Екатерина Великая. Владычица Тавриды - София Волгина
Потемкин, продолжал:
– И беглые запорожцы, ушедшие в Турцию после закрытия Сечи, возвращаются партиями в Россию. Я ведь через нарочных звал запорожцев, живущих у турок на Очаковской степи.
Светлейший, сделав небольшую паузу, с важностью заявил:
– Доношу Вам, государыня, слух о благоденствии их, под Вашего Императорского Величества державою, вселил раскаяние в сердца удалившихся на степь Очаковскую. Из числа оных двести человек, переправясь на наш берег Буга, объявили усерднейшее желание посвятить себя на службу Вашего Императорского Величества. И они, право, будут верно служить Вашему Величеству и не будут прятаться, как некоторые в Спа и Париже.
Екатерина рассмеялась, Ланской заулыбался.
– Сожалительно, но есть и такие князь, – молвила Екатерина.
Потемкин, казалось, никого и ничего не слыша, увлеченно продолжал:
– Даже некрасовцы, в количестве тридцати человек, приехали посмотреть чего им в пределах России ожидать можливо.
– Браво, князь! Трудно поверить! Некрасовцы?
Потемкин сделал намеренно свирепое лицо:
– Вообразите – некрасовцы!
Довольная императрица, иногда обмениваясь взглядами с Ланским, не спускала радостных глаз с Потемкина. Улучшив момент, она с воодушевлением сообщила:
– А я, друг мой, да будет вам известно, одним пером начертала хартию о присоединении Крыма и похвальную грамоту для вас, Светлейший князь!
Потемкин, встав из-за стола, глубоко склонился пред императрицей.
Через два месяца, второго февраля, государыня подписала указ об учреждении Таврической области, генерал-губернатором которой был назначен Потемкин. Ему поручалось подготовить все необходимые материалы, касательно расчетов доходов и расходов, и прочее, для введения в новой губернии принятых во всей империи установлений. В тот же день императрица издала указ о пожаловании Потемкина в президенты Военной коллегии с чином генерал-фельдмаршала, чем, вестимо, новый фельдмаршал был весьма доволен.
Записки императрицы:
Князь Потемкин и другие лица за присоединение Крыма были удостоены похвальных грамот и других наград, в том числе специально выбитыми медалями.
Графиня Екатерина Васильевна Скавронская отправляется в Неаполь к больному мужу.
Указом от 22 февраля 1784 года зачалось одворянивание крымской знати. Татарские и башкирские князья и мурзы приравниваются по правам и вольности к российскому дворянству, включая и право владения крепостными, правда, токмо мусульманского вероисповедания. При том, оставлена попытка закрепостить нерусское население края, башкиры, калмыки и мишари остаются, как и прежде, на положении военно-служилого населения».
* * *
Во время новогодних праздников на Новый 1784 год, благодаря протекции княгиней Дашковой, автора оды «Фелицы» представили императрице во дворце, в Кавалергардской зале, при многих других лицах. Государыня остановилась от него поодаль, несколько раз окинула его быстрым взором от ног до головы и, наконец, подала ему руку. Гавриил Романович Державин был поражен ее величественным видом. Понимая судьбоносность момента, он подошел к ней на дрожащих ногах.
От княгини Дашковой он узнал, что императрица, хотя и разослала вельможам стихи «Фелицы» с отметками, что к кому относится, но делала вид при дворе, будто бы не догадывается, что похвалы Фелице относятся к ней, и удивлялась смелости, с какой ода написана. Гаврила Державин, при встрече с Светлейшим князем, был приглашен в его покои и там провел с ним время до утра, разбирая оду по строчкам. При сем, князь оставил почти без аттенции слова о себе, а все более вычитывал строчки об императрице. Быв весьма доволен одой, он отсыпал другу – пииту ложку брильянтов, отчего Гаврила Державин не мог прийти в себя колико минут.
После праздников, Светлейший князь Григорий Потемкин накануне своего отъезда в Херсон, находясь с императрицей наедине в кабинете, рассказывал ей веселые байки из своей жизни.
– Ох, я сегодни и подтрунил над своим секретарем Петушковым, – рассказывал он ей, весело покачивая ногой, накинутой на другую.
Екатерина приготовилась посмеяться, ибо знала, каковой шутник Светлейший.
– Так вот сей секретарь хвастался, что может добыть мою подпись, естьли даже у меня не будет желание ничем заниматься. Об том мне донес мой управляющий делами, Василий Попов.
– Не следует слушать никаких доносчиков, князь, – молвила нравоучительно Екатерина, но Светлейшего аттенция была сосредоточена на его рассказе.
– Вот пришел сей Петушков ко мне и объяснил срочность дела. Я и подписал бумаги одну за другой.
Потемкин засмеялся, глядя на в внимающую ему, государыню.
– И что? – спросила она.
– И все! Воображаю его лицо, когда он, вернувшись в канцелярию, обнаружил, что под каждым документом значилось: «Петушков, Петушков, Петушков».
Екатерина фыркнула и громко рассмеялась:
– Князь, можливо ли так издеваться над подчиненными? – намеренно ворчала она, с укоризной взглядывая на него.
Она ведала о его бесцеремонности и умении глумиться над теми, кто чем-то ему не понравился.
– Так вот, – продолжал Светлейший, – известный вам по сочинениям своим Денис Иванович Фон Визин, как вы знаете, был облагодетельствован графом Иваном Ивановичем Шуваловым. Но сей поборник правды и справедливости, увидя паче пользы быть в милости у меня, перекинулся ко мне.
– Это при том, Гриша, что он знал о твоей неприязни к Шуваловым!
– То-то и оно, государыня-матушка! Пуще того: он много острого и смешного говорил насчет бывшего своего благодетеля. Вы же знаете, как не худо он оное умеет учинять.
– По крайней мере, от чтения его ‘’ Недоросля’’ все надрывают животы от смеха.
– Так вот, матушка, недавно, я, быв в досаде, сказал ему насчет некоторых лиц, как они мне надоели. Фон Визин мне и посоветовал не пускать их к себе. Я ему и пообещал впредь так и учинять.
Екатерина все с большей аттенцие выслушивала князя.
– Так вот, – продолжал Григорий Александрович, – на другой день Фон Визин приезжает ко мне, а швейцар ему доложил, что князь, стало быть, я – не приказал его принимать.
– Любопытно, любопытно, – проговорила императрица, глаза ее уже смеялись.
Князь, улыбаясь, продолжил, говоря голосами Фон Визина и швейцара:
«Ты, верно, ошибся, – сказал уязвленный Фон Визин, – ты меня принял за другого». – «Нет, – отвечал тот, – я вас знаю, и именно Его Светлость приказал одного вас токмо и не пускать, по-вашему же намедни совету».
Екатерина паки прыснула и засмеялась. Потемкин широко улыбался, глядя на нее.
– Развеселил вас, матушка?
– Не то слово!
– Тогда вот вам еще история, – разошелся князь, хитро поглядывая на государыню.
– Стало быть, один генерал, коего я не желал видеть, прождав в приемной несколько дней, стал возмущаться: «Можно бы, кажется, и чин мой уважить! Ведь я не капрал!» Его ввели в кабинет. Я стал подниматься с кресел… «Помилуйте, ваша светлость! – начал генерал. – Не беспокойтесь!» – А я лицо сморщил и ему в ответ:
