А. Сахаров (редактор) - Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II

В конце концов дармштадтское дело Николай I взял в свои крепкие руки и привлек к нему талантливого дипломата Ф. И. Брунова, который вскоре сообщил, что в Германии и в Англии брак цесаревича с принцессой Марией считается делом решенным. 4 апреля 1840 г. в Дармштадте состоялась помолвка великого князя Александра Николаевича с гессенской принцессой Марией. Известие об этом привез в Петербург князь А. И. Барятинский, в честь чего был дан сто один выстрел с Петропавловской крепости. Первое свидание императора Николая I и императрицы Александры Федоровны с будущей невесткой состоялось через два месяца во Франкфурте-на-Майне. Об этой встрече цесаревич писал своему брату, тринадцатилетнему великому князю Константину Николаевичу: «Вчера Папа, Мама и Оля приехали сюда и здесь познакомились с моей милой Марией, которая тебя уже знает по твоему портрету, он у меня всегда стоит на столе, и я часто смотрю с удовольствием на твою милую рожу». Это радостное событие, однако, скрещивается с похоронами Фридриха-Вильгельма III. Александра Федоровна едва поспевает в Берлин к последним часам своего отца и встречается с принцессой Марией уже под впечатлением похорон. Дармштадтская невеста входит в семью Романовых среди траурной обстановки. Это не помешало ей сблизиться со свекровью и новой семьей. В сентябре 1840 г. принцесса Мария вместе с царской семьей прибыла в Петербург. 5 декабря состоялось миропомазание, и по принятии в лоно Православной Церкви она была наречена великой княжной Марией Александровной. На другой день, в именины Николая I, было обручение, а 16 апреля 1841 г., в «накануние» дня рождения цесаревича (исполнялось 23 года, а невесте еще не было и 17), совершено бракосочетание, через два года после первой встречи, сразу определившей этот финал.

1840— 1841 гг. были знаменательными в жизни цесаревича, наступило второе, окончательное совершеннолетие. Юноша стал мужем, у него появилась своя семья, а недавний ученик получил официальное положение и место на поприще государственной службы, гражданской и военной. Наступила пора взрослой жизни, ответственности, самостоятельности.

У цесаревича появился свой двор. На ежедневных почти собраниях у молодой четы, зимой — в Зимнем дворце, летом — в Царскосельском Александровском дворце или на Петергофской ферме, господствовали непринужденность и веселость, занимались музыкой, чтением, игрой в вист; августейшие хозяин и хозяйка очаровывали гостей своей приветливостью и благосклонностью. Все принадлежащие к их двору (адъютанты, фрейлины, родственники, приглашенные) как бы входили в состав их собственной семьи.

Настроения и чувства Александра Николаевича той поры живо отражены в его письмах к самому близкому другу — Александру Адлербергу (в дальнейшем, в 1870-1881 гг., — министр императорского двора и уделов), которому он писал с семи лет и до конца жизни. Письма к «милому Саше» вскоре после женитьбы («язык чешется, давно не с кем поболтать») полны восторженных восклицаний. Молодой супруг счастлив и склоняет своего друга к женитьбе: «Когда-то увижу и тебя, любезный Саша, также женатым?» И в тех же письмах — восторженное описание красавиц, которыми, видимо, оба увлекались прежде. Другой предмет интересов, который сам автор писем называет «серьезным», — это смотры, маневры, посещение лагерей. Молодцеватым, жизнерадостным, однако не обременяющим себя серьезными государственными трудами выглядит будущий самодержец в этих письмах.

Цесаревна была вполне счастлива в эти первые годы своей семейной жизни. Сохранившиеся свидетельства рисуют ее натурой, отличной от супруга. Вдумчивое и проницательное описание ее внешности и душевного склада оставила А. Ф. Тютчева, назначенная к ней фрейлиной в начале 1853 г.: «Несмотря на высокий рост и стройность, она была такая худенькая и хрупкая, что не производила на первый взгляд впечатления belle femme, но она была необычно изящна, тем совершенно особым изяществом, какое можно найти на старых немецких картинах, в мадоннах Альбрехта Дюрера, соединяющее некоторую строгость и сухость форм со своеобразной грацией в движении и позе. „…“ Ни в ком не наблюдала я в большей мере, чем в цесаревне, это одухотворенное и целомудренное изящество идеальной отвлеченности. „…“ Это прежде всего была душа чрезвычайно искренняя и глубоко религиозная, но эта душа, как и ее телесная оболочка, казалось, вышла из рамки средневековой картины. „…“ Душа великой княгини была из тех, которые принадлежат монастырю. „…“ В своем окружении матери, жены, государыни, она казалась как бы чужой и неосвоившейся. Она была нежно привязана к мужу и к детям и добросовестно исполняла обязанности, которые налагала на нее семья и ее высокий сан; она, по крайней мере, всеми силами старалась их исполнять, но в самом этом усилии чувствовалось отсутствие непосредственности в этих отношениях; она искала и находила власяницу там, где характер более открытый нашел бы удовлетворение интимных отношений и применение природных способностей». Эта характеристика помогает понять тот разлад, который обнаружится между супругами с годами, когда свежесть чувств и порывы юности пройдут. Но до этого еще далеко.

Молодая семья быстро разрасталась. Еще до воцарения цесаревич стал отцом шестерых детей: двух дочерей — Александры (в семье — Лина) и Марии и четырех сыновей — Николая (Нике), Александра, Владимира, Алексея. Уже после воцарения родились еще два сына в 1857 и 1860 гг. — Сергей и Павел. Император Николай I сам был крестным отцом всех детей своего старшего сына. По случаю рождения сына-первенца, великого князя Николая Александровича, в 1843 г. счастливые родители пожертвовали по 10000 рублей для откупа неоплатных должников и раздачи пособий беднейшим жителям обеих столиц. При рождении остальных детей жаловалось по 3 000 рублей для бедняков Петербурга и Москвы. О рождении первого сына, будущего наследника, счастливый молодой отец сообщал своему родителю, Николаю Павловичу в Варшаву: «Вся експедиция (роды. — Л. 3.) продолжалась с 1/2 12 до 1/2 5. „…“ Рекомендую тебе нашего кантониста, надеюсь, что, если Бог нам его сохранит, он будет тебе, милый Папа, добрым слугой». Странной и неуместной кажется эта военная терминология в сообщении о личном, сугубо семейном событии, особенно казарменно звучит этот «кантонист». Однако для адресата и для корреспондента этот стиль, отражавший менталитет военных людей, был вполне естественным.

В самый день бракосочетания, 16 апреля 1841 г., Николай I назначил наследника престола членом Государственного совета, и в продолжение следующих двух лет членом других высших правительственных учреждений — Финансового комитета (6 декабря 1841 г.), Комитета министров (20 января 1842 г.), Кавказского комитета (30 августа 1842 г.). Цесаревич был назначен также членом Комитета по строительству постоянного моста через Неву и председателем Комитета Петербургско-Московской железной дороги. Отправляясь в 1842 г. в инспекционную поездку по Южной и Западной России, продолжавшуюся более месяца, Николай I впервые возложил на наследника на время своего отсутствия из столицы «решение дел Комитета министров и Государственного совета, равно как по всем министерствам и Главным управлениям отдельными частями». С тех пор обязанность эта возлагалась на цесаревича каждый раз, когда император отлучался из Петербурга.

С течением времени наследнику престола поручаются все более важные дела, среди которых особое значение имел крестьянский вопрос. Назначенный председателем Секретного комитета по крестьянскому делу 1846 г. (члены: председатель Государственного совета И. В. Васильчиков, шеф жандармов А. Ф. Орлов, министр внутренних дел Л. А. Перовский), наследник в возрасте 28 лет проявил полную терпимость к крепостничеству. В журнале Комитета признано: «Доколе Россия, по непредвиденным судьбам, не утратит своего единства и могущества, дотоле другие державы не могут служить ей примером. Колосс сей требует иного основания и иных понятий о свободе не только крестьян, но и всех сословий. Основанием России было и должно быть самодержавие, без него она не может существовать в настоящем своем величии. Свобода в ней должна состоять в ограждении каждого и лично, и по имуществу от притеснений другого и в повиновении всех законам, исходящим от одного высшего источника». Крепостное право оставалось незыблемым еще 10 лет, пока внешние обстоятельства не поставили под удар могущество державы. Слова документа в этом отношении оказались пророческими. Робкие решения Секретного комитета о регламентации в отдаленном будущем повинностей крестьян и предоставлении им права жалобы на помещиков посредством инвентарей хотя и были утверждены Николаем I, но остались без последствий. Безрезультатно окончился и другой Секретный комитет под председательством великого князя Александра Николаевича — о дворовых людях 1848 г.