Дарханна - Сергей Николаевич Билдуев
Дулма умерла спустя неделю, держа за руку любимую дочь.
***
Мунко, 14 июня 2019 года, с. Кырен, Тункинский район
Свою малую родину Мунко не любил. Слишком уж неприятные воспоминания связывали его с ней. Точнее, и воспоминаний-то практически не было. Так, ощущения. Вырос он в Шимках, в интернате. После девятого класса поступил в Иволгинский техникум, который окончил с отличием. Затем — армия и работа, работа, работа. В самом Кырене он не был, казалось, целую вечность, но за эту десятилетнюю вечность ничего в поселке не поменялось. Последний раз приезжал перед армией, уладить кое-какие формальности. Тогда он пообещал себе не возвращаться сюда, и вот не сдержал данного слова. В списке, который имелся у Ханны, был только один красноармеец родом из Тунки, с Кырена — Аюша Гармаев. Вероятнее всего, нож принадлежал ему, ведь дархан Ошор
Раднаев жил в Кырене. Вот и пришлось Мунко ехать вместе с Ханной в Кырен.
— «Дархан» — это что значит? Красивое слово, очень с моим именем созвучно! — спросила Ханна, указав на баннер с рекламой кованых изделий.
— Переводится как «кузнец», а значит много больше. Раньше дарханы считались своего рода магами, одаренными людьми. Не каждый мог стать дарханом. Семьи дарханов не знали бедности и горя. Так нам рассказывали в техникуме на истории Бурятии, пояснил Мунко.
Они с Ханной направлялись к учительнице, которая всю жизнь посвятила изучению истории Бурятии. Мунко не знал ее лично, его к ней направил Бато, пообещав, что свет на историю с ножом она точно прольет.
Долгорма Санжеевна оказалась приятной и интеллигентной женщиной.
Передвигалась она уже с трудом, но сохранила ясность ума.
— Батошка мне звонил, просил помочь вам. А мне что, только за радость! Садитесь чаек пить да рассказывайте, что у вас приключилось.
Выслушав рассказ Ханны и посмотрев копии архивных справок, Долгорма
Санжеевна внимательно посмотрела на молодых людей.
— Вас, видимо, сам Бурхан ко мне направил, а вовсе не Бато. Я всех земляков воевавших пофамильно знаю, биографию каждого рассказать могу. У меня кандидатская диссертация с этой темой связана. А Аюша был сыном подруги моей покойной бабушки, правда, я его не помню, маленькая была, когда война началась. Вот мать его хорошо помню. Аюша официально числился безвестно пропавшим. По крайней мере, так было еще пятнадцать лет назад, когда я занималась наукой и располагала актуальными данными. Сейчас же век цифровых технологий, информация постоянно корректируется. Ну а что касается его самого, биография у него скудная. Родился в обычной семье, воспитывался одной матерью, отец его умер задолго до войны. Сразу после школы ушел на фронт. Братьев и сестер родных у него не было, его мать умерла в одиночестве, так и не дождавшись сына. Жены и детей у него здесь тоже не было, молодой совсем ушел воевать. Так что родственников у него не осталось, разве что дальние какие. Поэтому мой вам совет — отдайте нож в музей.
Поблагодарив пожилую женщину за рассказ и чай, Мунко и Ханна вышли из ее дома. За рулем Мунко задумался на несколько минут. Ханна терпеливо ждала. Она оказалась очень чуткой девушкой и понимала его без слов. Мунко встретил такого человека впервые в жизни.
Очнувшись от собственных мыслей, он резко развернул машину и остановил ее возле продуктового магазина. Набрав две тележки продуктов, всего необходимого в быту и деликатесов, и сложив их в пакеты, Мунко сказал:
— Давай сначала заедем в одно место. Я должен…
— Конечно, я никуда не тороплюсь… А в музей мы всегда успеем заехать, — Ханна по непонятной ей самой причине не торопилась отдавать дедов нож государству.
Мунко остановил машину возле полуразваленного забора, обрамлявшего старенький, невысокий, но очень большой по площади дом. На нескольких окнах не было не то что ставней — даже стекол. Зияющие дыры наспех закрыты пленкой, местами порвавшейся. Мунко поймал себя на мысли, что почти ничего и не изменилось. Только возле забора кучами лежал мусор, в его детстве такого не было. Сейчас же этот мусор красовался повсюду. Маленькие и большие горы пестрого разносортного пластика заполонили красивый тункинский край. Даже у черствого Мунко сжималось сердце при виде этого безобразия.
— Посиди в машине, ладно?
Мунко открыл калитку и направился в дом. Во дворе было еще более грязно, чем за оградой. Откуда ни возьмись, к нему подбежал щенок. Мунко присел на корточки и погладил его по блестящей кофейной шерстке.
«Совсем худой!» — подумал Мунко и вынул из пакета пачку сарделек. Открыл ее, отдал собачке пару жирных ароматных сарделек. Щенок уткнулся в угощение и благодарно завилял хвостом.
Мунко вошел в дом. Знакомый с детства запах ударил в голову. Мать спала на панцирной кровати со старым, пятнистым от грязи матрасом, укрывшись серыми засаленными лохмотьями, в добрые времена именовавшимися покрывалом. На тумбе в зале стояла плазма с разбитым экраном, в кухне красовался новенький, но уже замызганный холодильник, не подключенный к сети, остальных вещей, которые Мунко периодически отправлял через знакомых, в доме не было, либо их надежно спрятали, что маловероятно.
Мунко выгрузил в холодильник продукты, подключил его к расшатанной розетке, но тот не заработал — электричество отключено. Он подошел к матери. Запах перегара ощущался с порога, а рядом с ней находиться оказалось просто невозможно. Мунко не пил. Никогда в своей жизни, ни разу. Он презирал алкоголь и все, что с ним связано.
Он стоял и молча смотрел на мать. Ее лицо, испитое, опухшее, не вызывало ни одной положительной эмоции у взрослого сына. Мать открыла глаза, со злобой взглянула и хриплым голосом спросила:
— Принес на опохмел?
— Нет, — честно ответил сын.
— На хрен пришел тогда? — с этими словами мать схватила с подоконника пустую стеклянную бутылку и швырнула в него. Он увернулся, бутылка стукнулась о стену и разлетелась по комнате мелкими кусочками. Мунко выбежал на улицу вне себя от злобы и чуть не наступил на щенка, игравшего на грязной траве с пестрой бабочкой. Он взял щенка на руки
