Беатриса в Венеции. Ее величество королева - Макс Пембертон

— У меня маковой росинки во рту не было с третьего дня, — заключил Магаро. И жалкое выражение его лица свидетельствовал о справедливости его слов.

Из всего этого Рикардо вывел такое заключение. Королева должна, не медля ни одного дня, сама явиться перед партизанами, успокоить и воодушевить их. Но чтоб они встретили королеву как подобает и доверяли ей, необходимо их прежде всего накормить.

Последний вывод он осуществил на практике так. Суденышко Кастроне стояло недалеко от равнины. Взяв с собою двух партизан, Рикардо явился на это судно и потребовал именем ее величества, чтобы Кастроне выдал все находящееся съестное в его распоряжение; старый камер-лакей клялся, что на его судне провизии очень мало. Это было правдой. Но присутствовавший при этом шкипер дал понять калабрийцу, что в сундуке его капитана хранится золото, полученное от королевы, и что часть этого золота предназначалась ее величеством для партизан. Когда старик и это отрицал, то Рикардо пригрозил ему смертью, приставив свой пистолет к груди королевского подрядчика; это подействовало. Суденышко направилось к ближайшему прибрежному городку и, закупив там необходимые съестные припасы, доставило их голодным партизанам.

Раздав эту провизию землякам от имени государыни, молодой полковник объявил им, что завтра около полуночи она сама прибудет к ним, выбрал временных начальников и десять надежнейших людей для эскортирования королевы. Первым поручил по возможности приготовить отряд для смотра. Вторым приказал ранее полуночи осторожно пробраться к резиденции королевы.

Затем он сам поскакал в Кастельветрано, где происходил разговор, описанный в предыдущей главе.

XXII

Неудачный ночной смотр. — Королева в опасности. —

Бегство, гнев. — Ревность разгорается

Незадолго до полуночи Рикардо ожидал в указанной ему Каролиной аллее, около низкой двери виллы избранных им для конвоя партизан. Верный негр Джиованни словно вырос из земли перед ним и едва слышно сообщил, что по его распоряжению сюда прибудет карета, запряженная мулами, в которой поедет ее величество вместе с герцогиней Альмой Фаньяно.

Присутствие Альмы было для Рикардо полной неожиданностью. Его лично оно как-то стесняло психически. Но главное — бесполезно усложняло предприятие. Несомненно, то был каприз королевы, который, однако, при данных обстоятельствах устранить не представлялось возможным.

Магаро, Гиро, Вольпино, Торо и другие конвойные скоро пришли; они тоже сообщили ему плохую весть: по дороге они наткнулись на небольшой отряд «вареных раков».

Так звали итальянцы английских солдат за их пунцовые мундиры.

— И они вас заметили? — спросил Рикардо.

— А еще б не заметить. Мы таких солдат в Калабрии не видывали. Нельзя было не пощупать английской новинки.

— Дрались?

— Не то что... дрались, а так... без маленькой свалки не обошлось.

— И что из этой свалки вышло?

— Вышло то, что они еще и теперь, надо быть, удирают. Французы в Калабрии куда стойче этих краснокафтанников.

— Лучше было бы вовсе не трогать их, — заметил Рикардо.

— Оно, пожалуй, что лучше... да поди урезонь наших молодцов, — отозвался Торо.

В это время к подъезду подъехала небольшая карета, запряженная двумя мулами, с погонщиком при каждом.

Негр сообщил полковнику Рикардо, что эти погонщики люди верные, сицилийцы; они выбраны самой государыней.

Через несколько минут появилась и она, закутанная в просторный черный плащ, капюшон которого спадал ей на лоб. За ней следовала Альма.

— Это кто такие? — спросила Каролина о группе черных теней, стоявших около кареты.

— Конвойные вашего величества. Я их сам выбрал.

— Все калабрийцы? Да?

— Все.

— Вы не предвидите никакой опасной встречи, полковник?

— Англичане не решатся нас атаковать, если не скопятся в изрядном количестве. А насколько я знаю, их во всей окрестности менее, чем нас, вооруженных телохранителей вашего величества.

Королева, опираясь на руку Рикардо, поднялась в экипаж и на минуту, однако, подмеченную Альмой, задержалась, пожимая его руку. Она ему что-то шепнула. Он был так польщен, что, отстранясь от подножки, позабыл пособить Альме подняться в карету.

Он опомнился, но было уже поздно: молодая девушка, кинув на него беглый, недовольный взгляд, быстро села рядом со своей повелительницей.

Кортеж благополучно миновал большую часть дороги. При слабом свете луны на ущербе можно было уже разглядеть вдали море, белевшее около Сегестского прибрежья, на котором ютились калабрийцы. Звезды начинали бледнеть, а восток чуточку просветляться.

Вдруг впереди по дороге раздался свисток, хорошо знакомый Рикардо, предупреждавший партизан Калабрии о близости опасности.

Карета королевы остановилась. Рикардо поскакал вперед, зная, что в голове маленького конвоя, как бы служа ему авангардом, пробирался могучий и смышленый Петр Торо.

Торо на вопрос начальника не отвечал сразу, пристально вглядываясь в даль. И ответил наконец вопросом:

— Ты слышишь?

— Ничего не слышу, — отозвался Рикардо.

— Невозможно, чтобы я ошибался, — шептал Торо, — у меня еще, слава Богу, глаза зорки и уши чутки: я на понюшку табаку об заклад побьюсь, что в лесу впереди нас засели солдаты.

В этот момент к ним приблизился один из конвойных, которого Торо еще ранее послал на разведку, и сообщил, что видел красных людей.

Он указал рукой в сторону, противоположную той, где Торо уверенно предполагал неприятеля.

Всем стало ясно, что они окружены с двух сторон. Вероятно, нашелся шпион или предатель, выследивший королеву. При свете разгоравшейся зари калабрийцы сквозь гущу деревьев могли довольно ясно различить красные пятна, т. е. мундиры английских солдат. Но, по всей вероятности, англичане еще не заметили кортежа.

По тропинке, ведущей к морю, еще можно было добраться до Сегестской равнины, но не всей процессии, а только одному человеку. Рикардо послал Вольпино предупредить об опасности ожидающих там королеву товарищей.

— У Вольпино ноги проворные, — заметил Торо, — он свое дело сделает... А мы-то что же будем делать?

— Я должен переговорить с государыней, — отвечал молодой полковник, — а ты не спускай глаз с красных.

Дав шпоры коню, он возвратился к хвосту кортежа. Карета стояла на своем месте; Каролина нетерпеливо глядела в окно. Он объяснил ей положение дела и спросил:

— Как угодно будет решить вашему величеству?

— Во всяком случае не отступать! — гневно отвечала Каролина Австрийская.

Препятствия, с которыми ей приходилось встречаться, раздражали ее в последнее время более, чем прежде.

— Позволяю себе откровенно высказаться перед вашим величеством, — очень почтительно, но твердо возразил Рикардо.