Дарханна - Сергей Николаевич Билдуев
У Дулмы был еще один повод не любить Бадму. Она считала, что из-за него ее отца арестовали и увезли в тюрьму. Ошор Раднаев последние годы работал в колхозе кузнецом. После смерти сыновей, как объяснил отец, волею духов, он вынужден отказаться от мастерства и больше не может прикасаться к серебру, пока не появится на свет его прямой потомок мужского пола.
Однажды в Кырен приехал с проверкой какой-то необычайно важный начальник НКВД, и, чтобы его задобрить, местные чекисты обратились к отцу за помощью. Они просили его изготовить фирменный нож. Кузнец отказался, сославшись на отсутствие необходимых материалов.
— Из тех сплавов, что у меня есть, получится обычный нож, таким подарком начальство не задобрить, — пояснил тогда отец Дулме. — Да даже серебра нет, чтобы элементарно украсить.
— Тебе же Бадма принес недавно браслетик из серебра. Зачем? Твои духи разрешили работать с серебром или у тебя родился прямой потомок мужского пола?!
— Это не для чужих людей. Всё! Тема закрыта.
Дулма знала, что Бадма попросил ее отца изготовить серебряные украшения ей в подарок. Отец видел в парне своего зятя, и не отказал, мечтая о внуках. Принесенный Бадмой серебряный браслет уже расплавили. Спустя несколько дней в домашнюю кузницу Раднаевых заявились представители власти, изъяли объявленное ворованным серебро и арестовали отца. А совсем недавно Бадма подарил Дулме серебряное кольцо в виде змеи с ангельскими крыльями и маленькой короной на голове, сделав таким образом предложение руки и сердца. Дулма догадалась, что это работа отца, часть гарнитура, который он планировал изготовить. Кольцо не нравилось Дулме. От него словно веяло холодом. Хотя она и понимала, что у Бадмы не было умысла подставлять отца, простить ему малодушие не сумела. Ведь мог дать свидетельские показания о том, что серебро не ворованное! С другой стороны, отец предвидел такой исход, и последние перед арестом дни настоятельно просил ее соглашаться выйти замуж. Можно ли пойти против воли отца?
Раздумывая над предложением Бадмы, Дулма сидела у белого камня на берегу реки и смотрела на горы. «Посмотри туда. Начнешь сомневаться, посмотри туда. Эти горы вечны, как вечна и моя любовь к тебе» — прозвучал в голове голос Аюши. Дулма помнила наизусть каждое слово, произнесенное им, помнила каждое мгновение, с ним проведенное, помнила каждую черточку на его лице, а вот голос с годами позабылся. Но сейчас, в эту минуту, он прозвучал так, будто Аюша был где-то рядом. Дулма подняла глаза вверх. Сквозь темные макушки деревьев на той стороне поляны проглядывали полуседые вершины Хамар-Дабана. Снег в горах выпал недавно, и сразу похолодало.
Жизнь течет своим чередом, а горы стоят, и так тянется вечность. Люди рождаются и умирают, любят, ненавидят, болеют, воюют и мирятся, радуются и печалятся, а горам все нипочем — в их бесконечной жизни не меняется ничего.
Вопреки рассуждениям Дулмы из-за гор внезапно появился самолет. Она и раньше видела самолеты, когда ездила в Улан-Удэ, но те были большие и громкие, а этот маленький, юркий, гудел совсем тихо. Самолет сделал небольшой крюк и снова скрылся за горами. Вдалеке послышалось гоготание местной ребятни — «Кукурузник, кукурузник, смотрите!», разве ж каждый день им приходится видеть такое чудо? Дулма улыбнулась и мысленно поблагодарила горы за такой явный, неоспоримый знак.
Законной супругой Бадмы Ирдынеева Дулма стала в октябре. Сначала она чувствовала неловкость перед матерью Аюши. Дарима Пурбуевна все еще ждала сына. Каждый вечер она выходила за ограду и садилась на скамейку, молча куря папиросы и глядя на пустую дорогу. Изредка Дулма к ней присоединялась.
В один из воскресных дней, выгоняя скот на водопой, Дулма увидела несостоявшуюся свекровь без сигареты. Женщина напряженно смотрела себе под ноги. У Дулмы перехватило дыхание, она подбежала к соседке и присела перед ней на корточки, запыхавшись от волнения.
— От Аюши что-то пришло?
Дарима Пурбуевна подняла на Дулму выцветшие глаза. Дулма в нетерпении схватила ее за руки.
— Ты прости, дочка, меня. Я обижалась на тебя сначала. Но ведь тебе надо свою жизнь устраивать, детей рожать. А мне сегодня сон приснился. Будто Аюшка вернулся и родила ты ему сына. Погиб он, наверное. Пора и мне это принять. И просится на свет, чтобы у тебя переродиться. Так что ты правильно сделала, что замуж вышла. Рожай уж поскорее.
В начале зимы Дарима Пурбуевна умерла. Со дня ее смерти Дулма не могла ни есть, ни спать. Ее постоянно тошнило. Бадма привез фельдшера, который диагностировал беременность.
— Родится мальчик. Я его Аюшей назову, — заявила Дулма мужу, и тот молча ушел из дома, а вернулся только первого января, пьяный, но с подарками.
— Называй как хочешь! Вот как хочешь назови! Я его все равно любить буду. Потому что это мое дитя. Ты поняла меня? Мое дитя. А не Аюшкино. И точка.
Осенью у Дулмы родилась дочь. Бадма пришел в роддом навеселе и радостно кричал под окнами, перепугав рожениц. На выписку явился с похмелья. Виновато глядя на жену, осторожно взял в руки нарядный кулек.
— На меня похожа, — улыбнулся Бадма. — Как назовем?
— Как хочешь, так и называй. Мне без разницы.
— Тогда Мариной назову. Красивое имя! Марина Бадмаевна — очень прилично звучит.
— Домой поехали, приличный ты наш.
Бадма не чаял в дочери души. Баловал ее и ничего не запрещал. Брал с собой на рыбалку, когда подросла. Бывая в городе, умудрялся находить для нее самые лучшие наряды.
— Отец он хороший, — делилась с сестрой Дулма. — Хоть и пьет безбожно. Зря я тебя послушала тогда. Никакой радости от семейной жизни не испытываю. Хоть бы мальчик родился, а нет ведь, девка получилась.
— Разве есть разница? Ведь это твое дитя! Да и какие твои годы, еще роди, будет тебе мальчик, — посоветовала сестра.
— Ни за что в жизни! Где гарантия, что сын будет? А рожать от этого пьяницы я уж точно не буду. Хватит Маринки. Вся в него она, совсем от рук отбилась.
Марина росла красивой девочкой. Она была на порядок выше и казалась взрослее своих сверстниц. Всегда одетая в лучшие наряды, с прической и макияжем, Марина пользовалась успехом у парней, и все реже бывала дома. С матерью отношения у нее были натянутыми. Зато с теткой она очень дружила.
Холодным апрельским вечером, в очередной раз разругавшись с дочерью из-за "тройки" в ее дневнике, Дулма убежала к сестре.
