Клеймо дьявола - Серно Вольф

— Мне эта женщина, к сожалению, также не знакома, — сказал Лапидиус.

— Я так и думал, — проворчал начальник стражи. — Похоже, никто ее не знает, даже старый Хольм, что нашел ее. А вы магистр Лапидиус, не так ли?

— Совершенно верно.

Повисла тишина. Лапидиус почувствовал, как все взоры обратились на него. Потом торговки склонили друг к другу головы и принялись шушукаться. До него доносились отдельные фразы:

— …это же тот, что связался с Зеклер…

— Зеклер?

— …ну да, Зеклер, ведьмой!

— И у него с ней…

— Ага, под одной крышей!

— ФРЕЯ ЗЕКЛЕР!

Какая-то из баб истошно выкрикнула имя.

— Говорю вам, это дело рук ведьмы! — со знанием дела орала она. — «F» и «S»! Фрея Зеклер! Это она укокошила несчастную!

Другая поддержала товарку:

— Да, да, так и есть! Это угроза! Она грозит всем нам!

Лапидиус увидел, как у начальника стражи округлились глаза.

— Слышу, небезызвестная Зеклер живет под вашей крышей?

По нему было видно, что он бы сейчас с удовольствием на месте схватил того, кто укрывает ведьму.

Одно лишь высокое положение магистра мешало ему расправиться немедля.

Бабам это не мешало. Вместе они чувствовали себя силой. Они враждебно надвинулись. То тут, то там раздавались грозные крики:

— Чего тянешь, Крабиль?

— Хватай его за шиворот!

Лапидиус попятился. Чего это бабье взбеленилось? Они что, всерьез верят в то, что кричат? Лапидиусу не оставалось времени на раздумья, потому что бабы приступили к делу сами, взявшись за метлы и палки. А поскольку страж порядка и не думал сдерживать их, он быстренько ретировался. Было бы глупо разыгрывать из себя героя.

Лапидиус помчался домой со всех ног. Когда, еле переводя дух, он остановился у своих дверей, то с облегчением увидел, что никто его не преследовал. Видно, торговки побоялись оставить товар без присмотра. Он прошел прямо к себе в лабораторию и, отдуваясь, плюхнулся в любимое кресло. Внезапно он почувствовал страшный голод.

— Марта! — крикнул он. — Марта, что у тебя там на плите?

Дверь в кухню на щелочку приотворилась, и служанка просунула голову:

— Энто вы, хозяин?

— А кто еще? — Лапидиус сдвинул в сторону приборы на лабораторном столе. — Принеси-ка мне поесть.

— Вон оно и ладно, хозяин. Как ить в воду глядела, сготовила ваше любимое кушанье: омлет с фазаньими потрошками и перчиком. Погодьте, щас принесу, пока тёпленько. — Она заспешила к плите.

Через приоткрытую дверь Лапидиус наблюдал, как она вынула из буфета большое блюдо и навалила приличную порцию.

— Не серчаете на меня больше? — спросила Марта чуть погодя, расставляя на столе все для трапезы, на этот раз с крайней осторожностью.

— Нет, нет, — у Лапидиуса потекли слюнки. — А как дела у Фреи? — тем не менее не забыл он спросить, отправляя в рот первый кусок. — С ней все в порядке? За огнем в атаноре следила?

— Все сделала, как надобно, хозяин. А про Фрею-та скажу, уж больно ей было худо, сердешной. Дала ей чуток попить. В оконце на заслонке.

— Прекрасно.

Лапидиус продолжал поглощать любимое блюдо. Утром он не удосужился подняться к Фрее и сейчас испытывал угрызения совести. Он чуть было не сорвался с места, однако еда удержала его за столом. Тогда он сделал другую попытку: повернув голову к отверстию теплового канала, крикнул:

— Фрея! Фрея, надеюсь, тебе лучше?

Никакого ответа.

Может быть, чтобы было слышно, надо говорить прямо в отверстие? Но покой уже был потерян. Он в спешке проглотил остатки пищи, велел Марте убирать и поскакал вверх по лестнице к пациентке. Наверху жутко смердело. Лапидиус наморщил нос. Не ожидая ничего хорошего, он повторил свой вопрос:

— Надеюсь, тебе уже лучше?

Она посмотрела на него в окошечко. В тусклом свете дня ее лицо выглядело изможденным. Зеленые глаза помутились, цвет кожи напоминал засохшую булку.

— Я вас слышала, — еле внятно сказала она, а потом у нее вырвалось с упреком: — Вы вчера заперли дверь!

Лапидиус словно не слышал.

— На что сегодня жалуешься? — спросил он.

— Ни… ни на что.

— Ты должна мне сказать.

— Судороги, все тело сводило судорогами, а потом… потом я обмаралась.

Он сочувствующе кивнул:

— Это из-за ртутной мази. Она провоцирует колики. Я позову Марту, она все уберет.

— Да. Утром она дала мне воды. Сейчас уже лучше.

— Хорошо. — Он от души порадовался. — Теперь снова можно терпеть, да?

Она ничего не ответила. Лапидиус посчитал это за согласие и продолжил:

— Видишь, утром, когда у тебя были сильные боли, ты бы не выдержала и непременно вылезла наружу, но не смогла, оттого что я тебя запер. Если бы я этого не сделал, ты бы прервала курс и все, чего мы за прошедшие дни достигли, пошло бы прахом. И теперь ты ведь рада, что этого не произошло, да?

— Можно мне еще воды?

— Нет, сегодня ты уже пила. Я принесу тебе бульону, может быть, с небольшим кусочком фазана.

Лапидиус спустился к Марте и попросил налить чашку. Бульон был страшно горячим.

Подувая на него, он снова поднялся наверх и поставил чашку на пол. Потом открыл дверцу, чтобы Фрее было удобнее пить.

— Весь фокус при таком лечении в том, чтобы давать пациенту ровно столько воды, сколько может выйти по́том. И лучше воздерживаться от твердой пищи, чтобы не было стула. А с другой стороны, немного твердой пищи все-таки следует давать, чтобы пациент сильно не потерял в весе. Поэтому бульон — золотая середина.

Фрея пила маленькими глотками, пока не опорожнила чашку. Лапидиус забрал ее и закрыл дверцу.

— Оставьте приоткрытой.

— Нельзя. Выйдет много жару.

Закрывая, он бросил мимолетный взгляд на ее тело и заметил, что ртутная мазь почти полностью впиталась в кожу.

— Велю Марте обиходить тебя и снова натереть. Кроме этого, ты получишь настой липового цвета, чтобы хорошенько пропотеть.

— Раз надо…

— Послушай-ка, — он было присел прямо на пол, но тут же, кряхтя, поднялся. — Подожди, пододвину сундук. — Устроившись на нем, он продолжил: — Мне надо еще раз поговорить с тобой о Кёхлин и Друсвайлер. Я был у них и хорошенько выспросил. Все говорит за то, что их обвинения высосаны из пальца. Что меня больше всего настораживает, это что они пришли к тебе покупать травы.

— Многие покупают.

— Разумеется. Однако у Кёхлин и Друсвайлер есть свой огородец с травами. Зачем тогда идти к тебе?

— Не знаю.

— А ты не помнишь, что конкретно они у тебя покупали?

Фрея согнула локоть и провела рукой по глазам. Потом тихо сказала:

— Нет. Но я бы запомнила, будь что необычное.

— А что есть у тебя в фургончике?

Лапидиус видел, как она устала, однако он должен был выяснить.

— Да как водится. Розмарин, тимьян, любисток и всякое такое… А, вспомнила, белена, вот что они купили.

— А белена произрастает в обычном огороде? — Лапидиус подумал о дурманящих свойствах этого растения.

— Может, да, может, нет.

— А тебе в этих женщинах больше ничего не бросилось в глаза? Я имею в виду, кроме того, что они устроили перебранку.

— Нет… хотя постойте… Они были там до последнего. Я еще удивилась.

— Ага. Попытайся вспомнить, что они тебе говорили. Каждое слово может быть важно.

— Да ничего особенного. Я сказала, что мне уже пора, потому что поздно. И тогда, по-моему, Друсвайлер вдруг спросила, не хочу ли остановиться у них на дворе. Сладенько так спросила.

— А что ты?

— Что я лучше, как всегда, переночую в городе, под своим фургоном. И дешевле, и спокойнее.

Лапидиус поднялся.

— Ну ладно. Боюсь, это мало поможет. Но все равно, спасибо. Скоро пришлю Марту. А пока попробуй немного поспать.

Он заглянул в окошечко и увидел, что Фрея уже задремала. В сумеречном свете она выглядела как состарившееся дитя.

Колба, которую Лапидиус хотел приспособить вместо разбитого аламбика, совсем не годилась. Он стоял у лабораторного стола и тихо про себя ругался. Так он не продвинется с Variatio VII.