Вадим Нестеров - Люди, принесшие холод. Книга 1
«Бога единаго, безначальнаго и бесконечнаго, невидимаго и неописаннаго, страшнаго и неприступнаго, превыше небес пребывающаго, живущаго во свете неприступнем, владущаго силами небесными и единым безсмертным словом премудрости своея, господем нашим Иисус Христом, видимая и невидимая вся сотворшаго, и животворящим и божественным духом вся оживляющего, и недреманным оком на землю призирающаго, и всяческая на ней устроящаго, и утешения благая всем человеком подавающаго, его же трепещут и боятца небесная и земная и преисподняя[37]».
Что же до самих «засланцев», то главным их заданием была, естественно, разведка индийских земель. «Тишайшего» царя интересовало все, список заданий был на несколько страниц: от «в которой вере индейской шах Джаган и его ближние люди и все его подданные в одной ли вере, в которой шах Джаган, или розных вер» до «и у воинских людей какой бой, огненной ли или лучной, и латы и доспехи и пансыри и шишаки и шеломы, и шапки железные на воинских людей в боях бывают ли».
Идти в Индию «Микита со товарищи» должны были через Персию, но вся подготовка оказалась втуне — в Индию их просто не пустили. Как докладывал царю русский посол в Персии князь Козловский: «И шахово величество царского величества гонца в-Ындею пропустить не велел, для того что меж индейскими и туркустанскими государи учинилась драка и ссоры в-ындейских украинных местех, авганские люди торговым людем учинили шкоты, иных людей побивают[38]». И действительно, русские «индийские гонцы» появились в Персии очень невовремя — пресловутый «шах Джаган» отнял у Бухары Балх и занял Хоросанскую область, Персия этому активно воспротивилась и началась война между персидским Шахом Аббасом и могольским императором Шах Джаханом. Пришлось Сыроежкину с Тушкановым расторговаться в Персии и возвращаться домой.
Несмотря на эту неудачу, царь Алексей Михайлович мечты об Индии не оставил. И даже отписал в Астрахань воеводе Куракину, дабы тот предоставил индийским купцам «режим особого благоприятствования», привечая их «сверх иных иноземцев», чтобы «их и вперед к нашей государской милости приучить, а не отогнать». Завидуя торговым успехам «поднявшихся» на льготах индийских купцов, которые со своими товарами доезжали уже и до Москвы, московское купечество в 1651 году, через пять лет после «миссии Сыроежкина», подало царю челобитную, прося позволения ездить с товарами в Индию.
Царь, естественно, охотно согласился и даже наделил вызвавшихся быть первопроходцами приказчиков именитого купца Василия Шорина дипломатическим статусом. Приказчики эти — Родион Никитич Пушников и Иван Никитич Деревенский — должны были идти тем же маршрутом, что и Сыроежкин (другого тогда просто не знали), потому получили царские грамоты к персидскому шаху Аббасу II, к индийскому Джахану, и «спецзадание». Все эти документы почти слово в слово повторяют те, что были у Сыроежкина. Похоже, царские бюрократы решили не утруждаться лишней работой и просто использовали то, что не пригодилось в прошлый раз.
Увы, но и миссия «Никитичей» оказалась ничуть не удачней предыдущей. Но на сей раз индийская сторона была ни при чем, хотя и там были свои проблемы — Шах Джахан как раз умер, а после смерти Великого Могола его четверо сыновей устроили междоусобную войну за право наследования. Но до сношений с Индией дело не дошло — уже после убытия второй миссии резко осложнились отношения между Персией и Россией. Хан Шемахи Хосров подбил ногайцев на набег на русские города, обещавшее быть доходным предприятие поддержали другие мелкие вассалы персидского владыки, и в качестве ответной дипломатической меры в Астрахани повязали всех персидских купцов, посадив их в «холодную» до удовлетворения убытков персидским двором. Персы в долгу не остались и обобрали так кстати появившихся русских приказчиков как липку. Хорошо хоть выпустили обратно, а купчина Шорин потом долго писал царю челобитные с просьбой возместить убытки.
После этого царь-батюшка интерес к персидскому маршруту потерял надолго, но мечты об Индии не оставил и решил поискать другой путь.
В 1669 году в Хиву и Бухару был направлен русский посланник Борис Пазухин, озадаченный, помимо обычных дипломатических обязанностей, еще и секретным поручением. От «знающих людей» он должен был разведать, «в Ындейское государство от государевы отчины от Астарахани куды ходить податнее[39] — на Юргенч ли, или на Бухары, или на кизылбашские городы. А из Бухар и из Юргенч на которые городы и места, и сухим ли путем или водяным, или горами в-Ындею путь, и на которой украинной город индейского царя приезжают, и сколько от которого города и места до которого города и места считают верст, или милей или днищ[40], и на одно ли место и городы из Юргенч и из Бухар в-Ындею дорога лежит или розные дороги, и какие люди от тех городов по дороге до Индейского государства живут, послушны ли Бухарскому или Юргенскому государству, или которые владельцы особые живут…, и нет ли от них проезжим служилым и торговым людям шкоты[41]». Для выполнения этого важнейшего задания к посольству Пазухина был причислен самарской стрелец Максимко Яковлев «для толмачества индейского языку». Убей меня бог, если я понимаю, где тогда в Самаре можно было выучить «индейский язык», но в процессе работы над книгой я уже многократно убеждался — востоковедами на Руси становились жители самых неожиданных мест.
Как вы уже поняли, русские власти искали новый путь — через Среднюю Азию.
Пазухин оказался хорошим разведчиком. Обратно он вернулся, правда, только через четыре года, но зато представил обстоятельную докладную записку, в которой был изложен оптимальный, по его мнению, маршрут до самых разных индийских городов («до первого индейского города Парвана», «до города Ратасу», «до города Малого Гужрату» и т. п.). Информация была добыта как самолично Пазухиным, так и засланным им в Балх агентом, толмачом Микитой Медведевым. Кроме того, в ближние индийские города «и до самого царственного города Джанабату» был отправлен другой разведчик-нелегал, толмач Семен Измаил, но его возвращения ждать не стали, Семену изначально велено было самостоятельно выбираться оттуда «к великому государю к Москве». И правильно, что не ждали, обратно он не вернулся.
Чтобы перепроверить полученную информацию, в Посольский приказ были вызваны находившиеся в это время в Москве индийские купцы Ченая Мокарандава и Багарея Лелеева. В целом они подтвердили мнение Пазухина, но большую часть предложенного маршрута скорректировали. Потому как эта дорога «далека, да и ехать ею страшно, потому что степниста и разбойников на ней бывает много[42]». И предложили другой, более короткий и безопасный путь — через «порубежный индейский город Кабыль» — так у нас называли ныне известный всему миру город Кабул.
Именно этим маршрутом и поехал через год с небольшим после того допроса наш третий посол в Индию — астраханский татарин Махмет-Исуп (Мухаммед-Юсуф) Касимов. Это был первый, но не последний «инородец», игравший в Большой Игре на нашей стороне, и трудно переоценить вклад татар, казахов, аварцев и т. д., бесстрашно проникавших в недоступные для русских места. Позже известный исследователь Большой игры Сергей Валентинович Жуковский писал о Касимове как об «одном из тех деятелей татарского происхождения, которые в XVII и XVIII веках оказали России большие услуги[43]».
Это посольство, надо сказать, вообще было «инородческим» — до Бухары Касимова сопровождал отправленный послом к Бухарскому хану стольник Василий Александрович Даудов, которого изрядную часть жизни звали Алимарцал Бабаев. Он был персом из Исфахана («Испагани» по-русски), служил персидскому шаху и был увезен в Россию послом Лобановым-Ростоцким. Здесь он принял православие и долго и честно служил то в Посольском приказе, то воеводой в разных городах. Много участвовал в военных походах и даже, несмотря на отставку, уже 76-летним отправился в петровский Азовский поход толмачом.
Кстати, среди других указаний, данных Касимову и Даудову перед Бухарской миссией, числилось и задание разведать все о великих азиатских реках: «Им же проведать о реке Дарье, откуль та река Дарья вышла и в которых пределах путь свой имеет, и какие по той реке поселены народы и которых государств люди по той реке имеют». Выполнено ли было это поручение или нет — можно только гадать, потому как отчеты и Даудова, и Касимова история не сохранила. Точнее — их просто потеряли. Еще до революции в каталогах Московского Архива Министерства Иностранных дел напротив заглавий обоих списков стояла пометка «При ревизии 1806 года на месте не оказалось». Но кто знает, может, еще и найдут — нашлась же карта Бековича, которую потеряли почти сразу после поступления в архив.
