Хамза Есенжанов - Яик – светлая река

– Ведите нас! Мы с вами.

Воспользовавшись указанием губернатора, я отправился вдоль реки Елек до Карасу, чтобы выведать об истинных намерениях Черноморцева. Подполковник выехал в степь проводить выборы волостных управителей и аульных старшин согласно «Степному уложению». Комиссия собрала народ, объяснила новый порядок и услышала в ответ:

– Убирайтесь своей дорогой!

В этом неповиновении Черноморцев обвинил прежде всего меня. Однако не подал виду и решил схитрить: послать меня отсюда в Уральск, якобы с донесением генерал-губернатору Веревкину.

– Донесение весьма важное и срочное, – сказал начальник уезда. – Привезешь ответ. Если выполнишь поручение, твои заслуги будут отмечены.

Я ответил с готовностью:

– Есть, господин подполковник! Отказываться от доброго дела не в обычаях моего народа.

Дали мне солдата-калмыка, и отправился я в Уральск.

Конечно же, по дороге я вскрыл секретный пакет. «Человек, вручивший вам это письмо, является главным подстрекателем киргизов к бунту», – говорилось в нем.

Что было дальше, понять нетрудно. Весть о коварстве Черноморцева облетела степь.

– Обезглавить всех! – решил народ.

– Нет, уничтожать комиссию не имеет смысла. Лучше отправимся в сторону Уила и поднимем тамошние аулы, – решил я и с отрядом вооруженных джигитов пошел через Елек в Уил.

Так начался поход в ответ на коварство царских сатрапов.

Как только «Степное уложение» было утверждено монаршей волей Александра Второго 21 октября 1868 года, началось его проведение в жизнь с помощью оружия. Из Уральска вышел отряд подполковника барона Штемпеля и, пройдя Анхаты и Шидерты, направился в сторону реки Калдыгайты. А отряд подполковника Новокрещенова из Оренбурга двинулся к реке Жем, в глубь казахской степи. Этот отборный казачий отряд из пятисот всадников решил прежде всего усмирить большой род Байулы. Само собой понятно, грозный отряд с ружьями и пушками устрашающе подействовал на мирных кочевников. К тому же, подобные отряды, как стало известно, появились и в приморских степях за Мангыстау, и возле Калмыкова – среди густо населенных аулов вдоль Яика. Неподалеку от Оренбурга, на землях родов Шекты и Табын также выросли казачьи укрепления.

Едва дошел слух о том, что казачье войско вышло из Оренбурга, как мы первым делом расставили по дороге дозорных.

– Выследим их, отрежем обратный путь, налетим из засады! – горячились джигиты. Но я думал иначе.

– Чем глубже враг проникнет в степь, тем хуже для него. Он не сможет получить оружие, продовольствие, не сможет заменить подводы и коней. Чем длиннее будет их путь, тем больше измотаются солдаты и тем легче будет наша победа, – уговаривал я джигитов. Батыр Айжарык поддерживал меня.

Налево от нашей стоянки начиналась бескрайняя степь Мангыстау, а справа лежало низовье реки Жем, травянистое, плодородное.

Послав в аулы возле притоков Каракобда и Сагыз нарочных для сбора людей, Айжарык с двумя тысячами джигитов расположился у холма Алкельды.

Самое надежное в походе – быстрый и сильный конь. Для смены в нужный момент джигиты держали в поводу еще по одному коню. Основное оружие – кривые сабли и секиры. Фитильные ружья имелись лишь у одного из десяти воинов, у остальных – луки. Густо увешанные колчанами со стрелами лучники были похожи на больших ежей. Среди них было немало искусных стрелков, способных поразить цель в двухстах саженях. Иные стрелы прошивали шею коня. Многие джигиты умели на всем скаку поднять с земли на кончике копья засохший катышок. Но сильнее любого оружия в бою – львиное сердце воина. Немало джигитов с таким отважным сердцем полегло под градом пуль и ядер царского войска…

Высокий холм Алкельды стоял на левом берегу Жема. Днем и ночью на его вершине находились дозорные. Стоило появиться облачку пыли вдали, как раздавался крик: «Враг идет!» Этот предостерегающий клич того времени на века дал имя холму: «Алкельды» – «враг идет».

Этот холм оказался в руках врага. Отряд Новокрещенова, пробравшись вдоль реки Жем, расположился здесь на стоянку, расставил дозорных и установил пушки, давая понять, что этим местом он завладел навсегда.

– Ну теперь уже хватит! – сказал тогда Айжарык своим воинам. – Ни на шаг не пропустим дальше обнаглевшего врага! За детей и жен наших! За землю наших отцов! За веру! За жизнь! Вперед, батыры мои!..

Двухтысячное войско разделилось на четыре отряда, готовясь к битве. Родовой клич раздавался окрест:

– Агатай! Агатай!

– Каратаз! Поддержи нас!

– Жилкиши-ата!

– Каракете!

Первым ринулся в бой батыр Кейкиман из рода Исык. Почти весь его отряд – триста человек – имел копья, лучников было всего лишь двенадцать. Конник с копьем опаснее, чем с луком, на ходу из лука стрелять трудно, легче из засады, когда есть возможность спокойно прицелиться.

По команде батыра, первый конный отряд наметом ринулся на казачье укрепление. Другой отряд, находясь от первого за две версты, начал приближаться легкой рысью. Казаки тоже разделились и, растянув ряды, застыли в ожидании команды. Мы видели, как они выхватили сабли, приготовились к рубке.

«Ну сейчас сойдутся стена на стену, – решили мы. – Наши с копьями и те с саблями». Но казаки почему-то медлили, подпускали наших джигитов все ближе.

– Как только ринется в бой Кейкиман, бросайтесь вперед и вы! – распорядился Айжарык.

Кейкиман уже подскакал вплотную к цепи казаков. До нас донесся многоголосый крик:

– Аруак!.. Аруак!

Мы следили, затаив дыхание. «Вот теперь начнут колоть – рубиться», – думал каждый из нас.

– Смотри, дрогнули, не выдержали!..

– Убегают, смотри! Бегут казаки!

Но казаки не убегали, они лишь расступились и тогда наши джигиты оказались лицом к лицу с солдатами. Ружья их ощетинились штыками. Грохнул залп. Вздрогнула земля. Будто огнем обожгло Кейкимана, с кличем вырвавшегося вперед. Он упал на шею своего скакуна…

Вооруженных копьями и секирами степняков солдаты встретили ружейным огнем.

Когда дым рассеялся, мы увидели, что передние ряды всадников скошены пулями, смяты. Задние, не удержав коней, хлынули на них, топча раненых и убитых. Ударил второй залп и вторая волна джигитов упала, как подкошенная трава. Погиб батыр Кейкиман, но бездыханное тело его не коснулось земли – два джигита на полном скаку подхватили тело батыра и повернули назад, увлекая за собой остатки отряда.

Айжарык с вершины холма видел вражескую западню, он кричал что есть силы, пытаясь предостеречь Кейкимана, но тщетно, – батыр не расслышал его команды.

Теперь бросился на врага сам Айжарык, стараясь увлечь за собой столпившихся в растерянности джигитов. И в то же время, с другой стороны на помощь предводителю ринулся в атаку второй отряд, впереди которого на бело-сивом коне несся Кобланды, известный акын из рода Алаша. В яростном намете с кличем на устах мчались за Кобланды шестьдесят его джигитов. Казалось, их бросили в бой яростные пламенные стихи поэта:

Когда, по-волчьи нюхая след,По-лисьи скользя всю ночь напролетВ броне, на которой – тяжелый лед,Копьем разя и подняв наш стяг,Тебя мы изгоним, коварный враг?

Казаки Новокрещенова были уверены, что после гибели джигитов Кейкимана, остатки степняков обратятся в бегство. И вдруг новый отряд вылетел на них. Со свистом полетели стрелы. Боевым кличем, казалось, была оглушена земля. Вздымая пыль, в едином порыве мчались шестьдесят джигитов. Трепыхал на ветру стяг на длинном копье.

Цепь конных казаков дрогнула, но солдаты продолжали стоять в боевом порядке.

Падучей звездой несся впереди отряда Кобланды, держа в левой руке повод, а в правой боевое копье. Пучок орлиных перьев колыхался у него за спиной. Айжарык пустил своего коня на соединение с джигитами акына.

Казаки упрятались за спинами солдат. Офицер что-то орал, размахивая руками. Солдаты стали поспешно перестраиваться, чтобы встретить огнем отряд Кобланды.

Дальнейшее произошло молниеносно: недружный ружейный залп, казалось, заглох под топотом коней; пыль, дым, – все смешалось; топот коней, храп, визг, крик – сплошной гвалт стоял над степью. Люди, кони закружились, завертелись, замелькали в куче – так, еле видимая, трепещет в клубах серой пыли только что сваленная бурей юрта…

Лишь через некоторое время стало возможным понять, что случилось. На солдат, едва успевших выстрелить, вихрем налетели джигиты. Задние их ряды врезались уже в свалку людей и коней, в огромную пасть смерти. Никто не дрогнул, ни один не повернул обратно. Солдаты рассыпались в панике, пустились, кто куда. Половина из них была заколота копьями, задавлена копытами коней. Но тут опомнились казаки и ринулись на разрозненный остаток отряда Кобланды. Рубились они остервенело…

Ни один из шестидесяти джигитов не вышел из боя. Айжарык пал под казачьей шашкой.