Обманчивый рай - Дмитрий Ольшанский
– Ты смеешься надо мной, Махмуд? – покачал я головой. – Или ты явился, чтобы уговорить меня стать мусульманином? В таком случае ты пришел напрасно, я не изменю своей вере.
Махмуд заложил руки за спину и прошелся по темнице.
– Я знаю, что ты не уступишь даже ради того, чтобы спасти свою жизнь. Вчера ты хорошо это показал. Но султан остался доволен, ему понравились твои смелые слова.
– И поэтому он решил укоротить меня на голову?
– Решение о твоей казни он принял с неохотой, но был вынужден это сделать, иначе остальные христиане никогда бы не усвоили урок.
– Почему же в таком случае я еще жив?
Вместо ответа Махмуд достал какую-то блестящую вещицу.
– Вот этот перстень спас тебе жизнь, – произнес османский сановник, демонстрируя драгоценность, которую сам когда-то мне подарил. – Хвала Аллаху, один из моих сподручных вовремя заметил его на твоем пальце, ну а я уже похлопотал перед султаном.
Слова Махмуда добавили немного ясности.
– Так значит, я свободен?
Надежда в моем голосе заставила турка смутиться и прикусить губу.
– Не совсем, – ответил он после некоторой паузы. – Все знают, что ты был правой рукой Яноша Хуньяди, а для нашего султана нет более опасного врага, чем этот несносный венгр.
– Тогда что меня ждет? – напрямик поинтересовался я, не позволяя Махмуду больше юлить.
– Султану понравилась твоя храбрость, так что тебе дарована жизнь. Более того, отныне ты сможешь появляться при османском дворе. – На лице Махмуда вновь появилась самодовольная улыбка.
Все это не слишком походило на правду и поэтому я, собравшись с остатками сил, воскликнул:
– Ты, видимо, пришел поглумиться над несчастным пленником или из-за недавнего сражения повредился рассудком, что было бы вовсе не удивительно! В таком случае лучше бы тебе не приходить сюда, ибо вон то ведро в углу не опорожнялось уже очень давно, а моя цепь вполне позволяет мне до него дотянуться.
Махмуд развесился пуще прежнего и, похлопывая себя по бокам, ответил:
– Вот теперь-то я узнаю того человека, с которым мне довелось делить пищу и воду под присмотром головорезов сербского князя. – Глаза вельможи загорелись лукавым огнем. – Правда, помнится мне, что, помимо воды, ты угощался и другим напитком, о котором я не смею говорить вслух, однако же горжусь, что был крепок духом и не поддался на твои уловки.
Я попытался улыбнуться колкости Махмуда, а он тем временем продолжал втолковывать мне, как обстоит дело:
– Говорю же, султан благоволит тебе, и ты добьешься очень многого, если будешь слушать меня и, если уберешь вот эту кислую мину со своего лица, от которой даже янтарное вино превратится в уксус!
Несколько минут я размышлял, а затем решился спросить:
– Почему падишах столь снисходителен ко мне? Я ведь знаю, что жизнь людей для него – все равно что пыль под ногами.
– Ты слишком плохо знаешь нашего повелителя, – погрозил мне пальцем Махмуд. – Да он суров, но не жесток. Кроме того, я сообщил ему, что ты спас мне жизнь…
– Но ведь это чистая ложь! – возмутился я.
– Ничего, впереди у нас еще много времени, и такая возможность тебе, несомненно, представится. – Махмуд устал стоять и с превеликим отвращением опустился на небольшой покосившийся табурет. – Видишь ли, дворец султана – место не столь безопасное и иногда в нем бесследно пропадают люди… Ты станешь моими глазами и ушами в самом сердце империи. Я ведь знаю, что ты был одним из лучших лазутчиков в армии Владислава и даже Хуньяди отмечал твою находчивость.
– Мне просто везло.
– Удача нам тоже понадобится. Но главное, что мне от тебя нужно – твоя верность и кристальная честность. Если ты готов принять эти мои скромные условия, тогда завтра же я похлопочу перед повелителем о твоем освобождении их этого отвратительного места.
Махмуд желал мне добра, это было ясно, но я заметил, что его речь была призвана скорее приободрить меня, чем рассказать всю правду о том, что меня на самом деле ожидает.
– Я должен подумать.
– Думай, у тебя впереди еще целая ночь. – Махмуд обвел глазами темницу и добавил. – Целая ночь с крысами, муравьями и долгоносиками. Впрочем, тебе с твоим-то упрямством это пойдет лишь на пользу.
– Могу я попросить тебя об одной услуге? – сказал я, пропуская усмешки приятеля мимо ушей.
– Конечно, если это в моих силах.
– Я вел дневниковые записи. Перед битвой дневник находился в моей седельной сумке, но когда я очнулся, его уже не было. Ты не мог бы…
– Не беспокойся, твои вещи уже у меня. – Махмуд порылся в складках своего просторного плаща и извлек оттуда небольшую книжицу с пожелтевшими от времени страницами. – Это то, что ты ищешь?
– Да это он, – сказал я, трепетно принимая из рук магометанина свой старый дневник. – Даже не знаю, как тебя отблагодарить.
– Ты уже знаешь как. – Махмуд взял лампу и направился к двери. – Прими мое предложение и завтра ты обретешь положение, богатство и шанс начать все с чистого листа.
Железная дверь распахнулась и яркий свет вновь больно ударил в глаза.
Я вновь остался один, но теперь, по крайней мере, я мог продолжать свои записи…
* * *
Я честно изложил все, что знаю и чему был сам свидетелем. Волею случая, мне удалось сохранить жизнь после страшного поражения крестоносцев под Варной, в котором погиб король Владислав и многие из моих храбрых друзей – их имена я не привожу на этих страницах, ибо читателю они не скажут ничего, но мне они будут являться во снах до самого дня моей смерти.
Но пока я жив, а значит, могу дышать и мыслить, что уже доставляет немалое удовольствие для того, кому удалось дважды обмануть смерть. Более того, стараниями Махмуда очень скоро в мою темницу принесли чистую одежду и горячий ужин, что значительно прибавило мне сил и позволило взяться за перо.
Что ж, судьба опять предоставила мне шанс, и я намерен воспользоваться им.
А дальше будь что будет.
Глава 5
Игра продолжается
Халиль-паша
Malum consilium est. quod mutari non potest.
(Плохо то решение, которое нельзя изменить.)
Публий Сир
Несколько ночей подряд великий визирь провел без сна. Перед его мысленным взором вновь и вновь проносилась страшная картина сражения. Он словно наяву видел, как к ставке султана мчатся закованные в сталь рыцари короля Владислава. Как опускаются их копья и поднимаются мечи,
