П. Васильев - Суворов. Чудо-богатырь
Митяй слез с облучка и принялся барабанить в ворота.
Но на его стук никто не отзывался.
— Отпирай, не то ворота выломаем! — погрозил Митяй.
Угроза его подействовала, и скоро во дворе послышались поспешные шаги.
— Кто стучит? — сердито спросили из-за двери; голос принадлежал женщине.
— Пусти нас переночевать.
— Поезжайте дальше, у нас не постоялый двор.
— Мы заплатим, только пустите, — сказал молодой князь, выходя из тарантаса.
— А сколько вас?
— Всего трое.
— Ну, ладно! Въезжайте.
Ворота заскрипели на проржавленных петлях и отворились.
Князь Борис и Митяй вошли на двор, за ними въехал и кучер Никита.
Их встретила красивая молодая девушка богатырского сложения. Она пристально посмотрела на князя Бориса и весело проговорила:
— Добро пожаловать, гости незваные. Пойдем, боярин, в горницу, пока твои людишки будут с конями возиться, поужинать тебе соберу.
— Спасибо, есть я не хочу.
— Пойдем, пойдем.
Борис Пронский в сопровождении неизвестной девушки вошел в избу, перегороженную на две половины.
В одну из них молодая девушка и ввела своего нежданного гостя.
— Садись, боярин. Скажи, как звать тебя?
Борис Пронский назвал себя.
— Э, да какой гость-то у меня именитый.
— А как тебя зовут? — в свою очередь спросил князь Пронский.
— Ульяной.
— Скажи, Уля, ты здесь одна живешь?
— Знамо, не одна. Со старухой нянькой и со своими крепостными людьми.
— Как, у тебя есть крепостные люди? — с удивлением спросил Борис Пронский.
— Есть. Я дворянская дочь.
— Дворянская дочь? И живешь здесь, в глуши, в лесу? Странно!
— И, князь, ничего нет странного. Я вольная, что птица, и живу где хочу.
Вошел Митяй и обратился к князю:
— Коней отпрягли, овса им дали. Теперь, князь, что делать?
— Поужинай, Митяй, да спать ложись! — ответил слуге Борис Пронский.
Никита пошел спать в тарантас, а Митяй расположился спать на полу, у двери той горницы, где на скамье, на постланном ковре, лег молодой князь.
Из предосторожности Борис положил под подушку пистолет.
— Ну, спокойной ночи тебе, князь, — проговорила Уля, собираясь уходить.
— Спасибо, Уля! А ты уходишь?
— Ухожу.
— Куда?
— В лес.
— Ночью в лес? — удивился Борис Пронский.
— Да. Ночью иду в лес! А ты горазд, князь, спрашивать. Тебя я ни о чем не спрашиваю, а ты меня вопросами засыпал! — сердито проговорила молодая девушка и быстро вышла из избы.
— Какая странная девушка, — проговорил князь Борис Пронский, посмотрев вслед ушедшей Уле.
— Да-с, ваше сиятельство, довольно странная и непонятная. Думается мне, дело тут не чистое, — высказал свое предложение Митяй.
— Как так?
— Да так. Думается мне, живет эта Уля здесь, в лесу, с народом, который ночным промыслом занимается.
— Ты думаешь, мы попали в разбойничий притон?
— Да, ваше сиятельство, я так думаю. И потому вы извольте почивать, а я не лягу. Буду стеречь.
— Полно, ложись и спи.
— Нет, уж теперь мне не до сна.
— Ну, как хочешь.
Молодой князь укутался с головой дорожным одеялом и скоро крепко заснул.
А молодой парень из предосторожности запер дверь изнутри на засов, сам сел у окна, положил рядом пистолет и саблю и стал стеречь.
Час прошел, другой, и вдруг на улице послышались голоса. Митяй насторожился и стал прислушиваться.
— Тише, что вы глотку дерете! — крикнул вдруг на говоривших женский голос. Это была Ульяна.
— Что, сейчас с ними прикажешь порешить?
— Не сметь и думать о том! — сердито кому-то ответила Уля.
— Как так?
— Да так!
— Разве не велишь их трогать?
— Не велю! Князь молодой — мой гость. Слышишь! — повелительно проговорила молодая девушка.
— Князь!.. Да разве у тебя князь? — с удивлением спросил кто-то у Ули.
— Да, князь.
— Вот где можно поживиться-то!
— Если хочешь, чтобы цела была твоя голова, о поживе на этот раз и не думай!.. Слышишь?
— Да слышу…
Весь этот разговор, происходивший между Улей и каким-то неизвестным человеком, Митяй слышал.
Теперь ему ясно стало, что они попали в разбойничий притон и что молодая девушка Уля у них за старшего.
Голоса умолкли, и в лесу опять наступила тишина…
Скоро стало светать. Вот выплыло из-за горизонта солнце и осветило землю.
Время было ехать. Митяй разбудил Бориса Пронского.
— Что, пора? — потягиваясь, спросил он.
— Пора, ваше сиятельство. Солнышко взошло.
Кони были скоро запряжены, тарантас приготовлен.
— А где же молодая хозяйка? — уезжая, хватился князь молодой девушки. — Надо ей заплатить за гостеприимство.
— После заплатите, ваше сиятельство! Где теперь ее искать!
Князь выехал со двора.
Дорогой Митяй подробно рассказал молодому князю о подслушанном им ночью разговоре, и князь был сильно удивлен тем, что, оказывается, ночевал он в разбойничьем притоне и благополучно выбрался оттуда.
Вскоре Борис Пронский благополучно прибыл в город Яссы, а оттуда по распоряжению князя Потемкина отправился к Суворову, под Измаил.
III
Ночь накануне штурма Измаила Суворов провел без сна. Да и никто из наших воинов в эту ночь не спал: все готовились к штурму. В пять утра взлетела ракета — и колонны солдат двинулись к Измаилу, а гребная флотилия снялась с якоря.
Суворов сам вел солдат. Шли тихо. Густой туман скрывал от неприятеля первые движения нашего войска.
Но вот штурмовые колонны приблизились к крепости на 300–400 шагов: на наших солдат вдруг посыпалась картечь.
Турки приготовились к встрече.
Сильный огонь не остановил храбрецов; вторая колонна раньше всех подошла к валу и быстро спустилась в ров. Карабкаясь по лестницам, солдаты вскоре овладели первым бастионом.
Турки делали вылазку за вылазкой, но каждый раз отбрасывались с большим для себя уроном. Теперь уже ворота и мост были заняты нашими егерями; одновременно с сухопутным войском пошли на приступ и войска, бывшие на судах.
Сражение происходило в полумраке: было еще зимнее утро и день не начинался.
К восьми часам утра все укрепления были во власти русских; приступ уже прекратился, продолжалась только одна жестокая резня. Сражались везде, где только могли — на площадях города, на улицах. Каждый клочок земли приходилось брать с боем. Около десяти часов утра в крепость пробился генерал Леслей с тремя батальонами егерей. Турки не устояли и стали сдаваться в плен. К трем часам дня неприступная крепость находилась в руках русских.
Победители удивились сами, когда днем рассмотрели неприступные рвы и валы, которые перешли они ночью под губительным огнем турок. Первым вошел на стену майор Неклюдов с несколькими вызвавшимися охотниками; в их числе находился и князь Борис Пронский.
Немногие из охотников остались живы, но князь каким-то чудом уцелел и даже не был ранен.
После боя Неклюдова произвели в полковники, а Пронского в ротмистры. Суворов сам наградил его Святым Георгием.
Ротмистр Жданов тоже представлен был к награде.
Князь Потемкин во время взятия Измаила жил с обычною пышностью и блеском в Яссах; он поспешил пригласить к себе Суворова. Он хотел устроить почетную встречу герою Измаила, но Суворов, чтобы избежать этого, приехал в Яссы ночью со своим неизменным денщиком Прошкой.
Князь Потемкин сам вышел навстречу Суворову и, обнимая его, проговорил:
— Чем могу я наградить вас, Александр Васильевич?
Эти слова обидели Суворова, и он резко ответил:
— Напрасно так говорите, ваша светлость: кроме Бога и матушки царицы, никто наградить меня не может. Я — не купец и приехал не торговаться с вами.
Потемкин изменился в лице, сердито закусил губу и, не говоря ни слова, пошел в зал, где Суворов подал ему рапорт.
Расстались они холодно, и вскоре Суворов, вместо того чтобы праздновать свою победу, ехал по поручению императрицы осматривать границу со Швецией.
Лишь смута заставила государыню вновь вспомнить о Суворове. Восстание к тому времени уже распространилось на всю Польшу — от Силезии до Двины и Припяти, а также от Курляндии до Галиции. Польское войско составляло несколько корпусов под началом Костюшки, который поклялся или защитить независимость Польши, или погибнуть.
IV
В числе русских воинов в Польше находились и двое неразлучных друзей: князь Борис Пронский и подполковник Жданов (за покорение Измаила его произвели в подполковники).
Ночью на шестое сентября корпус Суворова прибыл к местечку Крутицы; за болотом, по другую сторону Крутиц, расположился польский военачальник Сераковский с 18 000 отборного войска. Единственный путь к нему для нашей армии лежал через топь по узкой гати, и туда-то направлены были все польские батареи. Поляки встретили наших солдат страшным огнем. «Картечь, гранаты и ядра летели на нас, как стаи скворцов. Солдаты вязли по колено и выше и с трудом помогали друг другу выдираться из трясины» — так пишет об этом один из очевидцев. Но, несмотря на все это, солдаты не отступали, а конница, переправившись через топь, вихрем понеслась на фланги неприятеля, рубя направо и налево. Поляки вынуждены были отступить.
