Жанна д'Арк из рода Валуа. Книга 2 - Марина Алиева
– Не-ет! – закричала Клод и закрыла лицо руками.
Но тьма, в которую она опустилась, тут же взорвалась красными, горячими брызгами, и уши затопил мерзкий булькающий звук.
– Не сметь! – сквозь туман ужаса услышала она голос Жанны. – Вы – солдаты Бога, уважайте церковь! Я не позволю устраивать резню на святой земле!
Жанна верхом, со своим победным знаменем в руке, въехала во двор, и Клод не решилась отнять руки от лица. Она только слушала, как таким же новым, как и взгляд, властным голосом Дева отдала приказ отправить англичан в город к остальным пленным, и вынырнула из темноты лишь когда поняла, что Жанна уже уехала.
Рыжий парень лежал перед ней в луже крови, скрючившись, как младенец в утробе, из-за чего перерезанного горла видно не было…
– Паж? – доплыл до девушки плохо понимаемый вопрос. – Ты ведь паж Девы, да?
С трудом оторвав взгляд от страшного зрелища, Клод посмотрела туда, откуда спрашивали.
Барон де Ре шёл к ней, лениво закладывая в ножны свой меч.
– Орёшь, как девица. Первый раз на войне?
Клод подавила тошноту и кивнула. От боли внутри ей захотелось согнуться и упасть. Но не при этом же господине…
Де Ре подошёл и носком сапога потрогал убитого.
– Жалеешь его?
– Да.
Барон усмехнулся.
– Действительно, почему бы и не пожалеть? Теперь, когда он мёртв, это смогу даже я. Хотя, не подоспей мы вовремя, жалеть пришлось бы не его. И не его одного, а всех этих.
Он обернулся на монахов, часть из которых, уже одевшись, уводила со двора своего изувеченного собрата.
– Он же только что дышал и о чём-то думал… – еле выговорила Клод. – Всё это слишком жестоко
– Это война, мальчик. Но жестокость она искупает самым сладким ощущением из тех, что я знаю – ощущением победы. Это, – он указал на убитого, – часть победы, и она, по-своему, так же сладка. Настоящий воин такие моменты ценить умеет. А ты учись. И считай, что сегодня тебе повезло: первый раз на войне и сразу познал лучшее, что может в ней быть!
Клод посмотрела на рыцаря. Нет, не шутит. Лицо острое, усмехающееся, а глаза – как у волка – настороженные, ждущие. Говорит, как будто вызов бросает. Вечный вызов жизни, которая требовала от него только побед.
– А что вы познали в первый раз? – спросила она.
Де Ре отвернулся.
– Не помню.
Но, для честного, ответ был слишком быстрым и резким. И, видимо, он сам это почувствовал, потому что глянул на Клод то ли со злобой, то ли с досадой и сказал не без издёвки:
– Я на войну не пажем пошёл, и визжать при виде крови времени не было.
– А когда впервые увидели смерть, которая вас потрясла, на что времени хватило?
Клод и сама не понимала, зачем задала этот вопрос, но де Ре вдруг побледнел.
Перед его глазами – сама собой – возникла вдруг, никогда сознательно не вспоминаемая, тёмная комната замка в Шантосе. Странный, удушливый запах от простыней и гигантские тени по углам, словно духи преисподней, столпившиеся вокруг его умирающей матери и ждущие её последнего вздоха. Он был тогда совсем маленьким и уже успел потерять отца. Но его потерю Жиль перенёс легче, потому что оставались ещё рядом ласковые родные руки, утешающие и оберегающие. Теперь же эти руки безжизненно лежали на простыне, и как бы Жиль их ни тряс, как ни пытался согреть дыханием и льющимися слезами, они делались только холоднее и холоднее…
– Твоё какое дело? – процедил он, сжимая кулаки.
Но Клод его ярость словно придала сил.
– Жестока не война, а те, кто воюют, сударь. И если не хватает времени подумать о жизнях, которые оборвались на ваших глазах, она никогда не кончится! И, значит, вы обманываете сами себя, когда говорите, что победа – сладчайшее из ощущений! Что даёт вам эту сладость? Сознание того, что остались живы? Но вы могли бы жить не воюя и находить сладость просто в жизни! Или, может быть, это удовлетворение собственной ловкостью и умением сражаться, которые сохранили вашу жизнь, но оборвали другие? Или вы радуетесь тому, что всё кончено, и больше не придётся никого убивать?! Но зачем тогда было это? – Клод показала на убитого англичанина. – Вы ведь даже не знаете, он ли отрубил руку монаху!.. И чему можно радоваться, стоя среди трупов?.. Где то сострадание, которое могло заставить вас хотя бы огорчиться? Ведь каждый убитый сегодня мог бы жить, если б не обманывал себя тем, что война подарит победу, как лучшее ощущение в его жизни!
Девушка почувствовала, что вот-вот заплачет, замолчала и, не глядя на де Ре, быстро пошла прочь, оставив его в полном оцепенении.
Рыцарь совершенно растерялся. Короткое страшное детское воспоминание, против его воли вызванное в памяти, странным образом переплелось с этим проклятым англичанином, убитым просто под горячую руку. Вдруг подумалось, что каких-то лет десять-двенадцать назад эти рыжие вихры так же топорщились на детской головёнке, которую заботливо и нежно прижимали к груди руки – ласковые, материнские…
– Сударь, позвольте, я уберу эту падаль, – вывел его из задумчивости голос какого-то солдата.
Де Ре подвинулся, освобождая дорогу, и почувствовал, что именно сейчас не в силах смотреть, как грубо и безразлично солдат хватает убитого за руку и волоком тащит по церковному двору.
– Эй, ты! – крикнул он и запнулся.
Привычки всей прошлой жизни шепнули, что он сейчас будет нелеп и смешон. Но де Ре уже с ужасом осознавал, что смотреть на многие вещи, как раньше, не сможет, как бы ни старался…
– Ты слышал, что велела Дева? – зло сказал он. – Имей уважение к дому Божьему! Этот человек больше не враг, а ты всё ещё христианин. Похорони его, как положено…
Клод легко отыскала место, где оставила Раймона, раненного в ногу солдата и лошадей. Покинув церковный двор в крайнем смятении, она вдруг поняла, что должна теперь сделать. Поэтому посоветовала Раймону уступить лошадь раненному и идти вместе с солдатами, которые вскоре поведут в город пленных, захваченных в Сен-Лу и возле церкви. Сама же ускакала к Орлеану, не дожидаясь никого.
Сейчас, как никогда, она была не только готова выдержать новый взгляд подруги и выслушать все упрёки этим её новым твёрдым голосом, но собиралась и сама так же твёрдо
