От Руси к России - Александр Петрович Торопцев
В Кострому отправилась делегация во главе с архиепископом Рязанским и Муромским Феодоритом, Авраамием Палицыным и Шереметевым. 14 марта к Ипатьевскому монастырю вышла из города торжественная процессия: послы Земского собора, «сопровождаемые крестным ходом». Мать Михаила, инокиня Марфа, узнав о цели визита, наотрез отказалась от предложения Земского собора стать ее сыну русским царем. Она, как и многие опытные царедворцы, была неплохой актрисой. Люди московские, говорила она сердито, «измалодушествовались», думают только о себе, и править ими шестнадцатилетнему дитяти невозможно.
Обыкновенная игра. Никому уже не интересно было знать, о чем мечтает и что хочет Миша Романов, его выбрали в цари, и его дело – быть «повадным». Но поиграть, конечно, можно. Для истории. Для потомков.
Наконец спектакль был окончен, и новый царь вместе с матушкой отбыл к «измалодушествовавшемуся» люду. Династия Романовых воцарилась на русском престоле.
По пути в Москву юный царь видел, в каком состоянии находится его страна. «Все дороги были разрушены, многие города и селения сожжены. Внутренние области сильно обезлюдели. Поселяне еще в прошлом году не могли убрать хлеба и умирали от голода. Повсюду господствовала крайняя нищета»[146].
А в Москве – одни малодушные. Мало чувства и законности. Чиновники грабят всех, кого можно, естественно, больше всех достается от них самым бедным, бессловесным. Удивительно! Как этим «измалодушествовавшимся» москвичам и жителям других городов пришла в голову такая странная мысль: избрать на русский престол Михаила Федоровича Романова?! Почему голодная, опустошенная страна сделала такой выбор? Потому что верили люди русские, что именно такой застенчивый, где-то даже робкий юноша (и только он!) вытянет их из разрухи, не обидит, не опозорит, не нахамит, не даст в обиду, опираясь в своем правлении на Земский Собор.
Нищего очень легко обидеть. Страна была нищей. Обижать ее в те годы было никак нельзя. Оскорблять нельзя было.
Первым оскорбили князя Дмитрия Пожарского. Родственники инокини Марфы Салтыковы, окружившие юного царя, относились ко всем боярам свысока. Мы теперь у власти. Нам, «неизмалодушествовавшимся», подчиняйтесь и слушайтесь нас.
Дмитрий Пожарский вместе с другими активными участниками Второго ополчения, приближенными к царю, не мог ужиться с родственниками Марфы. Он отказался объявить боярство Борису Салтыкову, и его тут же, «измалодушествовавшегося», поставили на место – выдали новому боярину «головой» по приказанию царя-батюшки.
Знаменитого князя дьяк привел пешком (это было актом бесчестия) во двор Салтыкова, поставил его на нижнее крыльцо быстро богатеющего дома и громко объявил: «Царь всея Руси Михаил Федорович выдает головой князя Пожарского боярину Борису Салтыкову!». Хозяин на радостях одарил дьяка и небрежно бросил герою: «А ты ступай домой. Да не вздумай в моем дворе садиться на свою лошадь!».
Обычно выданные головой, опозоренные прилюдно, ругались на чем свет стоит, а хозяин при этом гордо молчал. Дмитрий Пожарский покинул двор Салтыкова без слов. Затем сел на коня своего и, не обращая внимания на смех салтыковской челяди, поскакал к себе домой, в село Медведково, вздыхая то и дело: «Хорошо, что царь Михаил Федорович не приказал бить меня батогами на радость Салтыкову».
Могло быть и такое. Инокиня Марфа и все ее родственники очень не любили, когда кто-либо вставал им на пути. Это поняли многие царедворцы и чиновники «на местах». Стараясь не конфликтовать с Салтыковыми, они занимались и своими, более приземленными делами: почти откровенным грабежом национального богатства.
Окружившие молодого царя «лживые и корыстолюбивые люди» «старались захватить себе как можно больше земель, присваивали даже государевы дворцовые села». Чиновники рангом пониже расхищали богатства страны на своем уровне. При этом очень часто страдали «малодушные», беззащитные, бессловесные простые люди.
Остановить этот разлагающе действующий на государственный организм лавинообразный процесс ни Михаил Федорович, ни Салтыковы, ни Марфа, ни даже Земские соборы не могли. Лихоимство, нарушение всяких норм правосудия, насилие воевод, чиновников продолжалось, «как бы их ни смещали, кем бы их не заменяли». Н. И. Костомаров, описывая это пагубное явление, не забывает указать его причины: «малодушество» и «всеобщая порча нравов». Однако на Руси и в других странах с самых древних времен существовала по данному поводу всем известная поговорка: «Рыба гниет с головы»…
Вполне возможно, что эта поговорка неверна по отношению к сложившейся в стране Московии после Смуты ситуации, и права инокиня Марфа и историк Костомаров: может быть, действительно во всем повинна всеобщая порча нравов, всенародное моральное растление. Но чем выше человек поднимается по социальной лестнице, тем виднее, заметнее становятся все его действия. Известный факт. А значит, и ответственность его за всеобщую порчу нравов возрастает в крутой геометрической прогрессии. Да и вина – тоже. Инокиня Марфа об этом не думала. Недосуг ей было.
Голландец Исаак Маас, современник тех событий, писал: «Надеюсь, что Бог откроет глаза юному царю, как то было с прежним царем Иваном Васильевичем; ибо такой царь нужен России, иначе она пропадет; народ этот благоденствует только под дланью владыки, и только в рабстве он богат и счастлив». Это нелицеприятное мнение для русского народа, вокруг которого стала собираться могущественнейшая империя, можно простить чужаку, плохо понимающему самою суть движения истории Русского государства, но в то же самое время еще совсем молодой царь однажды сказал: «Вы разве не знаете, что наши московские медведи в первый год на зверя не нападают, а начинают только охотиться с летами»[147].
Если действительно эту мысль высказал Михаил Федорович, если предположить, что она могла стать внутренним, не показным девизом его царствования, то все действия этого незлобного человека, оказавшегося на русском троне, можно считать (по двухбалльной системе) удовлетворительными, какие бы доводы ни приводили недоброжелатели этого царя. Но можно ли назвать удовлетворительными действия Земских соборов и всех, кто числился в те или иные годы в ближайшем окружении царя?
Первые три года царствования новой династии прошли в тяжелой борьбе с шайками разбойников, с корпусом Лисовского, ворвавшегося из Польши на территорию Русского государства, в поисках денег на военные нужды.
На Земском соборе постановили собрать недоимки и просить взаймы у богатых купцов, промышленников и даже у иностранцев. К братьям Строгановым отослали особые грамоты от Михаила Федоровича и от Земского собора. Промышленники тут же откликнулись, прислали в казну три тысячи рублей. Через год на Строгановых положили по разверстке сорок тысяч рублей. Государство совсем обеднело? Нет, не похоже на то. В совсем обедневшем государстве нечего было бы делать десяткам разбойничьим бандам, корпусу Лисовского, тысячам разного ранга чиновникам. Беда была не в тотальной бедности, но в разрушенных за первые пятнадцать лет XVII века экономических связях, в уничтожении технологических схем
