Валерий Замыслов - Ярослав Мудрый. Историческая дилогия
Жуткая сеча продолжалась до утра, никто не имел перевеса, но когда (совсем неожиданно) Мстислав бросил на варягов свою сильную дружину, те дрогнули. Победа была за Мстиславом.
Утром, обозрев поле брани, князь, осматривая павших, произнес:
— Мне ль не радоваться? Здесь лежит черниговец, там варяг, а собственная дружина моя цела.
Слова сии отметил летописец, и они недостойны добросердечного князя, ибо черниговцы, усердно пожертвовав ему жизнью, заслуживали, по крайней мере, его сожаления.
Разбив варягов, Мстислав вернулся в Чернигов.
Ярослав переживал тягостные дни. Упование на варягов не оправдало себя. Они хоть и сражались отважно, но почти все полегли. Лишь Якуну и горстке воинов удалось вырваться из сечи, а затем бесславно покинуть русские пределы. Пришлось Ярославу собирать большую рать из соотичей.
Через год войска сошлись под Городцом, что неподалеку от Киева. За этот год Мстислав о многом передумал и пришел к неожиданному для себя выводу: Ярослав зело много потрудился для земли Русской. Народ его почитает, называя, и Разумником, и Правосудом, и Мудрым. А народ никогда не заблуждается: сотни тысяч людей не могут петь в одну дуду. Значит, надо покориться судьбе, оставить мысли о великом княжении и больше не мешать брату проводить свои новины.
Мстислав Удалой, без всякого сопровождения, прибыл в стан Ярослава и молвил:
— Давно же мы не виделись, брат. Не хочу больше воевать против тебя. Дай мне спокойно пожить в восточных землях Днепра с главным столом в Чернигове, а ты будь государем остальной Руси. Обнимемся, брат, и заключим на том мирный союз.
— Быть посему, Мстислав. Обнимемся.
«И начали жить мирно, в братолюбстве. Перестала усобица и мятеж, и была тишина великая в земле».
В 1035 году Мстислав умер на охоте. По его смерти Чернигов отошел Ярославу Владимировичу, кой стал единовластным властителем Руси.
Глава 19
БЫТЬ РУСИ МОРСКОЙ ДЕРЖАВОЙ!
Ранней весной Ярослав Владимирович выехал из Киева в Великий Новгород, дабы утвердить шестнадцатилетнего сына Владимира на новгородское княжение.
Новгородцы охотно приняли нового князя: Ярослав им был нравен, а яблоко от яблони недалеко падает.
(Память о Ярославе Мудром была в течение веков любезна жителям Новгорода, и место, где обыкновенно сходился народ для совета, в самые позднейшие времена именовалось двором Ярослава).
После торжественного пира Ярослав Владимирович обошел все храмы, посетил духовное училище, Ивановское братство, а затем направился на берег Волхова к ладейным мастерам.
Торговля на Руси настолько расцвела, что купцам не стало хватать торговых судов. Новгородские же плотники — самые искусные кораблестроители.
К купцу Силуяну наведался княжеский вестник.
— Князь Ярослав Владимирович в полдень на Ильмень собирается. Просил тебя на ладью прибыть.
Купец оживился: никак нужен еще старый Силуян. Ярослав по пустякам не покличет. Небось, опять какую-нибудь новину надумал обмозговать. Непоседливый князь. Другие правители из охотничьих потех не вылезают, да с наложницами забавляются, Ярослав же о державных делах неустанно печется.
В ладейной избе оказались Могута, Озарка и купец Мефодий. Ярослав же стоял на носу корабля, любовался Ильменем, а затем перешел в избу.
— Хочу спросить вас, господа честные купцы, по нраву ли вам ходить за Варяжское море?
Купцы переглянулись. Отвечать надлежит по чину. Но кто из них выше? Силуян — купец княжеский, в каком только городе не живал, Мефодий — чисто новгородский, ныне — набольший купец города.
Замешкались с ответом гости.
— Тебе слово, Мефодий Аверьяныч.
Мефодий удовлетворенно крякнул: то честь не только ему, но и всему Новгороду.
Силуян же на князя не обиделся: никто дотошней новгородских купцов не ведает Варяжское море, и никто чаще не бывает за морем.
— По правде сказать, князь Ярослав, каждое хождение за море без лиха и тягот не обходится. Ну ладно, буря на корабль навалится. То дело Перуна, на бога грех жаловаться. Другое дело — варяги. А варяг — тот же печенег — добычей живет. Коршуном налетает.
— Под своим стягом?
— Если бы. Никакого стяга. Даже обличье меняют. Сразу и не поймешь, то ли финская чудь на тебя навалилась, то ли немец, то ли лях.
— А по говору?
— Молчат, сучьи дети. Окружат ладью своими судами, крючья кинут и лезут. Один только рык слышен, а по рыку сей народ не изведаешь.
— Но варяжские мечи шире, тяжелей и короче русских.
— Они не только одежку, но и мечи меняют. Вот и помышляй — то ли немец лезет, то ли лях.
— Хитро лезут, — хмыкнул Ярослав. — Допрежь подобного не было, на разбой шли открыто. Ныне же — воровски, дабы никто не изведал, иначе варягов ни один государь на службу не возьмет… Побивают?
— Не всегда, князь. Копьями непрошеных гостей скидываем, а когда совсем худо бывает, кричим: «Либо до смерти будем биться, либо треть товара ваша!». Понимают. До смерти биться, стало быть и их немало поляжет. Бой прекращается, отдаем коршунам треть товара и плывем дальше. Страшные убытки несем, князь.
— А в шесть-семь кораблей выходить?
— Зачастую так и выходим. Бывает, удача сопутствует, а бывает, чуть в море выдвинешься, а коршуны тут как тут. Двумя десятками судов налетают. И вновь неведомыми людьми прикидываются. Со всеми скандинавскими королями новгородцы ряд заключили, но короли руками разводят: «Мы-де свои корабли в разбойные походы не отряжаем. А чьи мореходы на вас нападают, нам неведомо». Вот и весь разговор. Лихо за море ходить, князь.
— А ты что, Силуян Егорыч, скажешь?
— То, что и Мефодий Аверьяныч. Всего трижды я ходил чрез Варяжское море, и дважды на нас корсары налетали. Но стяг у них был. Черное полотнище, а по нему какой-то диковинный зверь. Ни в одной стране я такого стяга не видывал. И посетовать некому.
— Некому, Силуян Егорыч, — поддакнул Мефодий. — И не ведаем, как дале быть.
— Вот для того-то я вас и позвал, господа честные купцы. Выход можно найти.
— В ноги тебе поклонимся, — молвил Мефодий. — Невмоготу убытки терпеть.
— Это мне доведется новгородскому купечеству поклониться. Есть у меня крупная задумка — не только укорениться в приваряжских землях, но и без труда выходить к Варяжскому морю, дабы Русь стала державой морской. Владея берегами Невы и Финского залива, Новгород будет держать под своей властью южную приваряжскую территорию до Двины, а на севере управлять Карелией. Новгородские сборщики дани проникнут в землю еми (финнов) и далее к рубежам Норвегии. Через Волхов — Ладогу — Неву по Варяжскому морю, мимо острова Готланд, новгородские купцы поведут широкую торговлю с Германией, Данией, Швецией. Ныне же мы прорываемся к морю, натыкаясь на мечи варягов. Не довольно ли Руси такое терпеть?
— Да уж натерпелись по самую макушку, — молвил Мефодий.
— Далее послушайте. Идете вы из Ильменя, засим Волховом, из него попадаете в город Ладогу, что занимает мыс на правом берегу Волхова. Отсюда — путь к Варяжскому морю. Ладога же, как вам известно — северные ворота Руси. Она открывает путь из Варяжского моря по рекам Восточной Европы к берегам Хвалынского и Русского морей. Не случайно, что уже в первом веке Ладога привлекла внимание викингов, кои тяготели превратить ее в свой опорный пункт. Летописи сказывают, именно в Ладогу ушел после своего знаменитого похода на Византию князь Олег, где и скончался. Ладога — древнейшая русская крепость. Ни один заморский гость ее не минует — ни из Ганзы, ни из Готланда, ни из Скандинавии. Вот у Ладоги и надо сказать гостям: «Идете на Русь — платите пошлину». Пусть Европа нам кланяется.
— Толково, — молвил Силуян.
— А коль заартачатся? — спросил Мефодий.
— От ворот — поворот. Но того купец не сделает. Он проделал уже большой путь и вспять не пойдет, любую пошлину заплатит. Но для оного, господа купцы, надо возвести вместо старой деревянной крепости — крепость каменную, и поставить под ее стенами десятка два морских кораблей, придав им добрую дружину. Сии корабли и крепость надежным дозором станут, суда будут на Русь пропускать, и русские ладьи в море сопровождать. Вот тогда покойно станет на Варяжском море. Корсары же пусть себе прочие моря подыскивают.
— Дело говоришь, князь, — одобрительно крякнул Мефодий. — И немалый доход в казну Руси потечет, и корсары утихомирятся. Здравая мысль, князь Ярослав.
— Здравая мысль, не подкрепленная калитой, бесплодна. Дабы приваряжской землей овладеть, коя издревле Руси дань платила, Ладогу упрочить и добрый флот построить, надлежит мне новгородцам поклониться.
— Да мы сами тебе всем купечеством поклонимся, князь.
— Новгород — самый торговый город Руси, и не ему ли выгоду понять? Не поскупится!
