Маргарет Джордж - Между ангелом и ведьмой. Генрих VIII и шесть его жен
— Ваше величество, не соизволите ли вы благословить наш стол и направить нас в молитве? — любезно предложил мне Мор.
Он признал ниспосланное мне Господом духовное водительство! Что же еще могло означать сие предложение? Как же тактичен и умен Мор. Пожалуй, вечер обещает быть приятным.
— О Владыка Небесный, — нараспев произнес я, — благослови единство сего собрания любящих сердец и душ. Да порадуют Тебя наши речи, деяния и сокровенные желания. Наполни нас Святым Духом, дабы мы всегда говорили правду и действовали в согласии с Твоей волей.
Мы все перекрестились. Я окинул взглядом собравшихся. Моя молитва не только не добавила непринужденности, но, казалось, привела всех в еще большее напряжение.
— Ваше величество, — сказала леди Алиса, — нынче ведь пятница Великого поста, посему я приготовила самое праздничное из дозволенных в такой день блюдо.
Она позвонила в колокольчик, и появилась служанка.
— Крупяная похлебка, — возвестила она и аккуратно поставила в центре небольшого стола огромную супницу.
— С луком-пореем, — добавила Маргарет Мор-Ропер, — он является национальной эмблемой Уэльса, а ведь у вас, ваше величество, по-моему, валлийские корни?
— А вы говорите по-валлийски? — вдруг поинтересовался ее муж, подав голос впервые за вечер.
— Да… немного. Отец учил меня.
Странно, я совсем забыл об этом. Ведь в детстве отец говорил со мной именно на валлийском языке. Я вообще едва помнил наши с ним разговоры.
— Луковая похлебка по-валлийски — «cawl cennin», — сказал я. — На второй день она становится еще вкуснее, и тогда ее называют «cawl ail dwim».
Кельтские слова совершили то, чего не смогла сделать моя формальная молитва: принесли нам благословенное единство. Чудо.
— А вам когда-нибудь хотелось посетить Уэльс? — спросил Томас.
— Да. Там живут странные люди, однако у меня с ними немало общего. Порой мне кажется, что все лучшее во мне — именно от валлийской родни: способность к музыке, любовь к поэзии.
«И все худшее тоже, — добавил я про себя. — Приступы отчаяния, меланхолия и постоянная тоска по родине, где бы я ни находился».
— Вам хотелось бы приобщить их к Англии? — спросила леди Алиса с ее обычной грубоватой прямотой.
— Уэльс давно вошел в состав Англии, — сказал я. — Этого уже никто не изменит. Гораздо удобнее, когда все части объединяются под единым руководством.
Крупяная похлебка была вкусной и сытной. Я наслаждался каждым глотком, но больше всего меня радовала дружеская застольная беседа.
— А теперь настало время для моего любимого великопостного блюда, — заявил Томас. — Надеюсь, за такое пристрастие на меня не наложат епитимью.
Он с радостным видом позвонил в колокольчик.
Я понял, что он действительно с нетерпением ждет нового угощения.
— Пирог с угрем и репчатым луком.
Нашим глазам предстала внушительная глубокая сковорода с изысканно украшенной выпечкой.
Вооружившись ножом, Мор снял блестящую золотистую корочку. Над столом разнесся чудесный аромат, и я увидел мясистые куски угря в масляно-молочном соусе с изюмом. На гарнир подали большое блюдо тушеного чеснока.
Трапеза казалась гораздо изысканнее любого королевского пиршества. Но причины этого я не понимаю до сих пор. Разумеется, у Мора имелось своеобразное объяснение: его гостем также был Христос… подобно тому, как древние израильтяне всегда оставляли на пасхальных пирах местечко для Илии.
Ужин закончился — без десерта, по случаю Великого поста, — и мы вернулись в зимнюю гостиную для вечернего богослужения.
Оно было, строго говоря, монашеским ритуалом. Даже Екатерина пренебрегала вечерней службой, несмотря на ее преданность аскетичному францисканству. Но сам Мор, как оказалось, в молодости жил послушником в картезианском монастыре, хотя и уклонился от пострига, сказав: «Лучше быть праведным мужем, чем распутным священником». Как многие люди, служившие двум господам, он никогда не забывал, кто из них главный.
Огонь в камине угасал. Мор велел принести свечи и снова попросил меня прочитать службу, но я отказался. Мне хотелось увидеть хозяина дома в привычной роли, чтобы узнать и понять его по-настоящему.
Служба началась с осуждения.
— Братья, трезвитесь и бодрствуйте, — произнес он.
За сим последовало молчаливое размышление. И далее исповедь:
— Признаюсь я Господу Всемогущему, благословенной Деве Марии, благословенному Михаилу-архангелу, благословенному Иоанну Крестителю, святым апостолам Петру и Павлу и всем святым в том, что тяжко согрешил я в мыслях, словах и делах, ибо грешен, всем грешен, грешен словом, делом и помышлением. И посему молю я Деву Марию, благословенного Михаила-архангела, благословенного Иоанна Крестителя, святых апостолов Петра и Павла и всех святых помолиться за меня Господу Богу нашему.
Далее последовала песнь восхождения, 132-й псалом:
— «Esse nunc benedicite Dominum…[87] Как хорошо и как приятно жить братьям вместе! Это как драгоценный елей на голове, стекающий на бороду, бороду Ааронову, стекающий на края одежды его, — как роса Ермонская, сходящая на горы Сионские. Ибо там заповедал Господь благословение и жизнь на веки».
Когда Мор произнес заключительные слова, огонь угас. Я почувствовал себя в объятиях Господа, в божественном единстве с этой семьей, с молитвенным настроением, со священными словами.
— А теперь пора спать, — сказала леди Алиса, разрушая чары.
— Всем, кроме лунных наблюдателей, — с улыбкой проговорила Маргарет.
— Когда-то и Маргарет увлекалась астрономией, — пояснил Мор. — Но поскольку я неизменно твердил о различиях между луной и солнцем…
— Увы, я так и не преуспела в этой науке, — согласилась Маргарет. — Она приводила меня в недоумение. — Женщина окинула нас взглядом и добавила: — Мне тоже пора спать. Отец прав.
Леди Алиса тоже удалилась. И мы с Томасом Мором остались одни. Сбылись мои желания и надежды.
— Покажите же мне ваш таинственный прибор, — попросил он. — Мне не терпится увидеть, что вы привезли.
Я бережно открыл деревянный, отделанный бархатом сундучок. Внутри находились набор стекол и специальная планка с отверстиями, в которые они вставлялись.
— Если эти линзы соединить парами особым образом, то они обретают удивительную способность приближать предметы. Мой мастер по изготовлению очков показал мне один трюк. Развлекаясь с линзами, я видел предметы, расположенные в конце комнаты так, словно они находились на расстоянии вытянутой руки. Должен признаться, что еще не испытывал сей инструмент на звездах. Но нынче ночью…
— Да! Да! — восторженно вскричал охваченный воодушевлением Мор и, вытащив одно из стекол, внимательно рассмотрел его.
— Я велел оптику отшлифовать их, — сказал я. — Теперь мне приходится, увы, читать в очках.
Мне уже доводилось пользоваться так называемыми очками сорокалетних. Подобные изготавливают также для пятидесятилетних, шестидесятилетних и еще более старых долгожителей.
— У нас есть немного времени до начала затмения. Давайте соберем приборы, пока не похолодало, тогда линзы не запотеют.
Мор встал и запахнулся в блеклый серый плащ. Через заднюю дверь большого зала — теперь тихого и темного — он вывел меня во двор, и мы пришли на небольшую лужайку за особняком. С каждым вздохом все сильнее ощущались свежие ароматы надвигающейся весны.
Земля постепенно повышалась, образуя невысокий холм. Мор поднял светильник, и мы взошли наверх. Приблизившись к вершине, я разглядел там какую-то постройку. Здесь пахло струганым деревом, которое хорошо пропитали маслом.
— Это площадка для лунных наблюдений, — сказал Мор. — Китайцы, как мне говорили, называют подобные сооружения террасами.
Он построил это ради меня. Специально к моему визиту. При таких стесненных обстоятельствах он все-таки счел нужным уважить меня и мои желания…
Я взошел по ступенькам на маленький помост с перилами.
— Это самое высокое место в моем имении, — заметил он.
— Вы построили это… ради моего посещения? Затраты на дерево, оплата плотников…
— Я построил все сам, — возразил он, смеясь. — Именно поэтому площадка такая шаткая и кособокая. Но надеюсь, что наш расчетный столик будет стоять твердо.
Придворные мастера усердно занимались его сборкой. А они знали свое дело.
— Он весьма устойчив, ваше величество, — заверили они меня.
Они закончили устанавливать все необходимые приспособления на его ножки и закрепили угломер на столешнице.
— Вы можете пока отдохнуть в зимней гостиной, — предложил им Мор. — Попросите принести еще дров для камина, если хотите.
Итак, мы остались вдвоем. Церемоний или облегчающих общение развлечений не предвидится, а до затмения еще целый час. Крайне неудобно, что Всемогущий назначил для сего явления столь позднее время.
