Брэд Брекк - КОШМАР : МОМЕНТАЛЬНЫЕ СНИМКИ

Можете себе представить? Так-то вот…

Она рассказывала мне, что в начале у неё бывало всё нормально, потом она отдалялась от настоящей любви, от близости и привязанности, и страхи её становились непереносимы. У неё были крупные проблемы с доверием к людям, и они не решались многие годы.

Будучи девочкой лет семи-десяти, она подверглась сексуальным домогательствам. Она рассказала матери, что отец её подружки прикасался к ней, обнажался перед ней и приставал.

– Но что сделала моя мать – хуже не придумаешь. Она не сделала ничего. Поэтому это дело между нами так и зависло, и я боюсь обсуждать его с ней.

Выслушав Майю, мать никак не отреагировала, наверное, потому, что её саму в молодости домогались, и уже её мать поступила точно так же.

Однако в результате Майя замкнулась – эмоционально и сексуально. С матерью начались ссоры, и после того случая они обе уже не могли ладить. По этой причине в 15 лет она ушла из дому и попала в руки пожилого негодяя, который пустил домогательства по новому кругу.

Ей нужна была женщина-психиатр, которой можно было бы довериться и которая помогла бы справиться с болезненным состоянием, с загнанным внутрь стыдом, корни которого таились в этих сексуальных преступлениях. Но как только я об этом заикнулся, отношения между нами стали ещё хуже.

Я отступил.

Я кончил работу над "БЕЗУМИЕМ", но момент был неподходящий – мне словно воздуха не хватало. Развязка наступила однажды утром в середине ноября, через шесть недель после моего вселения в её квартиру. Было раннее утро, я печатал на машинке, когда зазвонил телефон. Майя крикнула, чтобы я прекратил печатать, – я прекратил. Я пошёл на кухню приготовить кофе и забыл отключить печку. Заметив это, Майя стала на меня орать. Больше я вынести не смог и заорал в ответ.

– Хватит на меня орать. Я устал от твоего визга – ты орёшь с самого подъёма, а я всего-то печь забыл выключить.

– Если б ты не был таким тупым, ты бы сделал так, как я прошу…

– МАЙЯ, ЗАТКНИСЬ, МАТЬ ТВОЮ!

Она швырнула мне в грудь телефонный справочник.

– Звони в аэропорт – заказывай билет. Выметайся из моего дома и из моей жизни!

Я швырнул справочник назад и попал ей по затылку.

– Замечательная мысль, – сказал я.

Она рассвирепела. Схватила мою рукопись и разметала страницы по комнате.

– Чёрт тебя подери! – сказал я. Взял печатную машинку и шмякнул ею об пол. Она разлетелась на сотни осколков – в тот же миг я понял, что наш брак тоже разлетелся на мелкие куски.

– Я убью тебя! – надрывалась она. – Пришибу! Уничтожу!

Схватила пальто и хлопнула дверью.

Не я был причиной той вспышки ярости. Что-то другое. Кто-то другой. То был всплеск глубинной ярости к человеку, надругавшемуся над ней. Она долго носила эту боль в себе, как я носил боль от Вьетнамской войны. И страдания её напоминали посттравматический синдром. Это раздражение проскальзывало в письмах, в телефонных разговорах и особенно часто стало проявляться после нашей свадьбы. Оно едва давало о себе знать в Белла-Куле и ярко разгорелось в Стокгольме.

Тогда я не понимал до конца, что происходит, потому что не понимал её проблем. Вроде всё было хорошо – и вдруг стало разваливаться на куски. Я искал причины в себе и в ней. Я предлагал нам обоим пойти к врачу и во всём разобраться, но она отказалась. Помощь нужна была ей, помощь нужна была нашему браку, но она не соглашалась нивкакую и всё больше проникалась ненавистью ко мне. Я знал, откуда взялась её боль, и именно потому стал для неё угрозой.

Позднее я прочёл много книг о сексуальном насилии и о том, сколько сил приходится прилагать обиженным женщинам к выздоровлению. Для них это долгий путь…

Уже потом я понял, что всё, что можно было сделать и сказать вредного, я сделала и сказал. Потом до меня дошло, чтo с нами случилось и почему нельзя было ожидать ничего толкового без лечения Майи. Но даже лечение не внесло бы ясности, потому что может затянуться на пять-десять лет, а если прервать его где-нибудь посередине…

То улучшения не последует – и прощай здоровый брак.

Я стал одной из её проблем, и мне ничего не оставалось, как уйти. Я тихонько позвонил в агентство, оформлявшее наши билеты в Стокгольм, и заказал билет домой.

Всё получилось наперекос. Мы поругались, и нам обоим было горько. Что-то не сложилось. Повторения нам не хотелось.

Приехав в Швецию, Майя заявила, что в Канаду не вернётся. Швецию, по её словам, она ненавидела, но останется, потому что не может бросить мать одну. А я не хотел жить в Швеции. Я сильно скучал по моему домику, по лесам, горам и диким речкам.

В письмах к ней я писал, что будь она хоть дочерью хранителя маяка, для меня она всегда останется королевой викингов. Писал, что я – Колумб, ибо всегда искал что-то в дальних закоулках света, только не знал что. И поэтому она называла меня Колумбом, – и всё это однажды утром кончилось, когда она отвезла меня в аэропорт Арланда.

– Прости за то, что ничего не получилось, – сказал я, – но сейчас мне надо ставить паруса и выходить в море – открывать неизведанные миры. Это был потрясающий танец, Майя…

– Прощай, Колумб, удачи тебе. Я переживаю за тебя, но не покину своего королевства – и никогда не забуду…

Я поднялся на борт самолёта "Скэндинейвиан Эйрлайнз". Но не того, на который имел билет. Я предполагал лететь в Торонто через Лондон, но в Лондоне в тот день был туман, поэтому я полетел напрямик в Нью-Йорк, оттуда в Торонто, из Торонто ночью в Ванкувер с короткой пересадкой в Калгари.

Первая попытка взлететь в Стокгольме напугала меня. Пилот надавил на тормоза и остановил машину, чуть не въехав в ограждение. Что-то случилось с шасси, и пришлось ждать лишние два часа.

Наконец мы взмыли в небо – в тот день оно было ясным и добрым. С воздуха Норвегия – полная снега и горных отрогов – очень напоминала Британскую Колумбию. Мы пролетели над побережьем и городом Берген, оттуда вышли все мои родственники Брекки.

Я происхожу из большой норвежской семьи по линии отца, но в чикагском телефонном справочнике мы были единственными Брекками. Когда же я работал в Северной Дакоте, оказалось, что норвежцев там тьма и фамилия Брекк так же часто встречается, как фамилии Смит или Уилсон. Ну и, конечно, в Белла-Куле их полно. В долине около 50-ти Брекков, есть даже "Брекк Роуд" – Дорога Брекков.

Мы миновали Гренландию и повернули на юг, к Лабрадору. В жизни не видел ничего более дикого, чем Лабрадор. Повсюду заснеженные горы, огромные протянувшиеся к морю ледники и дикие реки. Нелегко ходить по этой земле.

Наконец я вернулся к первозданности Британской Колумбии и дорогой моему сердцу долине Белла-Кула.

Приятно было снова вернуться домой.

Наш брак оказался неудачным, а развод – наоборот. Мы оформили его в Стокгольме 26-го марта 1990-го года, через полтора года после начала переписки и через восемь месяцев после того, как вымолвили "да" у алтаря.

Мимолётные и сладкие, клятвы вечной любви и преданности – в горе и в радости, в болезни и во здравии – не рассчитаны на долгий срок.

Эти сиюминутные обещания написаны на зыбучих песках сердца двумя любовниками, стремящимися в страну по имени "Навсегда"…

Это новый Эдем…

Его имя – Надежда. И, подобно Любви, она рождается, умирает и снова рождается в сердце человеческом…

– Так где же повозка пошла под откос, – спрашивали друзья, – ведь всё было так романтично?

– Хороший вопрос, – отвечал я, – но думаю, вы уже сделали для себя выводы. Наверное, пора пересматривать наши представления о любви и браке.

В одном из первых писем Майя рассуждала о встрече с "другой половинкой" – с мужчиной, который подберёт ключ к её любви. Она считала, что мы все лишь "половинки" и что, встретив "своего единственного", мы только тогда составим целое, потому что две человеческие половины равны единому целому. С такими представлениями воспитывали её в Швеции. И с такими же понятиями в Америке растили меня.

Но в наши дни мы понимаем, что это ложь.

Или не понимаем?

Добрые отношения предполагают наличие двух полноценных личностей, которые решают – но не обязаны – быть или не быть отношениям, и при этом понимают, что каждый из них может обойтись без другого.

В противовес этому существует путаница и подмена понятий, когда оба человека убеждены, что не могут обойтись друг без друга.

Так что ж, возможно ли это? Разве всем нам не внушали, что неразрывные отношения и есть настоящая любовь?

Особенно женщинам вбивают в головы, что их судьба – найти свою любовь и посвятить ей жизнь. То, что подаётся как настоящая любовь, на самом деле привычка. Но в нашей музыке мы прославляем мысль о страданиях и сердечной боли и нашими книгами о любви распространяем миф о том, что счастье и совершенство заключены в другом человеке.

Скотт Пек в книге "Неторенный путь" пишет, что "любовь – это желание продлить своё "я" ради подпитки своего или чужого духовного роста".