От Руси к России - Александр Петрович Торопцев
Захар взялся за дело решительно. Он собрал за Арбатскими воротами бояр и дворян, сказал им, что нужно наконец-то покончить с Василием Шуйским, незаконно захватившим московский трон, и с мужем Марины Мнишек, с вором.
Люди выслушали его с пониманием. По решению сходки в село Коломенское отправили посла с предложением убрать вора. В Коломенском собрались люди ушлые – не зря они тянулись к вору. У воров всех народов и времен, даже у самых гениальных, есть одно в корне отличающее их от других людей, нормальных, свойство: ограниченная степень свободы действия, свободы выбора средств и путей, свободы выбора друзей, союзников и т. д. Именно это свойство всех воров делает их осторожными и беспринципными, коварными и изворотливыми, хладнокровными и изобретательными. В каком-то смысле ворам живется легче, потому что они, сознавая минусы и плюсы своего воровского положения, становятся более целенаправленными, чем люди нормальные.
В Коломенском послы Захара Ляпунова получили чисто воровской ответ: «Сначала сбросьте своего Шуйского, а потом мы займемся своим Дмитрием».
Захар, по натуре не вор, но и не политик, принял эти слова как согласие, а значит, как сигнал к действию, и повел толпу бояр, дворян, купцов и черни к царю. Василий Шуйский вышел навстречу грозной толпе. Люди остановились. Захар-здоровяк, косая сажень в плечах, молодой, упрямый – выдвинулся вперед и сказал пламенную речь, закончив ее гневными словами: «Сойди с царства!».
Шестидесятитрехлетний, невысокого роста, невоинственного вида Шуйский трусом никогда не был. Слова дворянина вывели Рюриковича из себя. Он вынул из ножен нож и пошел на обидчика. Русское государство дошло до точки. До очередного промежуточного финиша.
Рюрикович, царь огромной, пусть и взбунтовавшейся державы, как какой-нибудь бандюга из новелл Проспера Мериме хватается за нож (оружие кухарок и разбойников) и с криком бросается на подданного: «Мне такого даже бояре не говорят!».
У немецких разведчиков бытовала до недавних пор поговорка: «Wenn Kundschafter zur Pistoler greifen mub, so ist zu spet» («Если разведчик хватается за пистолет, значит, он опоздал»).
Если царь ведет себя как несдержанный пахан воровской малины, значит, он и есть пахан, но не царь. Но дело-то происходило не на хазе, а то бы… Здоровенный Захар показал царю кулак и грозно рыкнул: «Сделаешь еще шаг, я тебя в порошок изотру вместе с твоей железякой!».
Василий Иванович онемел, остановился. И правильно сделал. Времена стояли неспокойные. Не то что в 1147 году, когда вот такого же задиристого Степана Ивановича Кучку люди Юрия Владимира Долгорукова скрутили вмиг и без суда, без пожеланий боярской Думы, по одному лишь мановению руки князя Суздальского отправили владельца Красных сел к праотцам.
Эх, времена были!
Захар Ляпунов повел толпу к лобному месту, послал за духовенством, боярами, служилым людом. Настойчиво зазвонили колокола. Жители Москвы потянулись к Красной площади, к лобному месту. Захар Ляпунов и другие голосистые говорили народу правду и только правду. Четвертый год Василий Шуйский на троне. Мало того, что сел неправдой, да еще и разруху учинил по всей стране…
Патриарх Гермоген хотел было вступиться за царя, немилого ему, да раздумал, покинул сходку.
Князь Воротынский пришел к Василию Шуйскому и сказал: «Весь народ против тебя, оставь царство, не доводи людей до беды».
Василий Шуйский внял доброму совету, положил жезл и отправился в свой дом. Страна оказалась без царя. Власть перешла к боярам.
На следующий день коломенцы отказались от своих слов, да еще и поиздевались над москвичами, нарушившими клятву верности законному царю.
Тут только жители столицы вспомнили народную мудрость: «С волками жить – по-волчьи выть». Пораньше бы они вспомнили ее! Впрочем, на ход событий это вряд ли бы повлияло.
Низложение царя осудил патриарх Гермоген, Шуйский попытался организовать стрельцов и вернуть царский посох, но вездесущий Захар опередил его. 19 июля он с верными людьми ворвался в княжий дом Шуйского, схватил его, увез в Вознесенский монастырь.
Такого позора ни один Рюрикович еще не испытывал. Несчастного Андрея Боголюбского убили заговорщики, но чтобы какие-то мосластые «зверовидные» дворяне позволили себе насильно постричь Рюриковича – такого на Руси еще не было. Рюриковичи насильно постригали всех, кого хотели, в том числе и князей и княгинь из своего рода. Но…
«Я не хочу!» – кричал Василий, когда, согласно обряду, монахи ему задали вопрос, но князь Тюфякин спокойно произнес за Шуйского положенные слова, а Захар крепко держал в это время бывшего царя своими крепкими мясистыми ручищами. Дворянин весил чуть ли не в два раза больше насильно постригаемого, зато лет ему было чуть ли не в два раза меньше, чем Шуйскому.
Обряд закончился. Василия отвезли в Чудов монастырь. В тот же день в том же монастыре, быть может, в те же самые минуты насильно постригли Марию Петровну, супругу царя.
А еще через три дня в Москву явился гетман Жолкевский, и Москва вынуждена была согласиться с тем, что на Русский трон воссядет Владислав, сын короля Сигизмунда.
И такого еще не было на Руси! Иноземец на троне. Иноверец. Патриарх Гермоген, долгое время противившийся избранию Владислава, смирился-таки с обстоятельствами, но с одним непременным условием: сын Сигизмунда должен был креститься по православному обряду.
Жолкевский не принял требование патриарха всея Руси, «но заключил такой договор, который показывал, что гетман вовсе не думал о порабощении Руси Польшей, напротив, уважал и даже ограждал права русского народа»[144]. Но не только это явилось причиной того, что московские бояре (и знать других городов) и духовенство согласились принять царем всея Руси иноземца.
«Московское государство избирало царем своим Владислава, – констатирует Н. И. Костомаров, – с тем, что власть его была ограничена по управлению боярами и думными людьми, а по законодательству думою всей земли»[145].
Ограниченная монархия! Московские купцы и бояре еще в 1147 году мечтали об ограничении власти князя. Они мечтали об этом во времена Дмитрия Донского, мечтали так активно, что своровали у князя роскошный пояс, украшенный жемчугами. Они мечтали об этом во время «последней распри русских князей». И во времена Ивана III Грозного и его еще более грозного Ивана IV! Идея ограниченной великокняжеской или царской единодержавной власти несколько веков пробивала себе дорогу к умам князей, бояр, духовенства. Но на пути ее стояли сильные люди и разные обстоятельства.
Любая смута (революции, гражданские
