Смерть консулу! Люцифер - Жорж Оне
— Нет, он был хорошим человеком и любил тебя. К тому же мёртвые не могут чувствовать ненависти к живым.
— Ах, если бы это так было на деле! Но они преследуют нас даже ночью, во сне.
— Однако вам пора идти, — сказал Эгберт, обращаясь к слуге.
Носильщики подняли покойника и в сопровождении Леопольда двинулись в путь.
— Иди за ними, Кристель. Дай руку Леопольду, — сказал Эгберт. — Завтра ты будешь в Гицинге и не уйдёшь больше из дому. Теперь ты знаешь, что такое битва, и никогда не забудешь этого.
— Иду, — ответила Кристель, но, сделав несколько шагов, быстро вернулась и спросила шёпотом Эгберта, — У вас ещё камень?.. Я отдала его вам в Гмундене.
— Да, он у меня. Что это тебе вздумалось? — спросил Эгберт, взяв её за руку.
— Берегите его.
— Что с тобой? Как у тебя блестят глаза! Рука твоя дрожит. У тебя лихорадка. Уходи скорее отсюда, от всех этих ужасов.
Носильщики шли впереди. За ними следовал Леопольд с Кристель. Ещё момент, и шествие скрылось из глаз Эгберта во мраке ночи.
Эгберт вернулся к войску на кладбище. Природа взяла своё. Несмотря на постигшее его горе, печальные образы и мысли, наполнявшие его душу, он погрузился в глубокий сон. Голова его покоится на разрытой могильной насыпи. Ярко горят звёзды в тёмной синеве прозрачного неба.
Но вот одна за другой меркнут звёзды перед утренней зарей. На аванпостах слышится треск нескольких выстрелов.
На деревенской башне только что пробило четыре часа.
Спящие быстро поднимаются на ноги. Торопливо едят солдаты. Щедрее чем когда-либо их угощают вином.
Но вот уже выстроились в боевом порядке пехота и конница. Забыты все невзгоды, вынесенные страдания и опасности. Равнодушно смотрят солдаты на груды мёртвых, которых не успели убрать в прошлую ночь, на чёрные развалины обгоревших домов и окружавшую их картину разрушения. Звонко раздаются в утреннем воздухе звуки боевой музыки.
Австрийские полки, собранные под Асперном, ждут нападения Массены, чтобы дать время Розенбергу овладеть окончательно Эслингеном.
Перед церковью построены австрийцами баррикады из развалин сгоревших домов. Наискосок от церкви, на углу узкой улицы, ведущей в открытое поле, находится большой двор с уцелевшим каменным домом, который по своему расположению представляет естественное укрепление. Защита его поручена небольшому отряду волонтёров под началом Эгберта.
Крепкий двухэтажный дом, стоящий на высоте, мог легко выдержать непродолжительную осаду. Окна и дверь нижнего этажа заделаны наглухо. У верхних окон и проломов крыши поставлены лучшие стрелки. Если бы неприятель вломился в наружную дверь и овладел лестницей, то для осаждённых был ещё выход в сад, где они могли удобно укрыться за группой старых вязов и длинным рядом кольев на грядах. У крепких ворот, ведущих во двор, поставлены две заряженные пушки.
Эгберт, поднявшись на крышу дома, мог видеть всю боевую линию австрийцев на восток и на юг до Лобау, где стояли французские войска. С обеих сторон несётся конница по полю между деревнями. Ярко блестит утреннее солнце, отражаясь на кирасах французов. Быстро летят им навстречу венгерские гусары в своей фантастической одежде, размахивая саблями. За ними собирается густая масса пехоты, один за другим строятся полки.
Против своего обыкновения, несмотря на усиленный бой барабанов, медленно подходят к Асперну два полка из дивизии St.-Cyr, посланных Массеной в этот кратер, который снова начинает выбрасывать огонь.
Шаг за шагом продвигаются французы среди развалин жилищ и опустошения, произведённого пятичасовым боем, постоянно встречая новые препятствия. Невольно содрогнётся солдат, переступая через трупы; каждого занимает мысль, что, быть может, его постигнет та же участь и по окончании битвы подберут и его труп вместе с этими бледнолицыми товарищами, на которых смерть наложила свой неизгладимый отпечаток. Упорно защищают австрийцы от неприятеля каждую пядь земли, пользуясь для своего прикрытия всяким выступом дома, остатком стены или забора.
— Наши отступают, — кричит Эгберт волонтёрам, сходя со своего наблюдательного пункта. — Будьте наготове! К оружию!
Австрийцы бегут в церкви. С криком «Vive l’Еmреrеur!» преследуют их французы; но тут из соседнего дома их встречают тремя ружейными залпами. Пять человек убито наповал, около двадцати раненых выбывают из строя. Французы на минуту приведены в замешательство, так как в пылу преследования они не заметили каменный дом, стоявший в стороне.
Начальники тотчас же решаются разделить свои силы: один полк остаётся у церкви, другой начинает штурм дома. Французы выламывают дверь топорами и врываются в длинные сени. Эгберт, окружённый волонтёрами, встречает их со шпагой в руке и гонит их вниз по лестнице на узкую улицу. Такой же неудачей кончается попытка французов овладеть воротами; пушечные выстрелы вынуждают их отступить. Если бы в это время подоспело ожидаемое подкрепление, то победа была бы решена в этом месте. Между тем силы австрийцев слишком недостаточны для погони; французы возвращаются назад, делают вторичный приступ и врываются во двор через полуразрушенные ворота, несмотря на пушечные выстрелы. С штыком в руке и с дикими криками пробивают они себе путь к дому.
В этот момент австрийский батальон, выйдя из соседней улицы, нападает с фланга на озадаченного неприятеля.
Битва принимает более благоприятный оборот, но австрийцы слишком удалились от церкви и дома. Они со всех сторон окружены неприятелем; часть батальона рассеяна, другая обращена в бегство. Эгберт воспользовался временным удалением неприятеля, чтобы спасти своих людей и оба орудия. Один из лейтенантов ведёт остатки отряда к церкви. Эгберт с десятью волонтёрами прикрывает его отступление. Три часа длилась осада: дальнейшая защита дома была свыше человеческих сил; все окна прострелены, двери и ворота выломаны, половина стены, окружавшей двор, лежала в развалинах.
Но вот опять возвращаются французы. С бешенством видят они отступление небольшого отряда и громко требуют сдачи. Эгберт со своими товарищами был бы тотчас окружён ими, если бы они могли воспользоваться превосходством своих сил. Но улица покрыта полусгоревшими брёвнами, досками, плугами, телегами, обломками домашней утвари, трупами людей и лошадей; всё это затрудняет нападение. Наконец французы преодолевают все препятствия и бросаются на горсть храбрецов.
Пуля попадает в грудь Эгберта, но он не чувствует ни раны, ни боли. Видя, что отряд его скрылся за оградой кладбища, он старается шпагой отклонить направленные против него штыки. Вторая пуля ранит его в правую руку; шпага его сломана, но он хватается за неё левой рукой.
— C’est un brave! — кричат французские солдаты. — Пощадите его.
— Сдайтесь, милостивый государь! — сказал их начальник, обращаясь
