Тим Уиллокс - Двенадцать детей Парижа
– Если можно, не туши факел, но главное – спрятаться, – сказал рыцарь. – Я возьму фонарь. Если через час я не вернусь, вы с Гуго берите кошельки и можете быть свободными. Могучего Инфанта оставьте.
– Почему? – удивился Гуго.
– Он примет такую смерть, какую пожелает, потому что он уже мертв.
– Может, и мертв, но я прослежу, чтобы они ушли, – подал голос слепой великан.
Лицо его при этом дергалось, словно его жалили злые пчелы.
– Возьми еще один камень бессмертия, – предложил Тангейзер.
– Он мне не нужен.
Иоаннит перевел взгляд на Эстель. Девочка стояла на повозке, укачивая его новорожденную дочь.
– Ты летала на спине дракона, – сказал ей Матиас. – А на дьяволе полетишь?
– С Ампаро?
– Дьявол не может летать без своих сестер.
– А мы возьмем с собой арбалет?
Госпитальер видел, что это значит для нее. Кивнув, он улыбнулся Эстель, а потом повесил на плечо турецкий лук и колчан со стрелами, которые Алтан сам изготовил, заточил и снабдил оперением. Ремешок булавы он надел на запястье Гриманда.
– И как я ею воспользуюсь? – поинтересовался тот.
– Достаточно будет одного ее вида, – заверил его Матиас.
Король Кокейна поднял булаву и состроил гримасу.
Многие художники продали бы свою душу дьяволу, чтобы запечатлеть результат. Тангейзер попросил Эстель повернуться спиной к борту повозки, взял девочку за талию и посадил себе на плечи.
– Куда же мы полетим? – спросила она.
– К пристаням, чуть севернее Нотр-Дама.
– Это недалеко, – сказала Ля Росса.
– Зачем? – спросил Гриманд.
– Забрать еще одного моего друга. Девочку по имени Паскаль. Ее захватили сержанты Ле Телье, – объяснил иоаннит.
Он вспомнил, что берет с собой не только свою дочь, но и дочь Гриманда. То, что Младенец – отец этой девочки, он понял еще во Дворах, хотя сама она явно этого не знала. Рыцарь не понимал, почему король воров не признался ей в этом, но спрашивать не стал.
– Я получу благословение Инфанта? – спросил он гиганта.
– Ля Росса – вот твое благословение, – буркнул тот в ответ. – Инфант мертв. Но если это рай, то мне такой рай подходит.
– Гуго, покажи мне дом, – обратился госпитальер к своему юному проводнику.
Особняк Гарнье выделялся среди других. На ступеньках крыльца спали два охранника. Тангейзер мог убить их, прежде чем они проснутся. Но его планы в любом случае не изменятся, а устранить охрану он всегда успеет – это не составит труда. Может быть, на него так действовала близость Карлы.
– Гуго, когда Грегуар спрячет повозку, вернись сюда и наблюдай для меня за домом, – велел Матиас и похлопал подростка по плечу. Он еще не встречал мужчину или мальчишку, которому бы это не понравилось. Но Гуго остался недоволен: он повел плечом, словно обидевшись.
– Я буду наблюдать за домом для себя. И для Карлы, – ответил мальчик.
– Еще лучше, – не стал спорить рыцарь. – И жди нашего возвращения.
Тангейзеру показалось, что он затылком чувствует, как бьется сердце его дочери. Вряд ли это было возможно – через козлиную шкуру, – но настроение у него поднялось. Он двинулся на юг по боковой улочке, а затем свернул на восток, к дому Ирен, и оказался в полной темноте.
– Вам нравится имя Паскаль? – прошептала Эстель.
– Почти так же, как Эстель.
– А Паскаль подходящее имя для сестры?
– Да. Конечно.
– Значит, она одна из нас.
– Пожалуй.
Матиас обнаружил, что, несмотря на ехавших на нем «пассажиров», скорость у него была довольно приличной. При слабом свете фонаря он и один не мог бы идти быстрее.
– А что означает «Паскаль»? – снова подала голос Ля Росса.
Госпитальер задумался.
Это слово означало «бегство евреев из Египта».
– Оно значит «Дорога к свободе», – ответил он.
Глава 31
Суд
Усталость пропитала каждую клеточку тела Карлы, добралась до самых костей, проникла в душу. Даже в госпитале на Мальте в самые тяжелые дни осады графиня де Ла Пенотье не чувствовала себя такой истощенной. Тем не менее спать она не могла.
Она лежала на приличной кровати в гостевой комнате на втором этаже дома Бернара Гарнье на острове Сите. Через окно в помещение проникали жуткие звуки, доносившиеся с обоих берегов реки – избиение гугенотов продолжалось. Крики женщин и детей, отчаяние тех, кто пел псалмы, – все это не давало сомкнуть глаз. Хотя Карла сомневалась, что смогла бы заснуть и в другой обстановке. Разве сможет она спать, пока снова не возьмет на руки Ампаро?
Нельзя было отдавать ребенка. Как она вообще решилась на такое? Фигурка Эстель, уходящей по крышам домов, стояла у нее перед глазами. Но итальянка никак не могла предвидеть, что капитан Гарнье станет ее защитником. Карла не сомневалась, что при первой же возможности Ле Телье убьет и ее, и Ампаро. У нее не было выбора. Нет, скорее, ее выбор был очень важен. С Эстель ребенок в большей безопасности. Тем не менее женщину грызло раскаяние. Самые сильные родовые схватки казались пустяком по сравнению с муками, которые она испытывала теперь.
Ее тело, внутри которого так долго развивалась новая жизнь, еще не привыкло к пустоте. Пока Ампаро была с ней, Карла не замечала этой пустоты – ребенок заполнял не только ее, но и всю вселенную. Без дочери же сама вселенная казалась заполненной лишь отчаянием.
Даже мысли о Матиасе не утешали графиню. Она потерялась, и ему ее не найти. Зло, пропитавшее Париж до самой сердцевины, оказалось слишком могущественным. Карла видела это зло в изуродованных телах, усеявших улицы, в резне на пристанях. Она уже видела ужасы войны раньше, но происходившее в городе было настолько кошмарно, что не имело названия. И посреди этого огромного зла прятался Марсель Ле Телье, жаждавший ее смерти. Как ни странно, он ее совсем не интересовал. Никогда в жизни итальянка еще не чувствовала себя такой одинокой и напуганной. Ей нужна была Ампаро.
Антуанетта заснула, лежа на кровати рядом с Карлой. Приятное чувство от ее присутствия смешивалось с тревогой. Девочка носила фамилию д’Обре и была обречена на гибель вместе со своими братьями и сестрами. Теперь смерть для нее стала связана с Карлой. Скоро здесь тоже станет опасно. Когда Гарнье обещал взять ее к себе домой, он возглавлял отряд. Власть принадлежала ему. Но Ле Телье обладает полномочиями судьи, и его власть, хоть и не такая явная, неотвратима. Он упорно шел к своей цели весь день и вряд ли отступит завтра.
Когда Карла с Антуанеттой прибыли сюда, мадам Гарнье прервала свои приготовления ко сну и выслушала – с удивлением, но без возражений – указания мужа, после чего капитан ушел к Ле Телье. И Карла, и Антуанетта отказались от еды. Последние силы графиня потратила на то, чтобы как можно скорее и при этом вежливо выпроводить хозяйку и закрыть дверь отведенной им комнаты.
Антуанетта заплакала. Итальянка обняла девочку, но никак не могла успокоить ее и сама принялась всхлипывать. Так они могли проплакать всю ночь, но внезапно девочка – руководствуясь детской логикой – нашла карты в кармане платья Карлы, и проснувшееся в ней любопытство пересилило горе и страх.
– Что это? – спросила малышка.
– Карты.
Карла взяла колоду, просмотрела, вытащила из нее карты «Смерть» и «Дьявол» и положила в карман. Остальные она протянула Антуанетте.
– Можно мне с ними поиграть? – уточнила ее подопечная.
– Конечно.
– А как с ними играют?
– Сочиняют разные истории.
– Как?
– Выкладываешь карты друг за другом. Вот так. Смотри, этот рыцарь влюбляется в эту даму, и они женятся.
Она выложила «Императора», «Императрицу» и «Любовников».
– А что дальше?
– Смотри на картинки. Тебе решать.
Антуанетта разложила карты на кровати.
– Мне здесь не нравится, – сказала она. – Я хочу обратно, во Дворы.
– Поспи, и тебе станет легче.
– Смотрите, у этой дамы есть собака, чтобы защищать ее и рыцаря.
Антуанетта положила карту «Сила» рядом с остальными.
– Чудесно. Бери даму, собаку, и вы все трое можете поспать.
Теперь карты лежали на прикроватном столике рядом со свечой. Карла вспомнила об Алис. Они были знакомы всего день, но итальянка скучала по ней так, словно знала ее всю жизнь. Еще ни одна женщина не вызывала у нее такого уважения. Мать Гриманда заставила ее снова стать собой. Теперь Алис в ней. И, как надеялась Карла, с ней. Она взяла карту «Сила», лежавшую на подушке Антуанетты. Может, в выборе маленькой девочки заложен глубокий смысл? Она выбрала карту, увидев на ней льва, укрощенного дамой. Но Алис сказала бы, что карту нужно воспринимать не как предсказание, а как приглашение использовать то, что заложено у тебя в душе. Карты указывали, что ей нужно понять – в первую очередь о себе. Сила. Карла никогда еще не чувствовала себя такой слабой. Вызов, брошенный картой, заставил ее еще лучше осознать это.
Да, она слаба. Но признать свою слабость, смириться с ней и не бояться ее – разве это не сила? Она слаба и находится в доме человека, который заодно с ее злейшими врагами. Со злейшими врагами ее ребенка. Но неужели она настолько слаба, что может лишь ждать, лежа в постели и обливаясь слезами, пока за ней не придут? Женщина спустила ноги с кровати и села. Движение вызвало очередной приступ послеродовых схваток, но Карла проигнорировала их и поднялась на ноги.
