, что большевистская политика заключения сепаратного мира с Германией была крупнейшей ошибкой, если не сказать больше – национальным предательством. От России в 1918 году требовалось только одно – держать фронт, и тогда ее историческая судьба сложилась бы иначе. «Если бы Россия в 1918 году осталась организованным государством, все дунайские страны были бы ныне лишь русскими губерниями, – говорил в 1934 году канцлер Венгрии граф Иштван Бетлен. – Не только Прага, но и Будапешт, Бухарест, Белград и София выполняли бы волю русских властителей. В Константинополе на Босфоре и в Катарро на Адриатике развевались бы русские военные флаги. Но Россия в результате революции потеряла войну и с нею целый ряд областей…».
Искупить позор Брест-Литовска выпало на долю Русского Легиона – последнего осколка русской армии, образованного после расформирования лагеря Ла-Куртин и русских экспедиционных бригад. Их было немного – добровольцев, готовых до конца сражаться за честь России. За 10 месяцев боевой службы через Русский Легион прошло 24 офицера, 3 доктора, священник и 994 легионера. Вся многоплеменная Россия была представлена в нем: русские, украинцы, грузины, армяне, евреи, татары…
Причисленный к 8-му Зуавскому полку в качестве IV-го батальона Русский Легион покрыл себя славой на полях сражений во Франции и заслужил почетное право называться «Легионом Чести». Это его бойцы в первой половине сентября 1918 года бешеным ударом у Терни-Сорни (под Суассоном) первыми из союзников прорвали линию Гинденбурга, вызвав восхищение французов, которые признали действия русских героев «легендарными». Громовое русское «ура!» неизменно производило на немцев ошеломляющее впечатление.
После капитуляции германской армии Русский Легион был направлен в назначенный ему для оккупации город Франкенталь (на Рейне, между Вормсом и Мангеймом). И получилось так, что в первые мирные дни 1918 года над поверженной Германией, наряду с союзными знаменами, развевался и русский трехцветный флаг – к великому негодованию немцев, которые до тех пор свято верили, что это они победили русских.
«Началась нудная, монотонная оккупационная служба, – вспоминал впоследствии один из легионеров, в то время двадцатилетний пулеметчик, награжденный за храбрость двумя французскими крестами. – Ежедневное посещение пивных, которых здесь
