Геннадий Семенихин - Новочеркасск: Роман — дилогия

Проходили дни, но отец так и не приносил флейту. Венька его уже ни о чем не спрашивал. Побывав как-то на любимом бугре, при большом скоплении ребят он пересказал историю о том, как царский аптекарь с помощью флейты увел из древнего города миллионы напавших на царство крыс. Мальчишки слушали как завороженные. И тут Веньку будто прорвало. Он стал так длинно хвастать, что ему вот-вот подарят флейту, что Жорка Смешливый не выдержал:

— Подумаешь, зафорсил! Да я своему пахану скажу, он мне эту флейту раньше твоего купит. Вот увидишь, завтра же здесь, на бугре, дудеть на ней буду.

Однако на следующий день Жорка пришел на бугор хмурый и на вопрос дружка, просил ли он своего отца купить флейту, мрачно ответил:

— Да, просил.

— И что же он ответил?

— Сказал: «А ремня не хочешь?»

Шли дни. Иногда Венька опять убегал в самую даль двора, ложился в заросли травы, сквозь которые голубело небо, и когда от этой солнечной голубизны глазам становилось больно, закрывал их в надежде, что снова увидит Платова и поговорит с ним. И однажды это опять случилось. Прижмурив глаза, опаленные солнцем и красками высокого неба, мальчик увидел скакавшего на коне знакомого всадника.

— Матвей Иванович, — прошептал он громко, — где же флейта?

Платов весело улыбнулся, хотел что-то сказать, но так и не смог. И конь и всадник мгновенно исчезли. Но Венька все понял. «Это он добрый знак мне подал. Значит, отец сегодня обязательно купит…»

Он прибежал к матери, сидевшей в зале за стрекочущей швейной машинкой «Зингер», и суматошно закричал:

— Мама, когда батя сегодня приходит?

— Оглушил, — остановила его мать и посмотрела на часы, по которым Венька, несмотря на ее отчаянные усилия, так и не научился узнавать время.

— Через полчасика.

— А это скоро или не очень?

— Скоро. А зачем он тебе так экстренно?

— Он мне флейту сегодня принесет! — воскликнул Венька и, показав ей язык, выскочил через парадное на улицу.

Закрыв за собой дверь парадного, он опустился на ноздреватый порог из камня-ракушечника и посмотрел вдаль. Последний квартал Барочной улицы перед ее скрещением с Аксайской был очень крутым. Венька часто встречал Александра Сергеевича, сидя на пороге парадного. Когда крупная фигура отца появлялась в самом начале спуска и, размахивая руками, тот останавливался, чтобы перевести дыхание, окрестные ребятишки кричали друг другу:

— Тише, тише, паровоз к станции подходит!..

Так они прозвали отца за его шумное астматическое дыхание и способность совершенно внезапно для окружающих захлебываться долгим кашлем. Венька бросался отцу навстречу, успевая кинуть по пути в кого-нибудь из обидчиков камень.

Сегодня долго ждать ему не пришлось. Плечистая сутуловатая фигура отца вскоре появилась наверху. На этот раз Александр Сергеевич не остановился, чтобы перевести дыхание, а еще быстрее двинулся под горку. Сжигаемый ожиданием мальчик бросился ему навстречу.

— Ты чего это мчишься, как метеор? — недоуменно спросил Александр Сергеевич, когда сын остановился в трех шагах от него.

— Тебя встречать, — весело выпалил Венька. — Ты же флейту мне купил сегодня.

— Откуда знаешь, негодник? — растерянным голосом спросил отец, прижимая к белому летнему пиджаку перевязанный шпагатом узелок. — А вот и не купил.

— Ну да, — усомнился Венька, — а сверток?

— Это я ноты новые приобрел, чтобы тебя своим пением по утрам оглушать, — ухмыльнулся отец.

— А вот и обманываешь! — вскричал сын. — Давай я развяжу узелок и выведу тебя на ясную воду.

— Люди говорят «на чистую», — поправил Александр Сергеевич.

— На ясную лучше, — настаивал Венька, и они зашагали к дому.

Когда флейта была собрана, мальчик дрожащими руками взял ее у отца, и глаза его заблестели от радости.

— Ну, принимай подарок, будущий заклинатель змей, — торжественно объявил отец.

— А как в нее дуть, папа? — сконфуженно спросил мальчик.

Отец показал. Венька взял флейту в руки, припал к ней губами и после долгих усилий извлек длинный нечленораздельный звук, Александр Сергеевич поморщился, как от зубной боли.

— Боже мой! Да не так же, не так. Если ты дальше этого звука не продвинешься, то ни змей заклинать не научишься, ни крыс в горы не уведешь, как тот старичок аптекарь.

Отец взял несколько высоких и низких звуков, пробежал крупными пальцами по флейте, то зажимая на ней одни отверстия, то открывая другие, и она неожиданно заиграла бодрую, всем им так хорошо известную маршевую песню: «Мы — кузнецы, и дух наш молод…»

Мать, с руками, выпачканными в муке, примчалась с кухни, и ямочки засияли на ее лице;

— Венечка, да у тебя же так хорошо все получается…

— Пока что у одного меня, — мрачно поправил ее отец. — Ну посмотри, как это делается, ведь это же так просто.

Венька присмотрелся к движениям отцовых пальцев и, вновь получив в свои руки флейту, воспроизвел их в том же порядке.

— Ура! — закричал Александр Сергеевич. — Посмотри, Наденька, он уже делает первые успехи. Подожди немного, и в нашем сыне проснется музыкальный слух, как великая русская силушка в Илье Муромце, который, если верить былине, много лет сиднем просидел на печи.

Но радость отца была преждевременной. Музыкальный слух в Веньке так и не проснулся. Добросовестно зазубрив, как надо играть «Мы — кузнецы, и дух наш молод», дальше он не пошел. Слова «куем мы счастия ключи» оказались уже за гранью его возможностей. На другой день рано утром отец отправился в техникум, а Венька вышел во двор и во всю силу своих легких стал выдувать из флейты то единственное, что ему удавалось. То в одном, то в другом конце двора то и дело раздавалась одна и та же мелодия.

— Смотри, Венечка, — крикнула ему мать, хлопотавшая возле летней печки, — на улицу с флейтой не выходи! Инструмент дорогой, а испортить его так легко.

Однако не прошло и десяти минут, как у калитки по ту сторону забора собрались все его аксайские дружки, и он услышал вкрадчивый голос Петьки Орлова:

— Вень, а Вень, выйди на улицу, музыку свою покажи. Очень всем охота на флейту твою посмотреть.

Он отрицательно замотал головой:

— Нельзя, уж очень вещь дорогая, а вы не знаете, как с ней обращаться, и сломать можете, — заявил он категорически.

— Да мы не сломаем, — жалобно протянул Олег, — выдь.

— Нельзя, — насупившись, повторил Якушев.

Тогда за забором поднялось несколько кулаков, и он услыхал сердитый выкрик Кольки Карпова:

— Ну, подожди, флитригон проклятый. Вот только выйди за порог… Мы твою дудку о голову твою разобьем!..

Веньке стало не по себе оттого, что среди воинственно поднятых кулаков был и кулак его лучшего друга Жорки Смешливого. Он вздохнул и подумал о том, как плохо сделал, что не показал ребятам этот дорогой и непонятный музыкальный инструмент, к которому его душа успела так быстро охладеть.

В субботу Надежда Яковлевна ушла с обоими сыновьями на рынок, оставив в одиночестве мужа. Александр Сергеевич растворил все окна, и солнце, успевшее уже набрать силу и высоко подняться над займищем, наполнило комнаты веселым приветливым светом. Отложив в сторону мундштук с недокуренной астматоловой папиросой, Александр Сергеевич увлеченно вчитывался в пожелтевшие страницы «Одиссеи». Греческий текст легко ему давался в это утро, но к словарю все равно то и дело приходилось обращаться.

Увлеченный своим занятием, он не сразу обратил внимание на осторожный стук в дверь и прислушался лишь после того, как этот стук повторился несколько раз. «Кто бы это мог быть?» — настороженно подумал он. Нашарив босыми ногами шлепанцы, Якушев поспешил в коридор и, не открывая окованной толстым железным листом парадной двери, сиплым от одышки голосом спросил:

— Кто там?

— Отоприте, пожалуйста, Александр Сергеевич, — раздался неуверенный голос.

Днем на Аксайской почти никогда не грабили, поэтому хозяин дома без колебаний сбросил засов и цепочку, потянул на себя потускневшую от времени медную ручку и замер от удивления: на пороге в светлой рубашке, подпоясанной тонким кавказским ремешком со множеством сверкающих насечек, в белых, старательно отутюженных брюках стоял плечистый молодой парень. В огромной руке свернутая трубочкой тетрадка казалась безнадежно затерянной.

— Я к вам по делу, Александр Сергеевич, — смущенно пробасил неожиданный гость. — Вы меня наверняка не знаете.

— Да как же не знаю, — рассмеялся Якушев, вглядываясь в бровастое лицо и колечки спадающих на загорелый лоб волос. — Вас вся округа знает, а мои ребятишки души в вас не чают. Слышите, как во дворе их любимица Мурза лает? Это она благодаря вам у нас оказалась. А о других ваших подвигах я уж и не говорю.

— Да уж какие там подвиги…