Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
Екатерина улыбнулась, сказала укоризненно:
– Ну, и жестокий вы человек, Светлейший князь! Смею догадываться, у вас таковых баек наберется с сотню.
– Может статься, – ответствовал довольным тоном князь.
– Я слышала, в Могилеве два года назад, поймав губернатора на шулерстве, вы схватили его за ворот и надавали пощечин. Какого-то вельможу ударили за то, что тот невпопад захлопал вашей же шутке. Можливо ли таковое допускать, mon ami?
– Оные слухи весьма преувеличены, государыня-матушка. Но, вы ведаете, я отнюдь не святой… Святой у нас кто? Михаил Сергеевич Потемкин, но не его однофамилец Григорий Александрович!
– Ох, Светлейший князь, об том ведаю! Беда, естьли бы я была таковой. Вот вообрази, мне сообщили, что…
Но, князь перебил ее: проворно встав, он склонился пред ней, поднес ее руку к губам:
– Я, голубушка моя, совсем не Святой. А вы – самый мягкий правитель во всем белом свете!
Опешившая Екатерина, оглянулась на Ланского. Тот, согласно кивнув, молвил:
– Князь сказывает истинную правду: самая добрая императрица в мире!
Записки императрицы:
Светлейший, после трехмесячного пребывания в Петербурге, паки отбыл на юг страны.
* * *
Князь Потемкин уехал в третий раз на свою Таврическую вотчину и, дабы не скучать без него, Екатерина почти ежедневно окружала себя, опричь Ланского, придворными острословами и весельчаками: Львом Нарышкиным, Александром Строгановым и Федором Барятинским. Время без Светлейшего, несмотря ни на что, летело необычайно быстро. Можливо, у всех счастливых людей время летит птицей.
Пришла веселая и пахучая весна. С князем Потемкиным Екатерина плотно переписывалась. Теперь Светлейший весьма беспокоился об обеспечении своей губернии церковными служителями.
В марте он писал:
«В силу Высочайшего Вашего Императорского Величества повеления, нам с Преосвященным Гавриилом Митрополитом данного, о приискании способов к удовлетворению старообрядцев, живущих в Белоруссии, Малой России и Екатеринославском наместничестве, соображая все обстоятельства, мы находим лутчим способом поручить их Архиерею, которого Епархия будет в Херсоне Таврическом, а между тем, когда угодно будет Высочайшей воле, чтоб повелеть Митрополиту Новогородскому отписать к Архиереям Белорусскому и Славянскому, чтоб помянутым старообрядцам священников давать и по старым обрядам службу отправлять дозволить. Когда же дастся Архиерей в Тавриду, тогда о сих народах подробно предпишется».
Екатерина отвечала:
«Я рассуждаю, что, конфирмовав сей доклад, подам повод ко многим подобным от раскольников прошениям, из чего родиться может Церкви нашей неприятное: иногда раскольникам род привилегии таковой, что раскольники, всегда избегая местных Архиереев установленной власти, захотят быть у избранных ими Архиереев, чего тогда избегнуть инако не можно будет, как разве подчинив все раскольники в России единому Архиерею, чрез что войти могут в состояние прочих в России христианских исповеданий, кои не нашей веры. Сей пункт поныне всегда избегаем был с ними, и по сю пору о сем никто, а наипаче духовный чин слышать не хотел. И для того советую без всякой огласки и без формального установления, чтоб посредством Вашим Архиерей Херсонский и Московский между собою зделали так, чтоб овцы были целы, а волки сыты. О делах же Церкви едва ли и прилично установлять что-либо, минуя Синод».
Получив от князя Пасхальные поздравления, она ему писала: «Друг мой сердечный, твое письмо из Дубровны от 5 сего месяца я получила. Хотя я все праздники выстояла, но, однако, я здорова, а за твои поздравления тебя благодарю и равномерно с прошедшим поздравляю, буде в прошедших письмах о том не упомянуто мною.
Скажи ты мне, друг мой, начисто: буде думаешь, что за язвою или другими препятствами в будущем году в Херсоне побывать мне не удастся, могу тогда ехать до Киева? Лутче, чтоб Бальмен тебя ждал на месте, только, пожалуй, сам не давайся в опасности. Ты знаешь, каковы мне твои болезни.
У нас погода была прекрасная и самая теплая от половины марта, а теперь ненастлива по вскрытии реки.
Что персидские дела плавно идут, тому радуюсь.
В городе слух носится, будто в лейб-гренадерском полку ни копейки денег нет и будто полк так обеднел, что одной суммою затыкивают другую и перебивается с день ото дня.
Прощай, мой друг, Бог с тобою, будь здоров и весел.
Саша кланяется».
Записки императрицы:
Документы на графство Александра Дмитриевича Ланского готовы к отправке.
* * *
Екатерина отмечала день своего пятидесяти пятилетия. Пышный прием, бал, фейерверки, все было приятно. Впервые, как ни странно, она не переживала за то, что прошел еще один год и теперь она стала еще старше. Высвеченная на фейерверке красивая цифра пятьдесят пять не пугала, а удивляла: ей не верилось, что она далеко не молода. О ее возрасте говорило зеркало, но сама она себя ощущала на двадцать лет моложе. Странно, но еще пять лет назад, в пятьдесят, она страшно страдала в день празднования сей даты. Тогда рядом с ней стоял Иван Римский-Корсаков и, глядя на его молодость и красоту, она страшно завидовала всем юным красавицам. Она чувствовала, что ее фавориту хочется быть с ними, а не с нею. Как оказалось, право, она не ошибалась. Теперь же у нее нет такого ощущения. Она уверена в своем Саше Ланском. Она не думала о своей потяжелевшей фигуре, появившемся подбородке и других неприятностях во внешности; зато у нее все такожде молодо блестели глаза, все таковые же густые волосы, красивые руки и свежий цвет лица! И множество других достоинств, о которых ей постоянно нашептывает Сашенька. Паче того, она просто залюблена им сверх всякой меры, и оное его отношение было ее счастием. Посему повседневные и праздничные дни – все были для нее хороши и желанны. Работалось легко, все шло, как по маслу. Вот естьли бы еще не болел так часто Светлейший, и не было бы язвы в Крыму! Особливо радовало, что со дня на день князь должон был прибыть в столицу, но отчего-то он не сообщает точный день своего приезда. Как всегда, он не забыл поздравить ее с днем рождения, на что она ответила в тот же день:
«За поздравление со днем рождения моего благодарствую тебя, друг мой сердечный. Я, слава Богу, здорова и желаю то же слышать и об тебе и чтоб повсюду болезни умалялись, а тебе советую не даваться ни в какую опасность, ибо для меня и для службы твое здоровье нужно. О походе будущего года буду ожидать, что скажешь, Господин Генерал-Фельдмаршал. Только
