Александр Дюма - Красный сфинкс
Король распрощался со своим «добрым дядюшкой» герцогом Савойским, не подозревая об интригах, которые тот начал плести в то время, когда племянник находился в Пьемонте. 22 апреля король вернулся во Францию, проследовав через Бриансон, Гап, Шатийон, и направился в Прива.
Он обошел стороной Лион, откуда, испугавшись чумы, спешно уехали обе королевы. Предводитель протестантов Роган, преследуемый войском численностью в сорок тысяч человек во главе с тремя маршалами Франции, а также Монморанси, которого Ришелье мог послать куда угодно, показав ему меч коннетабля, в конце концов допустил ту же ошибку, что и вожди католиков в предшествовавшем веке.
Роган заключил с испанским королем, своим злейшим врагом, а также злейшим врагом Франции — соглашение о финансовой помощи, которое испанцы не выполнили.
Наконец, Прива — последний оплот протестантов — был взят; повесили треть его жителей и захватили имущество мятежников — не только повешенных, но и остальных.
Двадцать четвертою июня 1629 года, ввиду приближавшейся новой кампании в Италии, обстановка в которой осложнилась, был подписан мирный договор, обязывавший все протестантские города снести свои укрепления.
Еще до захвата Прива стало известно о намерении Фердинанда перебросить свою армию в Италию; поговаривали, что сам Валленштейн собирается совершить переход через Швейцарские Альпы с пятидесятитысячным войском.
Наконец, французы узнали о заявлении Фердинанда от 5 июня, в котором говорилось, что его солдаты направляются в Италию не для того, чтобы развязать там войну, а чтобы сохранить мир, отстаивая законную власть императора и защищая имперские владения от посягавших на них чужеземцев.
В том же заявлении император обращался с настоятельной дружеской просьбой о помощи к светлейшему королю Испании как к человеку, владевшему в Италии главным феодом Империи; к несчастью, Людовик не был готов к войне за пределами Франции, точнее, ему требовалось на подготовку к такой войне около полугода.
Из-за отсутствия денег Ришелье после захвата Прива пришлось расформировать тридцать полков.
Господина де Сабро послали в Вену, чтобы потребовать от императора пересмотреть свое решение.
В то же время г-на де Креки направили в Турин для объяснений с герцогом Савойским, тот должен был откровенно сказать, чью сторону он собирается принять в случае войны.
Император ответил следующее:
— Король Франции явился в Италию с многочисленной армией, не объявив войну ни Испании, ни Империи, и с помощью оружия либо мирным путем овладел несколькими населенными пунктами, находящимися в подчинении императору; если король Франции выведет свои войска из Италии, император позволит уладить дело исходя из общих интересов.
Герцог Савойский ответил так:
— Движение императорских войск через кантон Граубюнден никак не связано с тем, о чем говорилось в Сузском соглашении; однако король Испании хочет, чтобы французы покинули Италию, и Суза была немедленно возвращена.
Если король Людовик XIII соблаговолит удовлетворить желание своего шурина Филиппа I то герцог Савойский добьется, чтобы император Фердинанд вывел свои войска с территории кантона Граубюнден.
Кардинал сказал в ответ:
— Передайте герцогу Савойскому, что нам нет дела до того, чего желают император и король Испании, но мы хотим знать, собирается ли его высочество сдержать свое слово, присоединившись с войском к армии короля согласно Сузскому договору.
Король прибыл в Париж, охваченный яростью: он рассердился на своего брата Месье и хотел даже отобрать у него все поместья; но королева столь искусно взялась за дело, что помирила обоих братьев, и Месье, как всегда засвидетельствовавший королю нижайшую покорность, согласился вернуться на определенных условиях. Таким образом, вместо того чтобы пострадать от своего тайного бегства, брат короля приобрел герцогство Валуа и замок Амбуаз, а его годовой пансион был увеличен на сто тысяч ливров; кроме того, Месье назначили губернатором Орлеана, Блуа, Вандома и Шартра, а также командующим армией, расквартированной в Шампани, и поручили ему исполнять обязанности наместника в Париже и соседних провинциях во время отсутствия короля.
При этом была сделана любопытная оговорка:
«Помирившись с королем, Месье отнюдь не обязуется забыть об оскорблениях, нанесенных ему кардиналом де Ришелье, за которые тот рано или поздно будет наказан».
Кардинал узнал об этом соглашении слишком поздно и не смог его предотвратить. Он явился к королю и предъявил ему договор.
Людовик опустил голову; он понимал, что отплатил кардиналу черной неблагодарностью, малодушно уступив требованиям брата.
— Если ваше величество так благоволит к своим врагам, — сказал Ришелье, — что же, в таком случае, вы сделаете для человека, доказавшего королю, что он является его лучшим другом?
— Все, что бы ни попросил у меня этот человек, если он — это вы.
В самом деле, король немедленно назначил кардинала своим главным наместником в Италии и верховным главнокомандующим вооруженными силами.
Услышав об уступках своему врагу Мария Медичи поспешила к королю.
— Сударь, — спросила она сына с насмешливой улыбкой, — какие же права вы оставляете себе?
— Право лечить золотуху, — ответил л’Анжели, присутствовавший при разговоре.
Проявив невиданное упорство и удивительную твердость, кардинал тотчас же начал готовиться к новой кампании.
Лишь один враг преграждал французам путь на Пьемонт, грозя уничтожить добрую половину королевской армии.
Этим врагом была чума, вынудившая двух королев вернуться в Париж и заставившая короля ехать через Бриансон.
Сентябрь уже подходил к концу. Глядя, как мастеровые, обитавшие в многолюдных кварталах Сен-Низье, Сен-Жан и Сен-Жорж, падают, словно пораженные молнией, можно было подумать, что природа смеется над людьми. Стояла великолепная погода; необычайно яркое солнце светило на безоблачном небе, и воздух был как никогда свежим и теплым; лучезарная природа с улыбкой смотрела, как смерть и тление стучатся в двери домов.
Впрочем, понять логику этой чрезвычайно своенравной напасти было невозможно.
Так, пощадив одну сторону улицы, чума опустошала все дома на другой ее стороне. Не обратив внимания на смрадные перенаселенные районы старого города, она обрушилась на площади Белькур и Терро, на набережные; самые лучшие, наиболее доступные для света и воздуха кварталы и вся внутренняя часть большого города понесли страшный урон.
По неизвестной причине чума остановилась возле улицы Нейре, поравнявшись с домиком, на фасаде которого еще долго красовалась небольшая статуя с латинским изречением:
«Ejus proesidio non ultra pestis 1628» (Дальше этого места чумы в 1628 году не было).
В Круа-Руссе тоже не оказалось ни одного больного. Затем, словно чумы было мало, по стране пошел гулять грех смертоубийства.
Если в Париже злодеи оскверняли воду фонтанов, а в Марселе каторжники портили портовую воду, то в Лионе какие-то душегубы принялись натирать ядовитой мазью дверные молотки. Эту заразу якобы производили хирурги. Некий иезуит по имени отец Грийо видел этих пачкунов. По его словам, двери начали мазать в середине сентября; ризничий местной церкви обнаружил смертоносную массу за скамейкой и решил ее сжечь, но дым был настолько зловонным, что остатки ада поспешили закопать в землю.
Всякого незнакомца, случайно коснувшегося дверного молотка или звонка, преследовали с воплями: «Отравителя — в Рону!»
Когда чума разразилась в Марселе, врач регента Ширак, к которому обратились за советом городские старшины, отвечал: «Постарайтесь не падать духом!»
Трудно было не падать духом, особенно в Лионе, где священники и монахи тут же заявили, отнимая у народа последнюю надежду, что страшное бедствие — всего-навсего проявление Божьего гнева.
С тех пор слабые люди поверили, что чума — это не просто эпидемия, которую можно обуздать, а карающий ангел с пылающим мечом, от которого никому нет пощады.
XVII. КАРДИНАЛ НАЧИНАЕТ КАМПАНИЮ
Между Францией и Савойей разгорелся жаркий спор, каждый из правителей имел дело с сильным противником.
Карл Эммануил хотел не столько мира, сколько ожесточенной войны между Францией и Австрийским домом, во время которой он мог бы сохранять нейтралитет до тех пор, пока не представилась бы возможность извлечь значительную выгоду, объявив себя союзником той или иной державы. Но кардинал не спешил начинать войну с Австрией: он ждал, когда Густав войдет в Германию.
Поэтому данный вопрос был поставлен иначе и Ришелье попросил Виктора Амедея рассмотреть его с другой стороны: «Что требуется герцогу Савойскому в настоящее время, чтобы присоединиться к Франции, отдав королю надежные крепости и предоставив ему десять тысяч человек?»
