Экспедиция надежды - Хавьер Моро
13
Прошло несколько недель, а письма от Бенито так и не было. Вначале Исабель думала, что у жениха просто нет времени, или же у почтовой службы возникли сложности. Затем она встревожилась: может, он ранен и не в силах взяться за перо? Бессознательно она отгоняла мысль, которая постепенно занимала все больше места в ее думах, по мере того как шли дни, а весточки так и не появилось: «А если он пал в бою?»
– Нет, конечно, ты бы наверняка узнала, – успокаивала ее кухарка, единственная наперсница.
Она говорила так, не уточняя, каким именно образом удалось бы об этом проведать. Исабель, в смятении чувств, предпочитала ей верить, дабы избежать боли. Когда чаша страданий переполнилась, однажды вечером она отправилась в казармы и спросила про капрала Велеса. Ее заверили, что он не убит и не ранен, по той простой причине, что их отряд не участвовал в боях из-за трудностей с продовольственным снабжением. Французы по-прежнему удерживали баскские провинции и север Каталонии. «Тогда почему же он не пишет? – в отчаянии думала Исабель. – Ведь он поклялся!»
Кухарка места себе не находила, видя, как она страдает, и в особенности потому, что с каждым днем Исабель выглядела все хуже. Темные круги под глазами выделялись на мраморнобледном лице. Она постоянно чувствовала усталость, а ее былая ловкость, с которой она всегда развешивала белье или разжигала камин, исчезла без следа. Если приходилось прислуживать за столом, ее мутило от запаха еды. Однажды кухарка пригляделась к ногам Исабель – их испещряли толстые, как червяки, вены – и воскликнула:
– Детка, да ты беременна!
Исабель похолодела. Некоторое время назад она заметила, что ее грудь набухла, но не придала этому значения.
– И сколько месяцев у тебя задержка?
– Один… ну, почти два.
Ей не хотелось прислушиваться к изменениям своего тела; невольно она отвергала, хоть и угадывала интуитивно, неизбежный вердикт. Лучше уж питать сомнения, чем осознать чудовищную истину. Когда кухарка без экивоков выпалила ей правду, сердце девушки пронзила такая острая боль, словно ей в грудь всадили нож. Но эта простая грубоватая женщина была права. Исабель беременна, и это катастрофа, потому что она ждала ребенка от исчезнувшего из ее жизни человека. От мужчины, которому она поторопилась отдать всю себя в обмен на слова. Она поставила все на эту карту и проиграла. Исабель жила в мире, где честь женщины определялась ее чистотой, а честь мужчины призывала хранить чистоту женщин, находящихся на его попечении. Потеря чести оборачивалась позором и презрением окружающих.
Исабель присела, борясь с тошнотой. Ее будущее, планы, мечты, стремление к совершенству – все пошло прахом. И, возможно, ее работа тоже.
– Пожалуйста, умоляю, не говори только ничего дону Херонимо.
– Я ничего не скажу, – отвечала кухарка, – тебе придется сообщить это самой.
– Только не сейчас, я не могу.
– Хорошо, но потом ты должна это сделать.
В тот миг она еще тешила себя надеждой, что Бенито Велес может объявиться вновь.
По окончании войны солдаты в унынии вернулись в свои казармы. Но Бенито исчез без следа. Исабель всячески отказывалась признать, что ее любовь была всего лишь фантазией, что она попалась в древнюю, как мир, самую банальную и самую глупую ловушку, которую испокон веков мужчины подстраивают женщинам, – пообещать женитьбу в обмен на близость. А как же жизнь в Америке, как же дети, которых они собирались произвести на свет? Разве он не говорил, что это святое?
Об этом же напевала и кухарка:
– Красавица-дочка, не стоит влюбляться, словам кавалеров нельзя доверяться.
Сама мысль о том, что ее так беззастенчиво обольстили, была ненавистна девушке, а по ночам на поверхность пробивалось бессознательное, раз за разом погружая ее в повторяющийся кошмар: она застигнута пожаром в объятом пламенем доме, и Бенито в своем алом сверкающем мундире является, чтобы спасти ее. Она просыпалась в поту, обливаясь слезами, – столь разителен был контраст с действительностью. Как только получалось ускользнуть из дома, она возвращалась в те места, где они вместе гуляли, словно могло случиться чудо и вдруг из ниоткуда возник бы Бенито. Исабель расспрашивала его однополчан, выкрикивала его имя на аллеях парка, не обращая внимания на недоуменные взгляды прохожих, писала письма, остававшиеся без ответа. Если он и был жив, то перестал существовать. Постепенно пришло осознание того, что она одна на белом свете, а в ее чреве подрастает ребенок, который вскоре изменит ее жизнь. К концу дня Исабель зарывалась лицом в подушку, представляя себе, как возвращается в деревню, к холоду и грязи, одинокая, с ребенком в подоле, и захлебывалась в рыданиях. Теплое отношение семейства Ихоса не приносило никакого утешения; Исабель его не заслуживала. Она ощущала себя заблудшей овцой, изгоем.
Она была уже на третьем месяце, но до сих пор ни в чем не призналась своим хозяевам, несмотря на то, что подруга-кухарка постоянно ей об этом напоминала. Исабель была настолько уверена, что ее тут же уволят, что никак не находила в себе смелости; в глубине души она продолжала верить, что ее жених вернется. Дважды в неделю она ходила в полковую канцелярию в Ла-Корунье, где через месяц ей сообщили, что, наконец, Бенито нашли и он жив. Однако всплеск радости длился недолго, ровно до той секунды, когда офицер сообщил ей, что след жениха теряется в Севилье. Исабель решила, что он уехал в Америку один, а ее не известил, поскольку не мог взять ее с собой… Было невозможно смириться, что Бенито попросту окончательно ее бросил, забыл, обманул, что ее вычеркнул из памяти человек, которого она так любила. Этого она допустить не могла. Она находила тысячи причин, чтобы найти ему оправдания, питая надежду, что в один прекрасный день он вернется за ней и за своим сыном, с карманами, полными денег. Эта мечта была ей необходима, чтобы не пасть духом, потому что перспективы виделись весьма прискорбными. Мысль о том, чтобы вытравить плод, она даже не рассматривала. Подкинуть
