Смерть консулу! Люцифер - Жорж Оне
Французы обращены в бегство.
— Да здравствует Австрия! — воскликнул Гуго. — Друзья, за мной! Не давайте им пощады! Сегодня, с Божьей помощью...
Он недоговорил своей фразы и упал на землю, обливаясь кровью. Пуля поразила его в грудь.
Эгберт видел, как упал его друг. Но у него нет времени для слёз. Суматоха битвы бешено увлекает его за собой. Всё, что потом происходит вокруг него, исчезает и путается перед его глазами, как неясные туманные картины. Сквозь облако дыма видит он ужасы, которые совершаются вокруг него.
Только теперь, когда затих шум битвы, сознание действительности вернулось к нему.
— Вы всё ещё без шляпы! — заметил ему со смехом один из товарищей.
Эгберт машинально поднял солдатскую фуражку, лежавшую на земле, и надел её на свои развевающиеся волосы. Точно тяжёлый камень свалился ему на грудь. Хотя у него нет ни одной раны, но он чувствует боль во всём теле от множества ушибов, шрамов и царапин, полученных в пылу битвы. Бессильно опускается он на земляной вал, изрытый пулями. Слёзы дрожат на его ресницах. Умер его любимый друг! Воображение рисует ему счастливые часы, которые они пережили вместе, их путешествие, шутки, мудрые изречения Гуго. Пропала молодая сила с её стремлением к идеалу и с её блестящими надеждами!
— Вот она война! — с горечью проговорил Эгберт, заливаясь слезами, как будто бы гибель Гуго заключала в себе все ужасы войны, забывая, что помимо него в этот день убиты тысячи людей, из которых многие были также молоды и подавали такие же блестящие надежды, как его друг, и которых жизнь была не менее дорога для их близких.
К Эгберту подошёл старый солдат и, думая, что он ранен, предложил ему свою походную фляжку, говоря, что водка лучшее лекарство от невзгод души и тела. Эгберт торопливо выпил глоток и, вскочив на ноги, утёр рукавом слёзы, упорно подступавшие к его глазам. Он стыдился своего малодушия.
С реки дул сильный прохладный ветер. Солдаты, завернувшись в свои шинели, расположились на могилах кладбища, на остатках стен и бруствера, при желтоватом отблеске догоравших домов. Опять зажглась бесконечная вереница сторожевых огней. Участники минувшей битвы, довольные тем, что им удалось избежать опасности, хотят насладиться настоящей минутой, забывая о мёртвых и раненых и опасностях, которые ожидают их на следующий день. Каждый спешит подкрепить свои силы едой, питьём, часом сна и приготовиться к новой кровавой работе. В полудремоте сидит, покачиваясь, солдат, прислонившись к стене и положив ноги на труп. Другие стёрли мётлами лужи крови и спокойно ложатся на это место. Ввиду близости неприятеля запрещено всякое пение и шум. Даже спящие держат оружие в руках. Носильщики отыскивают раненых на поле битвы, чтобы доставить их на перевязочные пункты. Мёртвых складывают на большие телеги и сбрасывают целыми грудами в наскоро вырытые ямы.
Эгберт с ужасом смотрит на эти похороны и решается во что бы то ни стало избавить своего друга от подобного погребения.
С двумя носильщиками и факелом в руках идёт он на вал к тому месту, где убит Гуго. Тело его легко было узнать по офицерскому мундиру с серебряными шнурами. Эгберт освещает факелом бледное лицо убитого и с помощью пришедших с ним людей бережно кладёт труп на носилки и прикрывает его шинелью.
Но куда нести его? Эгберт не может оставить свой пост. Если он отложит это дело до следующего дня, то кто поручится ему за исход предстоящей битвы!
Он не знает, на что решиться, и с отчаянием оглядывается кругом.
Вдали виднеется мерцающий свет фонаря, который, по-видимому, всё приближается к ним.
— Эй, кто тут? Сюда! — кричит Эгберт, поднимая факел, в смутной надежде, что кто-нибудь выведет его из затруднения.
Ожидание не обмануло его. Это были Кристель и его молодой слуга Леопольд, которого он оставил в Штаммерсдорфе.
Любопытство и смутная боязнь несчастья погнали молодую девушку на поле битвы, несмотря на все просьбы и убеждения хозяев гостиницы остаться у них. Леопольд, преданный слуга Эгберта, сын работника в Гицинге, вызвался сопровождать её, в надежде отыскать своего господина.
— Вы живы! — воскликнула с радостью Кристель, внимательно вглядываясь в лицо Эгберта и хватая его за руку. — Вы живы и невредимы! Я видела на дороге убитого; он лежит лицом к земле и стонет, как тот...
Кристель не могла продолжать. Вне себя от ужаса, она крепко вцепилась в его руку, боязливо оглядываясь по сторонам.
Эгберт старался успокоить её, объясняя её возбуждённое состояние печальным зрелищем битвы и множеством мёртвых и умирающих, которых она видела по дороге.
— Бедная Кристель, — сказал он ласковым голосом. — Я знаю, что тебя огорчит его смерть. Посмотри, они убили его!..
С этими словами Эгберт приподнял шинель с бледного лица Гуго. Красноватый отблеск факела на минуту придал ему обманчивую окраску жизни. Рыдая и дрожа всем телом, опустилась Кристель на колени перед носилками. Сделав над собой усилие, она робко взглянула на мертвеца, но тотчас же закрыла себе лицо обеими руками.
— Ты хотела видеть битву, — сказал Эгберт, невольно содрогаясь. — И здесь, и там лежат мёртвые, за нами — сгоревшая деревня. Теперь ты знаешь, что такое война!..
Эгберт отдал необходимые приказания слуге, который с помощью носильщиков должен был перенести тело в Штаммерсдорф и уложить в гроб, а на следующий день доставить его в Нуссдорф. Отсюда ему будет нетрудно добраться до Гицинга, так как все французские войска переведены на южную сторону Вены, к Эберсдорфу.
Эгберт написал также несколько слов Магдалене и просил её похоронить их в саду поместья.
Сложив письмо, он подал его слуге.
Но тот в замешательстве вертел шапку в руках и не двигался с места.
— Позвольте мне остаться здесь! — сказал он после некоторого колебания. — Если завтра... Да хранит вас Господь!..
— Не беспокойся обо мне, Леопольд. Ты окажешь мне большую услугу, доставив тело в Гицинг. Я буду часто писать Армгартам, и ты будешь знать от них, где я. Если вздумаешь, то можешь опять отыскать меня.
Эгберт подошёл к Кристель и, взяв её за руку, поднял с земли.
— Не плачь, Кристель, — сказал он. — Ни слёзы, ни молитвы не воскресят его. Мёртвые немы и не слышат нас.
— Но они не всегда будут немы.
— Это известно одному Богу.
— Как вы думаете, он не сердится на меня?
