Тим Уиллокс - Двенадцать детей Парижа
Она подошла к окну. Так, передвигаться она может, если захочет. Комната располагалась в задней части дома, на втором этаже, а окна выходили на реку. Слева тянулись дома на мосту Менял, из-за которых доносились звуки массовой резни. Под зданиями правого берега рукав реки был заполнен пустыми лодками. В отражавшемся от воды лунном свете казалось, что лодки соединены цепями, но Карла не была в этом уверена. На берегу лодок не было вообще. Справа виднелись задние фасады домов на мосту Нотр-Дам. Она на острове.
Куда же ей идти?
Она видела цепи на мосту. Милиция. Капитан Гарнье оставил двух человек у парадной двери, чтобы успокоить ее. Один уже дежурил здесь и раньше, ради спокойствия его жены. Вторым охранником стал помощник Гарнье, лейтенант Бонне, который остался недоволен, в том числе и потому, что таким способом капитан хвастался своей галантностью. Бонне был одним из тех, кто держал шампур, ослепивший Гриманда.
Карла поморщилась, вспоминая эту сцену. Король Кокейна был чудовищем. Она никогда не забывала об этом, даже в тот момент, когда в его огромных ладонях впервые увидела свою дочь. Тем не менее что-то в нем привлекало ее, нечто большее, чем его любовь к ней, – графиня знала о его чувствах, хотя сам Гриманд не произнес о них ни слова.
Сцена ослепления гиганта едва не сломила ее волю. Карла видела, как издевается над ним рыжеволосая красотка – скорее всего, это была мать Эстель. Видела ухмылку Малыша Кристьена. Веселье солдат. Видела первую дымящуюся дыру на изуродованном лице Гриманда.
Ярость итальянки едва не прорвалась наружу, когда один оставшийся глаз великана посмотрел на нее с пронзительной нежностью и любовью. Гриманд покачал своей кудрявой головой, несмотря на то что два человека крепко держали ее сзади. Этот жест предназначался Карле. И она поняла, что король воров прав. Она не спасет его глаз, а лишь унизит себя перед милицией, защищая известного преступника, который похитил ее и для пленения которого пришлось положить столько жизней. Графиня молчала, не издав ни звука и не проронив ни слезинки, и в этом молчании развернулась битва со стыдом и жалостью, едва не лишившая ее воли.
Выколов второй глаз, они отпустили Гриманда, связанного, стоящего на коленях, и Малыш Кристьен объяснил Доминику, почему для таких, как Инфант, это наказание хуже смерти. Рыжеволосая женщина спровоцировала яростный спор из-за денег, и Доминик утолил свою жажду крови, заколов женщину мечом и бросив ее тело головой в костер. Когда Карлу увозили из Кокейна на тележке – той же самой, на которой ее туда привезли, – она бросила взгляд на Кристьена. Всего один. Внутри у нее не осталось ни чувств, ни мыслей, но выражение ее лица стерло улыбку Пикара и наполнило его сердце страхом.
Теперь итальянка переводила взгляд с одного моста на другой. Они не могут вернуться в Кокейн, хотя Карла, как и Антуанетта, считала его самым безопасным местом в Париже. Пойти в монастырь Филь-Дье и забрать Ампаро тоже невозможно. В этот час улицы кишат не просто убийцами, а теми, кто дал волю своим самым темным инстинктам.
Женщина отвернулась от окна и достала из кармана две карты. В тусклом свете свечи «Дьявол» был почти неразличим. Крылатый зверь, пожирающий тела. Она спрятала его под карту «Смерть». Вид яростного жнеца и его безумного коня, топчущего сильных мира сего, успокоил Карлу. Алис выбрала «Смерть» в качестве карты спрашивающего, и теперь Карла поняла почему. В раскладе Смерть неслась навстречу Огню. Старуха не сомневалась, что бледный всадник придет. Но как Матиас найдет ее здесь? У Гарнье внушительный дом, но это явно не Башня.
Графиня взяла со стола остальные карты, перебрала их и нашла «Суд». Первую карту из тех, что она вытянула. Неоправданные надежды. Даниил во рву со львами. Львы не съели его, потому что чувствовали силу его духа. А Смерть мчится не только навстречу Огню, но и Суду. Карла посмотрела на карту. Ангелы с трубами поднимают мертвых из могил.
Нотр-Дам де Пари.
Эта сцена вырезана над его главным входом: Страшный суд.
Собор находится всего в нескольких сотнях шагов отсюда. Ублюдки, наводнившие улицы, не посмеют нарушить его святость – не из набожности, а из страха политических последствий, которые для них будут означать виселицу. Даже Марселю Ле Телье, искушенному в политических интригах, потребуется время и все его влияние, чтобы решиться на такой шаг. К тому времени Карла докажет – всем священникам в соборе, – что является верной дочерью церкви. Какой она действительно была, пока не встретила мать Гриманда. Она будет молиться и слушать мессу. И несмотря на все, во что она поверила, несмотря на убедительность философии Алис, Карла не сомневалась, что Мать Природа примет свое дитя, которое нашло в разложившемся теле церкви сердце, сотканное из любви, а в Христе – философа, с которым у Нее не так уж много расхождений.
И самое главное – монахини из Филь-Дье подчиняются настоятелям Нотр-Дам. Итальянка была уверена, что сумеет добиться сочувствия и поддержки этих настоятелей, во власти которых устроить ее скорейшее воссоединение с Ампаро.
Карла спрятала карты в карман. Она больше не чувствовала себя слабой. Да, ее тело истощено, но все же повинуется ей. Внезапно появившаяся сила породила сомнения. Может, она тоже сошла с ума? Действовать по подсказке картинок, нарисованных на картах? Бывает, что после родов женщины повреждаются умом. Но даже если так, даже если она безумна, то тем лучше – ведь ее окружает безумный мир. Еще раз обдумав свой план, графиня нашла его не лишенным смысла.
Она разбудила Антуанетту.
На комоде стоял кувшин воды и чаша. Карла смочила кусок ткани и протерла лицо девочки. Та не сопротивлялась и после умывания явно оживилась. Ее взгляд упал на подушку:
– А где моя собака?
– У меня в кармане, цела и невредима. Ты была права. Это неподходящее место. Мы уходим.
– Возвращаемся во Дворы?
– Сегодня нам не перейти реку. Ты не испугаешься выполнить одну мою просьбу?
– Какую?
– Спуститься по лестнице, очень тихо. И посмотреть, есть ли кто-нибудь внизу, у входной двери.
Антуанетта пожала плечами и кивнула, словно это был пустяк для девочки, недавно покорившей Кокейн. Карла обняла ее и открыла дверь. Малышка вышла.
Итальянка умылась сама. Волосы ее были по-прежнему заплетены в косу, и она лишь убрала выбившиеся пряди. Ее платье покрывали многочисленные пятна, но мужчины обычно не замечают таких вещей.
– Там никого нет, – сообщила вернувшаяся Антуанетта.
В вестибюле стоял футляр с виолой де гамба. Карла взяла его. Вес инструмента помогал ей чувствовать свою силу. Если потребуется, она будет толкать его перед собой по улице, дюйм за дюймом. С этой мыслью графиня открыла входную дверь.
Оба охранника дремали на ступеньках крыльца, сложив на землю оружие и фонари. Они не проснулись. Карла толкнула Бонне футляром. Он вскочил, а за ним и его товарищ.
– Лейтенант Бонне, – сказала итальянка. – Вне всякого сомнения, капитан Гарнье будет рад узнать, что его жена и гости находятся под надежной охраной.
– Прошу прощения, миледи, – виновато пробормотал тот. – День был таким длинным, а я встал очень рано…
– Понимаю. Я тоже. Мы идем в Нотр-Дам на полунощницу.
– Полунощницу?
– Это ночная служба. Псалмы, отрывки из Писания и жития святых.
– Да, миледи. Ночная служба. Но она заканчивается примерно в одиннадцать.
– Для того, кто спит на посту, ты неплохо ориентируешься во времени. Должен ли капитан знать, что ты отказался проводить в церковь его гостей? Или ты боишься ходить по городу в темноте? В таком случае мы пойдем одни.
Бонне увидел футляр виолы. Он посмотрел на Карлу, и она не отвела взгляда.
– Разве во время ночной службы играют музыку, миледи? – удивился охранник.
Второй раз за вечер графиня промолчала. Но теперь ее воля не подвергалась испытанию.
– Позвольте мне понести ваши вещи, миледи? – предложил не дождавшийся ответа Бонне.
Карла была рада оказаться на улице. Передвигалась она мелкими шагами, внутри у нее все болело, но ходьба все равно доставляла ей удовольствие. Антуанетта взяла ее за руку, и они повернули на восток, к мосту Нотр-Дам, перегороженному цепями и охраняемому четырьмя ополченцами, которые жарили на костре каштаны. Потом итальянка и ее спутники повернули на юг, мимо Сент-Кристофер, а затем снова на восток, к башням собора.
Некоторые дома и мастерские охранялись наемной стражей – эти люди кивали Бонне. Карла презирала его, но была рада, что ее сопровождает известный в округе человек. В отличие от Вилля здесь на улицах не было трупов, но графиня не сомневалась, что их просто успели убрать. Лужи, оставшиеся на земле после ливня, уже высохли – за исключением самых глубоких, – но дождь не смыл темные пятна на некоторых стенах и дверях. Остров был гиблым местом.
Они прошли мимо Отель-Дье. Оцепенение, которое Карла почувствовала утром, усилилось с наступлением темноты. Оно окутывало все вокруг, словно невидимый черный туман, сгущавшийся не только от страха, но и от стыда – хотя этого чувства не наблюдалось ни у солдат, ни у Бонне.
