Смерть консулу! Люцифер - Жорж Оне
Мрачно собираются тучи над уютным сельским домиком с красной черепичной кровлей, осенённой деревьями. Из-за облаков выглянул последний луч заходящего солнца.
Всё в доме идёт своим обычным порядком. Каждый занят своим делом. Секретарь Армгарт по-прежнему занимает своё место за столом, у которого собралась вся семья к ужину. Гуго привёз его сюда в ту ночь, когда несчастный старик, выдав депешу Стадиона, собирался покончить жизнь самоубийством. В первые недели после своего водворения в Гицинге секретарь жил уединённо в одной из отдалённых комнат дома; старая глухая служанка прислуживала ему. В другое время внезапное исчезновение человека, занимавшего официальное положение, послужило бы поводом к нескончаемым разговорам и расспросам, но теперь все были настолько поглощены предстоящей войной, что едва обратили внимание на этот случай. Между тем управляющий имением Эгберта в Гицинге, у которого было вдоволь всяких дел, очень обрадовался, что у него появился помощник в лице Армгарта, который взял на себя с согласия Эгберта заведование хозяйственными книгами и счетами. Но это был не прежний весёлый и разговорчивый Армгарт: несчастье быстро состарило его; волосы его поседели, на лице появилось постоянное выражение усталости и уныния. Он чувствовал теперь непреодолимое отвращение к картам и даже однажды убежал из комнаты, когда управляющий после тяжёлого рабочего дня предложил ему сыграть партию в вист.
Тяжёлое душевное состояние Армгарта ещё больше усилилось с приездом жены и дочери. Сначала он не хотел показываться им на глаза и когда, наконец, решился выйти к ним, то пугливо отклонил от себя ласки Магдалены, которая со слезами на глазах бросилась ему на шею. Разговаривая с нею, он несколько раз в рассеянности называл её «многоуважаемая фрейлейн», так что она с испугом смотрела на него, думая, что он помешался.
Магдалена объясняла его состояние сильными нравственными потрясениями. Вслед за вторжением неприятеля в столицу и похоронами весёлого Гуго, который был всегда любимцем старика, Дероне привёз к ним умирающего Эгберта. Дни и ночи просиживал Армгарт у постели больного с отчаянием в сердце. Выздоровление Эгберта было большой отрадой для опечаленной семьи после стольких тяжёлых дней. Но скоро их постигло новое горе — полная неизвестность о судьбе графа Вольфсегга. Бывший секретарь его, казалось, не находил себе места от беспокойства; точно тень бродил он по дому из угла в угол. То он избегал встречи с Магдаленой, то без всякого повода осыпал её ласками, заливаясь слезами. С женой он вёл длинные, таинственные беседы, при этом запирал двери на ключ из боязни, чтобы его не подслушали. Всё это повторялось почти изо дня в день, так что Магдалена наконец привыкла к странностям своего отца и не придавала им особенного значения. Всё больше и больше мысли её и чувства обращались к любимому человеку. Мужественно вынесла она все испытания, посланные ей судьбой; в её походке и манерах ещё больше, чем прежде, сказывалась та уверенность в свои силы, которая так успокоительно действовала на Эгберта.
Армгарты удалились тотчас после ужина. Магдалена осталась наедине с Эгбертом.
Она стояла у открытого окна и задумчиво смотрела на Эгберта своими добрыми, любящими глазами. Заботы и бессонные ночи не тронули ни одной линии её хорошенького, слегка побледневшего лица. Её густые, волнистые волосы падали золотистыми локонами на плечи. Чёрное платье и чёрный газовый платок представляли резкий контраст с нежной окраской её лица и светло-русыми волосами.
Эгберт, сидя у стола между двумя свечами, описал ей свою прогулку с Дероне и встречу с молодым незнакомцем.
— Может быть, я ошибаюсь, — заметил он, окончив рассказ, — но мне показалось, что сегодня Кристель чем-то сильно взволнована.
Ему не хотелось говорить Магдалене, что предостережения Дероне побудили его обратить внимание на Кристель.
Магдалена засмеялась.
— Она действительно не отличалась сегодня особой ловкостью, — ответила она, — но вы смотрели на неё такими строгими глазами, что на её месте и у меня пропал бы аппетит. Я очень рада, что вы мне объяснили, в чём дело, а то я думала, что Кристель сделала что-нибудь дурное.
— Да сохранит её Господь от этого! Но мне часто приходит в голову, моя дорогая Магдалена, что все ваши старания воспитать эту девушку ни к чему не приведут. Она остаётся всё такой же дикой и скрытной. В один прекрасный день она убежит от вас в лес.
— Кристель привязалась к нам, и мы можем вполне рассчитывать на её преданность. Во всём остальном вы должны быть снисходительны к ней, Эгберт. Разве я могла заняться как следует её воспитанием? Война со всеми её ужасами происходит чуть ли не на наших глазах! Кристель даже была на поле битвы и вернулась оттуда с трупом вашего друга. Неужели всё это не должно смущать её, когда мы сами находимся в возбуждённом состоянии и вздрагиваем при всяком шорохе?
— Я вполне согласен с вами, Магдалена, но вы упускаете из виду, что картины ужаса, которые проходят перед нею, могут иметь для неё своеобразную прелесть. Если она опять встретит шевалье Цамбелли...
— Вы говорили мне, что он попал в адъютанты императора Наполеона и живёт в Шёнбрунне?
— Я слышал это от Дероне. Вдобавок я сам видел его при Асперпе.
— Нас он пока не удостоил своим посещением, — сказала Магдалена. — Вряд ли он захочет попасться опять мне на глаза. Как он обманул меня тогда! Вместо благодарности за то, что я пригласила его в наш дом, он погубил моего отца. С тех пор меня постоянно мучит мысль, что всё это случилось благодаря моему легкомыслию. Я заставлю Кристель поклясться мне, что она будет избегать встречи с ним.
— Вы сами не должны встречаться с этим человеком, — сказал с живостью Эгберт, подходя к ней.
Они стояли молча одну минуту и смотрели на небо, подернутое тучами. Вдали слышалось глухое завывание приближавшейся бури. Верхушки деревьев шумели то жалобно, то полуторжественно. Под окнами расстилался тёмный сад. Отблеск молнии освещал ветки деревьев и кусты.
Они невольно протянули друг другу руки.
— Что делает теперь графиня Антуанета?! — сказала неожиданно Магдалена. — Вспоминает ли она когда-нибудь о нас?
Эгберт отрицательно покачал головой.
— Нет, Магдалена, она забыла нас. Там на небе
