От Руси к России - Александр Петрович Торопцев
В своем поведении, в чисто старческой беспомощности, в бездеятельности царь Федор Иванович очень напоминает императора Гонория, короля Англии Эдуарда Исповедника, Инку Васкара и других последних представителей разных династий народов планеты, а в чем-то и российского императора Николая II. Тяжкая доля выпала на этих часто очень добрых, смиренных, ни в чем не повинных людей! Они обязаны были (!) лицезреть печальный процесс гибели своей династии, целой эпохи в жизни своей страны.
Впрочем, Годунова мало интересовали подобные душевные проблемы. Он «всеми правдами и неправдами расчищал и укреплял себе путь к царствованию, очень заботился о том, чтобы своими деяниями на пользу народа и государства привлечь на свою сторону и народное сочувствие. Для достижения этой цели виднее всего была особенная заботливость именно о добром устройстве города Москвы, о безопасности народного жилища и вообще о городском благосостоянии народа», – пишет в «Истории города Москвы» И. В. Забелин, высказывая общую для многих историков мысль о том, что Годунов, властолюб этакий, все хорошее делал (а он немало сделал хорошего!) только лишь из-за огромного желания стать царем, а не из каких-то иных побуждений. При этом (как ясно из приведенной цитаты Забелина) исследователи биографии Бориса чуть ли не вменяют ему в вину благие дела: специально, мол, натворил, злодей, дел добрых, чтобы охмурить народ! Какой нехороший человек Годунов: четырнадцать лет царствования Федора Ивановича хорошие дела делал, лжец такой-сякой! Четырнадцать лет.
«Многие грады каменные создал и в них привеликие храмы… и многие обители устрои – и сам богоспасаемый град Москву, яко некую невесту, преизурядною лепотою украсил, многие убо в нем прекрасные церкви каменные созда и великие палаты устрои, яко и зрение их великому удивлению достойно; и стены градные окрест всея Москвы превеликие каменные созда, и величества ради и красоты проименована его Царь-град внутри же его и палаты купеческие созда во упокоении и снабдении торжников и иное многое хвалам достойно в Русском государстве устроил»[132]. Четырнадцать лет до воцарения трудился в поте лица своего Годунов, для одной только столицы он сделал так много, что все сотворенное в эти годы составило «новую эпоху» в истории городского градостроительства[133]. Но, оказывается, работал он, не покладая рук, лишь с одной целью: обмануть народ, обольстить его. Почему же так невзлюбили Годунова историки, почему даже явные его достижения некоторые исследователи очерняют, называют их вынужденными?
После разгрома князей Шуйских в 1586 году Годунов, по версии этих историков (Карамзин, Костомаров, Забелин и так далее), якобы боясь бунта и волнений московского люда, хорошо относившегося к проигравшим важную очередную битву за власть Рюриковичам и их сподвижникам, решил ублажить столичных жителей громадной стройкой. По черте земляной осыпи (земляного вала) он повелел соорудить каменные стены. По цвету камня новый крупный район получил название Белый город, а чуть позже – Царь-град. Грандиозная по тем временам стройка велась семь лет, руководил ей русский архитектор Федор Конь. (Надо подчеркнуть, что во второй половине XVI в. в Москве и во всей стране появилось много отечественных мастеров строительного дела, своя русская школа зодчества. Федор Конь, например, возвел в 1595-1602 годах великолепные крепостные стены вокруг Смоленска). На работах в Белом городе были задействованы москвичи, жители подмосковных сел и деревень занимались заготовкой и подвозом камня. Все они своевременно получали хорошее жалование… но это делал Годунов ради своих корыстных темных интересов. Какой нехороший Борис! Людей на большое дело организовал, деньги им платил, многих осчастливил… а сам, понимаешь, думку черную задумал, царем захотел стать! Как не стыдно ему было в глаза-то людям смотреть? Небось, догадывались они, неглупые от роду, почему так старается Борис. Догадывались. Но все равно радовались. Потому что людям всегда радостно было получать хорошие деньги за дело, которое еще и душе любо.
Годунова они в дни получения жалования не ругали, а хвалили. Хвалили они его долго. Но что-то после гибели царевича Дмитрия с русским народом случилось для Годунова неожиданное, странное. Мудрый царедворец, тонкий знаток политических игр совершил какой-то грубый просчет в сложнейшей многоходовой комбинации, которая в конце концов привела Бориса к трону… и погубила дело всей его жизни. Впервые об этой ошибке он мог подумать уже после воцарения, после почти двухлетнего царствования, когда в конце 1600-го года в народе слух пошел: царевич Дмитрий жив. Это была убийственная для родоначальника новой династии весть (не о том, что Дмитрий якобы жив, а в том, что народ принял этот слух за правду!). Народ доверчив, но в меру. «Оживить» в его сознании последнего сына Ивана Грозного мог в том числе и тот просчет, о котором Борис Годунов долгое время не догадывался, уверенно играя партию своей жизни, а лучше сказать – уверенно проводя сеанс одновременной игры с очень серьезными соперниками, причем выигрывая почти у всех. Выигрывая с большим преимуществом. Выигрывая до конца 1600-го года, когда на всех досках, где игра еще продолжалась, вдруг случилось страшное, непонятное, и Борис стал медленно упускать инициативу, сдавать позиции, нервничать в жестоком цейтноте. Если бы у него было время на раздумья, он бы мог хотя бы попытаться отыскать ошибку, первопричину надвигающегося краха, но у Бориса Годунова времени не было. Оно появилось у хронистов и авторов «Жития…», у историков и писателей. Все они в поисках фактов и событий волей-неволей давали оценки тем или иным ходам правителя, а позже царя, отвечая на вопрос, который безответно волновал Годунова: где же была совершена стратегическая ошибка? Почему слух о Дмитрии живом с легкостью огня в засушливое лето разнесся по стране? Когда началось то, что погубило дело Бориса?
Главная ошибка
После смерти в декабре 1586 года короля польского и великого князя литовского Стефана Батория между Речью Посполитой и Русским государством
