04.1912 (ЛП) - Susan Stellar

Миссис Дойл высвободилась из-под тяжёлой руки мистера Дойла и посмотрела на него скептически.

— А дальше? — спросила она.

Мистер Дойл отмахнулся с типичной для него беспечностью:

— А дальше планируют, когда «дальше» наступает!

Миссис Дойл повздыхала, помолилась святым покровителям и призвала благодать божию на всю семью, а в особенности — на сына, что по вине бестолкового отца вынужден был плыть под чужим именем, и на мужа, чьё неумение смотреть на мир трезвыми глазами рано или поздно привело бы его к печальному концу. Затем миссис Дойл попросила господа Бога не оставить её и дать ей долгих лет жизни (чтобы пережить мистера Дойла), вовсе не из суетной любви к плоти своей и этому грешному миру, а единственно ради того, чтобы избавить детей от сомнительной опеки отца. И, поскольку билеты уже были куплены, а «Титаник» уверенно стоял в порту, миссис Дойл ничего не осталось, кроме как подняться с колен, взять свои чемоданы и попрощаться с очередной берлогой без особых сожалений. После третьего сменённого дома она перестала к тем привязываться. Теперь миссис Дойл было сложнее долго оставаться на одной и той же квартире, нежели обживать новую.

Дети долго не могли поверить в свою удачу. Бетти онемела и обмерла на стуле, а Джо вытаращил глаза и стал трясти отцовскую руку с билетами, без устали повторяя:

— «Титаник»? Серьёзно?! Да как мы… Да что это…

— Это — чистая удача, сын! — рассмеялся мистер Дойл и взъерошил мальчику волосы. — Ты действительно держишь в руках путёвку в новую жизнь!

Миссис Дойл, поразузнав кое-что о «Титанике», переполошилась не на шутку.

— Говорят, что со вшами и блохами на борт не пускают! — закричала она. — Живо всем мыться!

Поскольку терять им было уже нечего, кроме остатков репутации и денег, вложенных в два билета, миссис Дойл развила бурную деятельность. За сутки она постирала все вещи, вывела с них почти все пятна и заставила сына трижды вымыть голову. Бетти с присущей ей аккуратностью искала вшей у брата после купания. В этот день Дойлы извели воды больше, чем, наверное, за несколько прошедших недель, и соседи не переставали изумленно спрашивать друг дружку, чем же эти голодранцы, чёрт побери, всё-таки заняты. Миссис Дойл трагически заохала, когда оказалось, что мистер Дойл умудрился подцепить вшей.

— Ах ты, мерзавец! — кричала она, всплескивая руками. — Ведь на борт тебя теперь не пустят, не пустят! Что делать-то будешь?

Мистер Дойл с мрачной решительностью вооружился складным ножом и сказал сыну:

— Притащи зеркало.

Когда юный Джо справился с этой непростой задачей (зеркало стояло на кривых лапках и весило примерно столько же, сколько и сам мальчик), мистер Дойл сбрил начисто шикарные каштановые кудри, которые делали его столь привлекательным в женских глазах. Джо даже присвистнул: кажется, в этот момент он по-настоящему зауважал отца.

— Никаких вшей не найдут! — глубокомысленно заявил мистер Дойл и постучал себя по голому черепу. — Всё! Искать негде!

— Бетти, быстро вымети эту гадость! — обрушилась миссис Дойл на дочь. — Если вши перекинутся на нас, я брить голову не буду!

По счастью, десятого апреля тысяча девятьсот двенадцатого года, когда всё семейство прибыло на причал, размахивая чемоданами и проталкиваясь сквозь гомонящую толпу, разрешение подняться на борт ими всё же было получено: санитарный осмотр не выявил никаких блох и вшей ни у лысого главы семейства, ни у его супруги, ни у его детей. Миссис Дойл радостно захлопала в ладоши, когда гомонящая толпа сжала её в тисках и понесла прочь.

— Какое же счастье, какая радость! — воскликнула она. — Ведь как-то раз, когда Джесси выводили вшей и обстригли её налысо, все вши перекинулись на её сестрёнок! Видимо, удача наконец-то улыбнулась нам, муженёк!

Ярко светило солнце, и для апреля было даже жарко, а ещё жарче становилось от тесноты и от притирающихся вплотную чужих тел. Миссис Дойл так давно не радовалась, что она словно опьянела. Она размахнулась чемоданом, перекинула руку за плечо мужа и прижалась к нему. Она действительно была рада до безумия, как невеста, стоящая у алтаря с цветами в руках и окрылённая надеждами. Бетти и Джо переглянулись. Родители отплясывали в толпе, точно сумасшедшие, кричали и обнимались, и Бетти и Джо всё происходящее начинало напоминать пьяные пляски матросов с легкомысленными девицами, которым их легкомыслие даже не оплачивали, ибо удовольствие, приносимое им грехом, было бесценно.

— Мы едем в Америку, мы поплывём в Америку! — радостно вопили мистер и миссис Дойл.

Миссис Дойл вдруг подумалось: Америка — это ведь и впрямь не Англия. Кто же станет искать их, грустных вечных неплательщиков, по ту сторону океана? Кто же найдёт их, даже если и попытается? Семье открывалось непаханое поле возможностей, свободы, которую они не знали доселе, и у них были деньги — самое ценное, что только могло пригрезиться миссис Дойл, несмотря на то, как усердно она слушала проповеди священников о вреде богатства и тлетворном влиянии алчности.

Впрочем, на причале сходили с ума не только они. Неподалёку от ополоумевшей со счастья четы отплясывал, рискуя свалиться в воду, взъерошенный юноша с лицом типичного итальянца и кричал:

— America, America, vado in America! Dio, Dio, grazie a Dio, mille grazie!

Люди, облепившие причал неподалёку от парохода, поддавались этому заразительному поветрию один за другим. У Джо на глазах в толпе стали расцветать улыбки, послышался смех, затем — визг, и вот уже десятки парочек закружились и затанцевали среди народного месива. Летели шапки, шарфы и платочки, женщины охали, мужчины ревели и потрясали кулаками, и всё плотнее и сильнее становился человеческий поток, который уверенно нёс семейство Дойлов к пышущей паром громадине — «Титанику», знаменитому детищу «Уайт Стар Лайн», лениво замершему в воде.

Джо Дойлу никогда прежде в жизни не доводилось видеть такие огромные корабли. Когда тень от «Титаника» накрыла причал, утопив его в своей сени и закутав в неё, как в плащ, Джо даже раскрыл рот и потерял табак, который он жевал тайком от матери. Джо Дойл рос в портовых городах, и, конечно же, он уже не раз успел помочь грузчикам за монетку-другую, а то и за кусок хлеба да миску супа, если в семье дела были совсем плохи. Джо даже всерьёз подумывал над тем, чтобы уйти в море: говаривали, что сам капитан этого прославленного «Титаника» сбежал из дому ради кораблей — и вот им сейчас, знаменитым Эдвардом Джоном Смитом, восхищаются накрахмаленные джентльмены и надушенные леди. Джо не боялся трудностей и опасностей, и он давно уже стал бы чумазым юнгой, если бы только не знал: уходить ему нельзя. Без него мать и сестра точно пропали бы, а уйти, оповестив их, он не мог: миссис Дойл его не отпустила бы.

Но «Титаник», эта величественная махина, без сомнений, стоил того, чтобы ради него бросить дом!

«Титаник» заслонял своим великолепием всё, что Джо Дойл знал до этого, всё, что он когда-либо мог бы узнать — ведь не существовало корабля массивнее, надёжнее и вместе с тем — изящнее. Мачты «Титаника» гордо смотрели в небо, и солнце до белого сияния полировало острые кончики. Тросы и канаты слегка подрагивали, если налетал особенно сильный порыв ветра, и корабль, казалось, сам изнывал от нетерпения выйти уже, наконец, из опостылевшего порта. Неподалёку от «Титаника» крутились и другие корабли, но они казались ничтожными моськами рядом с ним, и Джо не мог взглянуть на них, некогда вызывавших в его душе такое трепетное восхищение, без снисходительной жалости. «Титаник» поглотил его воображение, он не видел ничего, кроме «Титаника», и даже огромные кольца дыма, что вырывались из труб и смолили воздух, не вызывали в носу свербения. Это был запах Америки, запах новой жизни, запах счастья и успеха. В вышине неба, которое совсем терялось над трубами «Титаника» и становилось серовато-угольного оттенка, с воплями кружили птицы. Вода была совершенно спокойна, лишь лёгкая рябь колебала её мутную поверхность, и тогда та дробилась, причудливо искажая отражения людей, толпившихся на самом краю пристани.