Экспедиция надежды - Хавьер Моро
11
По вечерам, во время прогулок по Ла-Корунье под крытыми галереями квартала Пескадерия, Бенито Велес пытался уговорить Исабель:
– Ну-ка, скажи, где твой хозяин сколотил состояние?
Она пожимала плечами. Тогда он сам отвечал:
– В Америке, точно не здесь. Америка – для таких, как мы, для тех, кто не боится рисковать…
– Ну ты и нахал! Сравниваешь себя с моим хозяином?
Гранадец совершенно не стеснялся ставить себя на ту же высоту, где обретались самые именитые горожане.
– Я только хочу сказать, что в этой жизни все возможно.
Для него не существовало непреодолимых препятствий и недостижимых целей. Этот же энтузиазм и уверенность в своих силах он внушал и Исабель, которая так нуждалась в чьей-нибудь любви и участии. Отсюда до предложения руки и сердца оставалось не более шага, который капрал и преодолел в свойственной ему непосредственной шутливой манере:
– Мы с тобой поженимся, сядем на кораблик…
– Да ладно тебе… Любви солдата нет веры… – отвечала она со смехом.
– Через пару лет вернемся, купим себе дом в верхнем городе… Или ты собралась всю жизнь в служанках провести?
Воцарилось молчание, и через какое-то время он произнес:
– Разве не говорится, что лучше черту служить, чем в служанках ходить?
Эта поговорка была популярна, и Исабель не раз уже ее слышала. Она задумалась. Нет, подобной участи она не желала. Работа служанки – это необходимая ступенька, чтобы вырваться из деревенской нищеты, но уж никак не окончательная цель. Все девушки стремились выйти замуж, и тогда большинство из них увольнялись. Выйти замуж, завести детей, обустроить свою собственную жизнь, а не взятую взаймы. Этот мужчина умел придать смысл ее существованию.
Поэтому Бенито превратился для Исабель в настоящее наваждение. Для деревенской девушки, оказавшейся в городе без семьи и без друзей, он воплощал спасательный круг, яркий луч, который освещал ей путь, затмевая маяк Башни Геркулеса. Он постоянно присутствовал в ее мыслях, она замечала его в рыночной толпе даже тогда, когда его там не было, просыпалась по ночам в полной уверенности, что он ждет ее под окном. Чтобы сократить вечность от воскресенья до воскресенья, солдат подлавливал Исабель за углом, когда она шла за детьми или за водой к источнику, как в первый раз. Это были мимолетные свидания, такие призрачные, что порой Исабель сомневалась, уж не порождение ли это ее буйного воображения. Иногда Бенито показывал ей краешек конверта, в котором он оставлял на каменной кладке прядь волос, цветок или, как случилось однажды, официальное предложение руки и сердца. Взволнованная и встревоженная, Исабель вернулась в дом, не зная, что и думать; в растрепанных чувствах она принялась машинально пересчитывать столовые приборы, менять воду в вазах, накрывать на стол и мыть оконные стекла.
Ответ она дала через несколько дней, когда они сидели на волнорезе и наблюдали за хлопотливой суетой кораблей в бухте. Ей подумалось, что в мире нет никого, кто бы так нуждался в спутнике, как он, чтобы осуществить свои грандиозные планы; с другой стороны, ей самой он был нужен, как воздух, и поэтому сказала «да». Если уж проводить остаток дней в услужении, то она предпочла бы заботиться о муже, способном подарить ей детей и обеспечить достойную жизнь, чем стараться ради чужих людей, как бы нежно она к ним ни относилась. Так что они стали еще одной парочкой, которые гуляют воскресными вечерами по парку или по проспекту, воркуют о завтрашнем дне и выбирают имя для будущих отпрысков, не обращая внимания на хулиганский шепот какого-нибудь прохожего:
– Не к лицу служанкам шляться по гулянкам…
Четких планов будущей свадьбы у них не было, так как не было и денег. Оставалось лишь тешить себя иллюзиями некоего совместного будущего в каком-нибудь уголке обширной Испанской империи, где жизнь окажется слаще, чем в дождливой и нищей Галисии. В те дни Исабель не ценила своего счастья. Оно стояло в том же ряду привычных вещей, как обедать каждый день и не мерзнуть от холода.
Большая часть разговоров сводилась к нелепым фантазиям о будущем величии Бенито Велеса; на свой день рождения он настоял, чтобы Исабель пошла с ним на оперу в театр Сетаро[13].
– Но это же дорого! – запротестовала Исабель.
– У меня есть билеты! – похвастался капрал, триумфально потрясая в воздухе двумя полосками бумаги.
Исабель всю неделю провела в мечтах об опере, которая представлялась ей чем-то роскошным и экзотическим. Она попросила портниху заузить воскресное платье, по случаю надела нижние юбки, на плечи накинула взятую взаймы мантилью и нарумянила щеки, чтобы скрыть природную бледность. Кабы не отсутствие драгоценностей, она могла бы сойти за дочку добропорядочного семейства, а не за служанку. Вместе с капралом в форме они составляли прелестную пару. Но сколь велико было разочарование Исабель, когда оказалось, что театр – это всего лишь ветхое здание, зал без украшений, с облупившейся росписью и следами протечек. В довершение всего, билет, который ей вручил кавалер, не давал права занять сидячее место; его самого это ничуть не волновало. Им пришлось стоять в глубине, среди шумной толпы простолюдинов, тогда как господа наслаждались представлением из бархатных кресел партера, а избранные семейства – из лож. Спектакль начался с того, что какой-то мужчина полез под потолок, схватился за веревку и прыгнул в пустоту. Тут же поднялся занавес, смягчая падение. Так и тянулось это унылое действо, скучное и настолько долгое, что у Исабель разболелись ноги. Внезапно, уже ближе к концу представления, музыканты перестали играть. Актеры смолкли, среди публики поднялись шепотки. На сцену вышел директор театра в окружении группы войсковых офицеров и гражданских чиновников; актеры тут же столпились около вновь прибывших. Исабель поняла, что происходит нечто важное. Публика явно нервничала. Накоротке посовещавшись с начальством, сопрано вышла вперед и обратилась к залу:
– Сегодня, седьмого марта тысяча семьсот девяносто третьего года, Франция объявила Испании войну!
Исабель и Бенито в панике смотрели друг на друга. Под оглушительный свист, топанье сотен пар ног, крики «Да здравствует Испания!» и восторженные вопли прима объявила, что французские революционеры, возмущенные стараниями короля Испании Карла IV спасти своего кузена Людовика XVI от гильотины, объявили войну Испании во имя свержения с трона еще одного Бурбона и начала революции для испанского народа. Завоеватели уже захватили долину реки Аран.
Казалось, сами
