Ветер знает мое имя - Исабель Альенде
– Нужно отвезти ее в больницу.
– Это слишком дорого, госпожа учительница.
– Посмотрим, что можно сделать, – отвечала та.
В воскресенье пастор обрисовал прихожанам сложившуюся ситуацию, и, как всегда в таких чрезвычайных случаях, каждый внес свою лепту: на эти деньги купили два билета на автобус, осталось немного и на дорожные расходы. Бабушка положила в сумку лучшее платье девочки, чтобы она выглядела прилично в столице, а в корзинку – хлеб, сыр и половину жареного цыпленка. Мать мало чем могла помочь в сборах, она отдыхала после долгих и трудных родов, но все же проводила мужа и дочь к автобусной остановке. Соседи, пастор и учительница тоже пришли попрощаться. Прочитав короткую молитву, священник вручил Летисии маленький пластмассовый крестик: он сверкает в темноте ночи, сказал святой отец, как любовь Иисусова – в самые мрачные времена.
Поездка в автобусе, битком набитом взрослыми, детьми, живыми курами и всякого рода котомками, по извилистым, неровным дорогам, могла лишить Летисию последних сил, но учительница дала отцу пузырек с каплями валерианы, которые сама принимала от бессонницы. От этих капель девочка почти всю дорогу проспала, приникнув к отцу, а вторая доза подарила ей сон и в городе, когда им пришлось провести ночь на скамейке в парке.
В больнице им сказали, что нужно записаться на прием и приехать через два месяца, когда подойдет их очередь, но пока Эдгар Кордеро заполнял формуляр, тряска в автобусе оказала свое действие: дочь рухнула на колени и ее вырвало кровью перед самой регистратурой. Девочку быстро увезли на каталке, отец смотрел, как она исчезает за дверью. Через несколько часов он узнал, что у Летисии прободение язвы, ее срочно прооперировали. Эдгару объяснили, что девочка потеряла много крови, требуется переливание, и она пробудет в больнице, пока состояние не стабилизируется. Здесь дожидаться бесполезно, сказали ему, лучше позвонить через несколько дней и выяснить, когда девочку можно будет забрать. Эдгара пропустили к дочери на несколько минут, но девочка еще не отошла от анестезии; отцу оставалось только поцеловать ее в лоб и уповать на помощь Иисуса.
Эдгар Кордеро вернулся в деревню автостопом, на попутных грузовиках, поскольку не мог использовать обратный билет на автобус: его следовало сохранить, чтобы позже отвезти Летисию.
* * *
Через два дня после операции Летисия еще оставалась в больнице с перевязанным животом и синяками на руках от уколов и капельниц, но уже понемногу ела кашку и, чтобы ноги окрепли, несколько раз в день проходила по коридору, опираясь на ходунки. Сначала кружилась голова и колени казались ватными, но Летисия упорно тренировалась, поставив себе целью быстро выздороветь и вернуться домой: ей не терпелось взять на руки новорожденного братика.
Эта бесплатная больница обслуживала обширную территорию с малообеспеченным населением, пациентов было много, ресурсов – мало, врачи сбивались с ног, медсестры, получавшие гроши за изнурительную работу, не справлялись. От сырости облезала штукатурка, ванны пятнала ржавчина, мусор переполнял баки, а простыни, если таковые имелись, были настолько изношены, что на просвет казались прозрачными; на некоторых койках матрас застилался куском полиэтилена. Пациенты месяцами дожидались приема, и если бы у Летисии не хлынула изо рта кровь, ей была бы уготована та же участь. Однако убожество обстановки компенсировалось внимательностью и компетентностью персонала.
Летисия была единственным ребенком в общей палате, где лежали взрослые. Врачи и медсестры сновали туда-сюда, больные галдели, как на базаре, но ей было так же одиноко, как в пещерах, куда она тайком убегала поиграть с другими детьми. Девочка привыкла, что рядом спят братья, что вся семья теснится в маленькой хижине, что и сама деревня невелика; она скучала по матери и переживала: вдруг что-то случится с отцом и он не сможет за ней приехать. Хотела проверить, в самом ли деле крестик сверкает в темноте, но здесь не наступала ночь: свет никогда не гасили. Летисия плакала молча, чтобы никого не беспокоить.
На пятый день ее выписали. Она дожидалась отца, сложив сумку, вымывшись, с заплетенными косичками, с пластырем на животе вместо толстой повязки. Летисия заранее попрощалась с медсестрами и с пациентами в палате – так ей не терпелось уйти. Когда появился отец, девочка едва его узнала. Перед ней предстал нищий бродяга, грязный, растрепанный, небритый, насмерть перепуганный: такое впечатление, будто он заглянул в преисподнюю. Дежурная по этажу медсестра прервала свой обход, чтобы дать Эдгару Кордеро необходимые инструкции. Летисия восстановилась после операции, сказала медсестра, и через пару дней будет как новенькая, только надо хорошо кушать и отдыхать. И не поднимать тяжести, чтобы не разошлись швы.
– У меня ничего не болит, папа. Я могу все есть, и меня не тошнит, – добавила девочка.
Эдгар схватил ее за руку, забросил сумку на плечо и вышел под раскаленное полуденное солнце.
– Мы поедем на том же автобусе, папа?
– Мы больше никогда не вернемся в деревню, Лети, – ответил отец, и голос его прервался, захлебнувшись рыданием.
* * *
Через много лет Летисия задалась целью выяснить как можно больше о том страшном декабре 1981 года, который определил всю ее жизнь. Только по прошествии десяти с лишним лет правда начала понемногу выходить наружу, ведь ни правительству Сальвадора, ни Соединенным Штатам не улыбалось, чтобы стали известны подробности всего, что произошло в Эль-Мосоте и других окрестных деревнях. Бойню замолчали, расследование остановили, убийцам обеспечили безнаказанность. Кровавую оргию учинила оперативная группа военных, обученных инструкторами ЦРУ в недоброй памяти Школе Америк, в Панаме, чтобы сражаться с повстанцами Фронта Фарабундо Марти[5]. Вмешательство североамериканцев, защищавших свои политические и экономические интересы, годами подпитывало жестокие репрессии, от которых страдала страна. На деле операция была направлена против бедняков, как и в других странах во времена холодной войны. Речь шла о том, чтобы полностью искоренить левые движения, в особенности партизан.
В Эль-Мосоте партизан не было, только местные жители, и многие еще пришли из других деревень: стало известно, что прибудут солдаты и обеспечат всем безопасность. Но все вышло иначе. Десятого декабря бойцы батальона Атлакатль, полные воинственного пыла, высадились с вертолетов и за несколько минут заняли все окрестные селения: в их миссию входило запугать сельчан, помешать им поддерживать повстанцев. На следующий день они отделили женщин от мужчин, а детей отвели в дом священника, который называли «монастырем». Пытали всех, включая детей, надеясь добыть информацию; женщин изнасиловали, а потом всех казнили: кого расстреляли, кого зарезали ножом или зарубили мачете, некоторых сожгли живьем. Детей закололи штыками, дали по ним пулеметную очередь, а потом подожгли
