Юзеф Крашевский - Осада Ченстохова
Вейхард еще улыбался, покручивая усы, Калинский молчал.
— Ворота заперты! — подъехал сообщить начальник конницы.
— Как это? А мост?
— Поднят.
— А стража есть?
— Пока еще никакой не видно.
Тем временем шум, крик и выстрелы все сильнее разносились по ветру и, казалось, сотрясали молчавший монастырь. Вейхард ударил коня шпорами, желая выехать вперед, когда испуганная лошадь внезапно метнулась в сторону, храпя и насторожив уши; какая-то высокая фигура, худая, страшная, как привидение, поднялась и встала как бы из-под конских копыт.
— Что это? Кто там? Кто? Стой! Стой! — закричали ближайшие солдаты.
— Стой или смерть!
Один из них, наиболее смелый, приблизился и схватил привидение; уже достали огня, чтобы поближе разглядеть его.
Зажженный фонарь, когда его подняли кверху, осветил худую нищенку, которая, держась за бока, надрывалась от смеха.
— Хвала Иисусу Христу! — сказала она с поклоном. — А! Как же поживаете, ясновельможные панове? Жаль, что поздно уже в вечерне, ворота закрыты, костел также! Узнаю ясновельможных панов! Ей-Богу, узнаю! Вот это гетман, а то хорунжий. Откуда вас Бог несет? Дороги плохие! Дороги плохие! Дождь льет, а тут вдобавок и ворота заперты. Но это ничего, сейчас прикажем открыть и попросим вас войти…
Сказав это, она хотела убежать, но солдат схватил ее за ворот.
— Стой! — крикнул Калинский. — Стой, баба! Говори или пропадешь, что делается в монастыре?
— А! Ксендз-приор здоров, здоров, слава Богу, и ксендз Игнатий, и отец Бенедикт, и ксендз Марцелий, все здоровы! Матерь Божия царствует, ангелы поют, святой Павел ходит по стенам…
— Это сумасшедшая, от нее мы ничего не узнаем, — сказал Калинский. — Отпустите ее!
— Стреляйте и трубите! — скомандовал Вейхард. — Не видно живой души!.. Стучите в ворота, тогда хоть кто-нибудь отзовется, живо!
Но вот не спеша открылось окошечко над форткою, блеснул свет, и Вейхард приказал пока не стрелять, когда голос из ворот спросил:
— Во имя Господа Бога, скажите, что это за шум и ночное нападение?
— А наконец людской голос! Калинский! Поговори с ними. Полковник быстро направился к краю поднятого моста.
— Скажите, — обратился он громко по направлению к фортке, — что проходящий отряд войска его величества шведского короля Густава требует, чтобы ему немедленно отворили ворота.
— Кто командует отрядом? — спросили из-за ворот.
— Граф Ян Вейхард Вжещевич.
Свет исчез, голос замолк, а начальники простояли порядочно времени на дожде, прежде чем с ними снова заговорили:
— Ченстохов не признает другой власти и короля, кроме всепресветлейшего Яна-Казимира; короля Густава не знает; по какому праву он может требовать повиновения? Гарнизон в нем не нуждается.
Вейхард, услышав это, чем более был уверен в успехе, тем сильнее разгорелся гневом:
— Ах, трутни! — крикнул он по-немецки. — Если не хотите попробовать огня, сейчас же откройте мне ворота!
— Ворот не откроем! — ответили коротко.
— Прошу впустить посла в монастырь! — отозвался Калинский и, обращаясь к Вейхарду, шепнул:
— Это ничего, я сам пойду и улажу все это дело.
— Отлично, только поскорее, полковник, а то дождь мочит нас, и уже поздно, — ответил чех, закутываясь в плащ.
Немного погодя по переброшенной доске Калинский не без страха, перебравшись через ров, вошел через узкую фортку в ворота. Тут было совсем темно, и несмотря на протесты, ему завязали глаза, взяли под руки и быстрым шагом провели далее через ворота и дворы, потом в какое-то здание, где наконец ему развязали глаза. Он увидел себя в монастырской келье, слабо освещенной, в обществе нескольких монахов, стоявших и смотревших на него в глубоком молчании.
Калинский почувствовал себя немного взволнованным, но быстро оправился, дерзко обвел взглядом бессильных старцев; ему показалось, что он видит испуг на их лицах, и, бросив грозный взгляд из-под нахмуренных бровей, он закричал:
— Почему не отворяете ворота?
— Кому же и по чьему приказу? — спросил очень спокойно приор.
— Мы пришли с графом Вейхардом занять Ченстохов от имени его королевского величества короля Карла-Густава.
— Мы Карла-Густава не знаем! — возразил Кордецкий, перебирая четки.
— Это что за речи? Знаете ли вы, чему можете подвергнуться за такую дерзость? — продолжал Калинский. — Вся страна уже подчинилась шведам, Варшава взята, города заняты; если будете сопротивляться нам, четыре тысячи солдат немедленно взберутся на стены и предадут огню вас, монастырь, костел и все ваше имущество.
— Воля Божья! — ответил невозмутимо Кордецкий со вздохом и, внимательно всматриваясь в лицо старосты, добавил: — Пан староста брацлавский, вам ли, католику, поляку, как неприятелю нападать ночью на святое место, на жилище Матери Божьей, угрожать слабым и беззащитным монахам, производить шум и грозить пожаром? Вам ли, которые должны бы защищать нас, поднимать оружие и восставать против Матери Владычицы?
Лицо Калинского на мгновение покрылось краской стыда, но стыд придал ему более наглости.
— Конечно, — сказал он гордо. — Я и граф Вейхард католики, чтим этот образ и желаем избавить от опасности святое место; мы поспешили вперед, чтобы его занять раньше шведов, и если вы не послушаетесь здравого совета, мы готовы даже употребить силу. У нас с собой четыре тысячи человек; напрасно вы думали бы сопротивляться, готовя этим себе худшую участь. Тут нечего думать, — добавил он, — немедленно сдавайтесь и отворяйте ворота.
Ксендз Кордецкий на это горько усмехнулся.
— Пан староста, — сказал он, — не знаю, от большого ли благочестия напали вы так грубо на алтарь Матери Божией и ее слуг; но верно то, что хотя бы для того только, чтобы показать вам, что у ног Ее мы ничего не боимся, — ворот вам не откроем…
— Должны! — крикнул Калинский, топнув ногой об пол и ударив рукой по столу. — Должны или…
— Когда будем должны, сделаем! — ответил спокойно приор. — Но пока мы не видим необходимости.
— Значит, хотите пожара? Хотите гибели? Хотите пролития крови? Когда шведские солдаты силой войдут сюда, я тогда ни за что не ручаюсь.
— Бог нас охранит.
— Что же вы одни хотите держать сторону изгнанника? Не желая отвечать на это, Кордецкий только сказал:
— Мы вовсе не хотим войны, служим Богу, и знать даже о ней не желаем; мы не трогаем никого, оставьте нас в покое.
— Для вашего блага необходим здесь гарнизон: здесь дело идет о святой иконе, о святом месте!
— Поистине необыкновенна заботливость ваша! — тихо вздохнул приор.
— Придут, — горячо продолжал Калинский, — придут некатолики, католики, шведы, всякий сброд, собранный со всего света, и уничтожат вас совсем. Мы желаем вас только спасти.
— Покорно благодарим за усердие! Но мы уповаем на милость Божию. Бог не покинет нас!
Староста, потеряв терпение, отвернулся.
— Итак! — сказал он. — Хотите войны, хотите разрушения и получите их.
— Нет, не хотим! — покорно сказал Кордецкий. — Это совсем не наше дело; отложите, по крайней мере, переговоры до утра; сейчас ночь, приближается час ночной службы, час молитвы; утром будет более удобно об этом переговорить.
Грозно взглянул пан староста и дерзко усмехнулся, будучи уверен, что монастырь уже в его руках.
— Га! Отлично, даем вам отсрочку до утра! — воскликнул он. — Мы не начнем военных действий, но утром поспешите, так как граф Вейхард долго ждать не будет. Кое-какую власть над ним я имею, но удержать не смогу. Если не послушаете меня вы и те, кто здесь с вами, ценности монастырские пропадут. Помните!
Говоря это, он направился к выходу, когда приор попросил его к ужину; но староста отказался, сильно озабоченный тем, как объяснит он Вейхарду отсрочку переговоров до утра, и вышел за двери.
Когда граф увидел возвращавшегося полковника, обеспокоенный долгим ожиданием и изнывая на коне, он издали закричал ему:
— Ну, что, полковник, ворота отворяют?
— Сейчас, сейчас расскажу все, — подыскивая подходящие слова, сказал Калинский. — Монахи сильно испугались, просят подождать до утра, умоляют подарить им эту ночь, потом приступят к переговорам. Нельзя было настаивать… хотя…
Вейхард с проклятием повернул коня и приказал искать места Для ночлега. Войско медленно потянулось к костелу св. Варвары и зданию новициата под горой.
Калинский много говорил, объяснял, описывал, зубоскалил, но сумрачного Вейхарда не развеселил. Чех, мрачный как ночь, ворча что-то под нос, ехал к избранной стоянке.
VIII
Как приор Кордецкий ведет с Вейхардом переговоры, и как граф находит его вежливым, но непреклонным
На другой день, лишь только пасмурное утро озарило окрестности после дождливой ночи, Вжещевич встал со своего походного ложа со странными чувствами обманутой надежды, нетерпения и гнева и подсмотрел мрачным взглядом на стены обители, возвышавшиеся недалеко. Они стояли безлюдные, на взгляд совершенно беззащитные, безоружные, не оживленные никаким движением, со своей высокой колокольней, с немыми башнями, прямо против шведов, которые, думая легко завладеть обителью, в мыслях уже раньше времени представляли себе, как они разместятся и будут хозяйничать там.
