Любовь и проклятие камня - Ульяна Подавалова-Петухова
Хёну понимал: ему не одолеть ни бывшего друга, ни Елень. Да. Он неплохой воин, но по сравнению с Соджуном, который носил титул лучшего мечника Чосона, всего лишь недоучка-школяр, который ни разу не смог одолеть капитана Ким, хоть тот и дрался всегда едва ли в треть своих умений.
Капли били по широким полям чжонрипа, а Хёну не сводил глаз с Соджуна, стоящего напротив него, широко расставив ноги. Смотрел и остывал. Ему вдруг показалась абсурдной вся сложившаяся ситуация. Он осознал это и, наконец-то, смог опустить напряженные плечи.
— Соджун, — проговорил спокойно Хёну и шагнул к капитану, как вдруг…
Неплохие воины это замечают после, хорошие — сразу, а лучшие — предвидят. За спиной Чхве Хёну раздался острый щелчок — так щелкает затвор самострела — и короткий болт вжикнул мимо Хёну, направляясь прямо в Елень. И горе-предводитель ничего не успел: ни осадить своих измученных переходом людей, которых так упрямо гнал за Соджуном, ни защитить женщину своего друга. Короткая стрела вжикнула мимо, и в ту же секунду раздался стук металлического наконечника о металл — это капитан успел отбить болт, летевший в Елень. Но следом раздался еще щелчок и еще. Хёну, обернувшись что-то закричал двум солдатам, стоявшим особняком и стрелявшим в Соджуна и госпожу, но те даже не обратили на это внимание, едва успевая передергивать затвор чо-ко-ну[2]. В ответ тут же прилетела бронебойная стрела, выпущенная Елень — завязалась перестрелка.
Меч и кинжал капитана мелькали, как крылья шмеля — не уловить взглядом, только короткие болты сыпались к ногам людей, отступающих в темноту. Елень целилась в воинов, жаждущих ее смерти, но один успел отклониться и даже спрыгнуть с лошади, хоронясь за животное. Установив самострел на седло, солдат едва успевал передергивать затвор. Второй был не таким расторопным: первая же стрела выбила его из седла, как хорошая затрещина. Елень спускала тяжелые бронебойные стрелы, которые с такого расстояния с легкостью пробивали доспех.
А в отряде не было согласия. Хёну, растерявшись на мгновение, не знал, как быть. Его люди, прячась от смертоносных стрел, спрыгнули с лошадей и вооружились клинками, но никто из них не нападал, не отступал. Кто-то из них кричал стрелку, вооруженному самострелом, но тот никак не реагировал, раз за разом передергивая затвор.
Чо-ко-ну хорош всем, кроме одного — прицелиться не получалось, поэтому большинство выпущенных коротких болтов летели мимо, зато часто. Вот один царапнул щеку Соджуна, а второй воткнулся в доспех, но не смог его пробить, и тогда Елень выдернула из колчана не глядя тонкую стрелу-срезень и выстрелила в лошадь, за которой прятался стрелок. С такого расстояния женщина не могла промахнуться. Раз — и наконечник воткнулся в заднюю ногу животного. Лошадь, присев на задние ноги, сдернула самострел, едва не опрокинув стрелка, а потом, жалобно заржав, бросилась в сторону, но уйти далеко не смогла. Несчастное животное заметалось по поляне, натыкаясь то мордой, то крупом на факелы, и от этого еще больше обезумело. Лошади заволновались. Люди бросились врассыпную, спасаясь из-под копыт. Все, кроме одного…
Хёну, воспользовавшись суматохой, бросился на землю, чтобы подхватить свое оружие, и тут же почувствовал, как в горло упирается острие клинка. Мужчина, судорожно сглотнув, стал подниматься, не спуская глаз с меча. Он понимал, что жив лишь потому, что Соджун не собирался его убивать. Во всяком случае пока. Бывший друг хотел понять, хотел услышать объяснения, убийство в его планы не входило.
— Зачем ты здесь? Чего хочешь? — закричал Соджун, не спуская тяжелого взгляда с Хёну.
Но тот не успел ответить. Стрелок, оставшийся без самострела, схватил лук. Он знал на что шел. И он, и его приятель, который так и продолжал лежать у самой стены (и как лошади не затоптали?). Они подбили падкого на лестные слова Чхве Хёну. Подбили его на убийство. У них даже был аргумент: как во всех несчастьях самого капитана Ким, так и в разладе между старыми друзьями был виноват один человек — ведьма с зелеными глазами. Она во всем виновата. И Хёну поверил этому. Он не спрашивал, откуда знают воины эту женщину. А стоило…
Эти двое ее знали. Знали так хорошо, что до сих пор помнят отравляющий душу запах крови, которым была пропитана супружеская спальня семьи Пак. Они долго ждали своего часа, чтобы отомстить этой ведьме — обычная женщина не может так биться, как билась она — за смерть общего друга, которому Елень вспорола живот серпом, а ударом меча пронзила сердце… В тот страшный день один из них, прекрасный стрелок из чо-ко-ну, ее уже пытался убить. Это он тогда принес самострел, вот только капитан из другого подразделения не дал застрелить женщину. Этот капитан тогда так отстаивал страшную чужестранку, у которой в роду точно были демоны, что сам едва не поплатился жизнью. Тогда не получилось. Но получится сейчас! Воин отомстит за своих друзей, пострадавших от рук Фао Елень! Сейчас ему представился прекрасный шанс, и, пока капитан, все так же отстаивающий жизнь ведьмы, отвлекся на этого дурака Чхве, можно завершить начатое. Солдат выхватил лук, наложил стрелу, и тетива весело запела, отправляя тонкое жало в полет, а потом упал, сраженный стрелой Елень. Но воин все так же следил за своим жалом смерти, нацеленным в женщину. Ему не страшно было умирать, самое главное — утащить и ее за собой.
Соджун услышал гудение стрелы раньше, чем увидел ее, а когда увидел, понял, что не успевает. Стрела Елень пробила мстителю плечо, откинув его назад, и… Казалось, время замедлило бег. Тетива еще дрожала, но даже пасть Елень не успеет. Что-то огромное, темное на миг закрыло ее от света факелов. Знакомые руки легли на плечи. Тяжелое тело дернулось вперед, наваливаясь на женщину, толкая ее назад. Елень сделала несколько шагов, но вновь услышала щелчок тетивы и через мгновение почувствовала, как вздрогнул, вновь наклоняясь к ней, живой щит, закрывающий ее от стрел.
— Соджун! — разорвал тишину леса пронзительный женский крик. Она попыталась вырваться, чувствуя, как тяжелеет капитан, нависая над ней, но не
