Александр Филимонов - По воле твоей. Всеволод Большое Гнездо
Подумать невозможно было о том, чтобы прогнать Добрыню, как велел великий князь. Константин решил, что не сделает этого, даже если прогневает отца. Если на то пошло, Константину самому жить, самому и друзей заводить. Отец, если хочет, пусть сколько угодно окружает себя людьми вроде Михаила Борисовича.
Однако способов проявить упрямство существует много, и с великим князем надо их использовать все.
— Прости, батюшка, — сказал Константин. — Мне отдай гнев свой, а на Добрыню плохого не возводи. Он мне друг и верный слуга, а в поход не пошел по болезни. В груди ноет у него, дышать трудно. Ему и кровь пускали.
— Кровь пускали, — повторил великий князь. — Вот пошел бы с тобой на войну и пускал себе кровь на доброе здоровье.
— Я за своего боярина ручаюсь.
— Ладно. После поговорим, — уже почти миролюбиво сказал великий князь. — Теперь отдыхай. Я насчет ужина распоряжусь.
Константин, поклонившись, ушел. Всеволод Юрьевич направился к своему шатру.
Шатер был большой, вместительный, он предназначался для застолий. В нем был поставлен длинный стол и удобные широкие лавки. Для себя же, чтобы ночевать, великий князь велел устроить в шатре небольшую полстницу[49], куда удалялся, когда пир наскучивал ему. Полстница эта была удобна еще и тем, что, располагаясь в ней, великий князь мог хорошо слышать, о чем говорили в большом шатре подпившие князья и бояре, не желавшие пока расходиться. Все знали, конечно, что великий князь их может слышать, но вино есть вино, и оно всегда развязывает языки.
Возле шатра великого князя уже поджидал Михаил Борисович. Он был печален и строг перед важным событием. Обо всем они с великим князем уже договорились, но Михаилу Борисовичу, как ревностному слуге, хотелось еще раз уточнить подробности — и чтобы не оплошать, и лишний раз перед государем показать свое рвение.
— Что, Миша? — спросил Всеволод. — Не забыл?
— Не забыл, государь. Все будет, как ты велел. Ты знак только подай.
— Какой там знак. Уйду к себе — и начинайте. Людям скажи, чтоб подошли поближе — на всякий случай. Людей подобрал надежных?
— Люди мои верные. Со всеми уж договорились.
— Ладно. Ну, что ж, князь Роман, князь Роман. Поглядим, как ты отвертишься. — Всеволод Юрьевич усмехнулся недобро.
— Не отвертится, государь. Уж мы его прищучим.
— Ну, Миша, — построжел великий князь. — Смотри. Иди, зови всех. Начинать пора.
Охрана возле княжеского шатра была немногочисленной. Но когда князья соберутся, шатер будет взят в плотное кольцо. Можно, конечно, и без этих предосторожностей — князья Роман и Святослав не посмеют открыто противиться великому князю. Мелковаты они против отца своего. Недоброй памяти князь Глеб был боец славный и норовом крут.
По всему стану уже загорались костры. Наступал вечер. Пора было и за стол.
Все князья собрались в шатре веселые. По случаю приезда князя Константина ожидалось, что Всеволод Юрьевич будет в хорошем настроении, и пиршество получится шумное, — какое и полагается устраивать соратникам перед большим походом.
И правда — сегодня великий князь улыбался, охотно принимал славословия себе и молодому князю Константину, шутил, смеялся, когда шутки присутствующих касались незадачливых Мстислава и Рюрика: они-де ждут нас не дождутся, а мы вот вино пьем, а как допьем — пойдем их выручать. Юный сын Игоря Глебовича, Ингварь, по просьбе Святослава изобразил Чермного: надул щеки, запыхтел, вытаращил глаза. Не было похоже, но все смеялись от души — вот он какой, Чермный-то! А мы его руками возьмем и сожмем! Он и лопнет! Великий князь, посмеявшись, вдруг слегка огорчил всех, сказав, что устал сегодня и пойдет отдохнуть. Но пусть князья на это не смотрят, продолжают гулять. Если им будет весело — и великому князю будут хорошие сны сниться.
Всеволод Юрьевич обошел всех князей, прощаясь. Сердечно обнял Романа Глебовича, отчего тот даже растерялся: никогда еще такой ласки от великого князя не видал. Потом великий князь обнял Святослава Глебовича. Потом — двух его племянников, Ингваря и Козьму. Напоследок обнял Глеба и Олега Владимировичей. И направился к себе в полстницу.
Тут же выбрался наружу — у полстницы имелся отдельный вход. Махнул рукой, подзывая Михаила Борисовича. Тот был тут как тут.
— Ну, Миша, иди. А то заждались тебя. А где князь Давид?
— Вот он стоит, государь. Мы вместе зайдем. И люди сейчас подойдут.
Все. — Великий князь повернулся и зашел обратно в полстницу.
Он поудобнее устроился на лежанке, рядом на всякий случай положил меч.
Вскоре из-за полотняной стенки, отделявшей великого князя от пирующих, донеслось:
— Здорово, князья!
Ага, Миша начал нарочно грубо, чтобы сразу ошеломить. Ну, послушаем.
В шатре смолкли звуки застолья — видимо, князья не знали, как ответить на боярскую наглость. Все-таки боярин — приближенный самого великого князя. Ну его — связываться.
— А, князь Давид! Приехал? — послышался голос Романа. Видимо, Роман решил не замечать Мишиной грубости, разговаривать только с Давидом. — Что ж поздно-то так? Великий князь только что ушел. Садись с нами, князь Давид!
— С тобой рядом не сяду, князь Роман! — донесся глухой голос Давида. И сразу же:
— Не сядет он с тобой, князь Роман! — Это уже Михаил Борисович.
— Да ты что, князь Давид? — после некоторого молчания растерянно спросил Роман Глебович, — Умом тронулся?
— Ты не на князя Давида, ты на себя посмотри, — нагло сказал Михаил Борисович. — Изменник!
— Пойди проспись, боярин! — загремел Роман Глебович.
— Сам проспись, собака! И нечего на меня глаза пучить! Скажи лучше — что ты князю Чермному обещал?
Послышался грохот и звон падающей посуды, пыхтение. Князь Роман, видимо, выбирался из-за стола, а его держали. Правильно, что великий князь не велел им на пир с собой оружия брать — было бы сейчас дело.
— Что ответишь, князь Роман? Или ты, князь Святослав? Вы оба Чермному писали! Мы все знаем!
— Ах ты, ах ты пес! — задыхался Роман Глебович.
— А обещал ты ему, князь Роман, со всей дружиной передаться! Сколько тебе платит Чермный-то? — Голос Михаила Борисовича звенел от справедливого гнева.
И вдруг произошло то, чего великий князь не ожидал.
— Верно! Изменник ты, князь Роман!
— От Чермного люди у тебя были, грамоту взяли от тебя!
Это были голоса племянников князя Романа — Олега и Глеба Владимировичей. Быстро сообразили. Поняли, что дядю защищать невыгодно, и накинулись на оторопевшего Романа. А может, и знали, что так будет. Миша с ними поговорил, что ли?
— Князь Глеб! Князь Олег! — кричал Роман. — Что же вы говорите? Ведь вы оба сыновцы мои! Князь Давид! Ты-то хоть заступись!
— Не буду за изменника заступаться, — пробубнил Давид Муромский. — Все правда, князь Роман, уговор у тебя был с Чермным! Признайся лучше!
За стенкой опять завозились. Может, князь Роман тщетно искал оружие? Вот вскрикнули тонко. Это, наверное, Святослав или из молодых княжичей кто-то. Да, не сладко им сейчас приходится.
— Государь! Великий княже!!! — так громко вдруг завопил князь Роман, что Всеволод Юрьевич невольно вздрогнул, и рука дернулась — схватить меч. — Оговорили нас! Богом клянусь, святым Спасом! Не было того!
Тогда великий князь встал и, отодвинув занавесь, вошел в шатер. Уже и дружинники здесь были — держали крепко за руки Романа, Святослава, племянников. При появлении государя все замерли. Великий князь заметил направленный на него удивленный взгляд Константина, который за время свары не произнес ни слова. Но сейчас переглядываться с сыном было некогда. Великий князь оглядел изменников. Толстое лицо Романа светилось надеждой, Святослав в руках двух крепких дружинников поник, опустил голову, юноши смотрели на великого князя испуганно. Надо же — такие молодые, а уже с врагами государя своего дружбу водят. Это все семя Глебово проклятое! Всю жизнь на великого князя они ножи точили!
— Не верю тебе, князь Роман, — жестко сказал Всеволод Юрьевич. — То, что ты изменник, мне доподлинно известно.
Надежда на лице князя Романа угасла, оно сразу постарело, на великого князя будто глядел из прошлого старый заклятый враг — князь Глеб. Если у Всеволода Юрьевича могли оставаться какие-то сомнения, то сейчас они исчезли.
— Как ты мог, князь Роман, так отплатить мне за все? — спросил он, брезгуя смотреть на раскисшее лицо Романа. Ешь мой хлеб и против меня же козни строишь? Я терпеть этого больше не буду!
Он еще раз окинул взглядом схваченных князей и добавил уже устало:
— В цепи их всех. Отвезти во Владимир. Дружину их разоружить. Кто сопротивляться станет — убивать на месте.
И сел на лавку рядом с Константином, глядя, как выводят князей. Глеб и Олег Владимировичи тоже суетились, помогая дружинникам. Их самих никто не пытался вязать — значит, они не были виноваты перед великим князем.
