Владимир Шатов - Между жизнью и смертью
- Здорово!
- Мужики после смены собираются на бутылёк. Ты с нами?
- Не хочу! Ты же знаешь, я своё давно выпил.
- Отрываешься от бригады, нехорошо…
Григорий несколько минут шёл молча, рядом недовольно сопя, семенил Глухов. Разговаривать не хотелось, поэтому Шелехов ничего не ответил на откровенную провокацию Семёна.
- Чёрт его ведает, может и правда сходить на бутылёк? – раздражённо подумал Григорий.
По прежней работе на Рыковском руднике, он знал, что среди шахтёров распространён обычай, каждое маломальское событие отмечать бригадой. Собирались на нейтральной территории, реже у кого-то дома.
- Всё ж таки старая традиция…
Основной напиток «бутылька» - разлитый в трёхлитровую стеклянную банку самогон. В редких случаях это водка или другие крепкие напитки. Если мероприятие запланированное, поставщиком напитка является виновник торжества, он же обеспечивает закуску. При стихийных «бутыльках» средства собираются вскладчину, либо берётся натуральный кредит в ближайшей точке продажи самогонки.
- В «получку» отдадим.
В качестве закуски используются остатки тормозков, редко когда горячая домашняя еда. Бывает, что закуска отсутствует напрочь. Григорий прервал затянувшееся молчание:
- А где собираетесь?
- Да в посадке и сядем.
- Лады! – он мотнул обильно поседевшей головой. - Ежли дюже надо, значит надо… Погутарь с хлопцами, следом сообщи мне, где и когда встречаемся.
- Это я мигом!
- Я вроде бы должон выставиться, так что гуляем за мой счёт.
- Вот и ладненько. – Засуетился деловито Семён. - Я всё организую в лучшем виде.
- Скажешь сколько денег надо…
- Завсегда рады, а то мужики гутарят, зазнался Шелехов. Как стал ударником, работяг ни в грош не ставит. Тебе даже орден Сутулова собирались в мехцехе заказать…
- Сызнова не починай! – остановил словоохотливого товарища Григорий. - Будя об этом, скажи лучше, какие новости.
Ему стало неприятно от того как к нему оказывается, относились в бригаде и он поспешил перевести разговор на другие темы. Григорий сравнительно недавно перевёлся на только что построенную, по самым современным нормам, шахту «Будёновская №6» и не хотел ссориться с сотоварищами.
- Вчера кум рассказал новую хохму. – Смешливый Семён заранее похохатывал, не в силах сдержать смех. - Он работает на шахте № 3 Бис. Шахтёнка у них зачуханная, не чета нашей. У них всё по старинке, хорошо ещё лошадей недавно убрали, а так бы коногоны до сих пор шуровали…
- Скажешь тоже.
- Так вон, ведёт их бригада проходку бремсберга, пласты у них мелкого залегания, проходят прямо под Щегловкой. Кум стоит на пересыпке, машет совковой лопатой без остановки. Вдруг сверху вниз, из глубины наклонного забоя, быстро бегут испуганные работяги. Кричат истошно, как резанные и глаза очумелые:
- Чёрт, чёрт рогатый!
Кум ничего не поймёт, смотрит, а за ними следом действительно чешет козёл. Кум сам в ступоре, сдвинуться не может, думает, точно злой Шубин на бригаду обиделся.
- Да ты что?
- Старый бородатый козёл пробегает мимо и тут кум замечает у него на рогах куст картошки! Большие картофелины висят на белых корнях и раскачиваясь лупят того по глазам. Ясно, что козёл от испуга поддаёт ещё быстрее, а напуганные шахтёры тоже не сбавляют обороты. Засмеялся тогда кум и всё понял…
- Не томи!
- Шахтная выработка вышла почти на поверхность в чьём-то огороде, там кругом низины, маркшейдер ошибся. Козел спокойно щипал травку на лужке, рылся в почве, вдруг возьми и провались вглубь. Сам натурально испужался, а когда услыхал голоса людей, заблеял и бросился им на встречу. Шахтёры увидали его и натурально приняли за чёрта! То-то смеха было, когда всё выяснилось, а козла потом зажарили и съели.
- Нечего людей пугать!
Собеседники посмеялись в волю. Сёмен принялся рассказывать новую историю, их у него было навалом:
- Один мужик уронил в лаве сумку с "тормозком", там была банка с икрой баклажанной, которая не выдержала такого обращения.
- Понятное дело!
- Ну, мужик стёкла поубирал с земли, забрал хлеб и сало, отошёл метров на 50, сел в удобном месте и стал с едой расправляться. Мимо проходил горный мастер который не любил когда подчинённые не работают.
- Кончай пузо набивать, пошли покажешь, что ты по наряду сделал.
Мужик безропотно сворачивает остатки «тормозка».
- Пошли! – говорит, а про себя думает: - Как же отомстить гаду?
Не такой он человек, чтобы его можно было так просто оторвать от еды. Пошёл он впереди мастера. Подошёл к месту недавней трагедии, и, указывая на кучку икры, говорит:
- Ну ты глянь, что за люди! – осуждающе покачал головой. - Это ж надо - насрать прямо посреди заезда!
Нагнулся, мазнул пальцем по икре, отправил в рот и добавил:
- Гавно ещё свежее...
Мастер облевал всё вокруг в радиусе 20 метров, спешно выехал «нагора» и в эту смену никому уже не мешал ни работать, ни отдыхать.
- Вот клоун!
Семён хохотал так, что едва не свалился на землю.
- Подожди Пантелеевич! – остановил он изнемогающего от смеха Григория. - На следующий день заходит этот мужик в нарядную. Мастер, увидев его, судорожно дёрнулся, позеленел, и, зажимая рукой рот, выдавил:
- Уйди, уйди отсюда, чтоб я тебя не видел!
- Ещё и от работы откосил!
- Молоток, что тут скажешь…
За весёлой беседой Григорий и Семён не заметили, как дошли до захламлённого шахтного двора. Густую тишину украинской ночи нарушали негромкие разговоры подходящих горняков, да поскрипывание бесконечных канатов копра. Перед спуском под землю, словно перед боем, где-то в глубине души у каждого человека зреет смутное сомнение.
- Выйду ли я обратно на поверхность? Увижу ли опять красно солнышко?
Нет ответов на извечные шахтёрские вопросы, поэтому смиренны разговоры спускавшихся в забой горняков. Никому не дано видеть будущее, которое уверенно и властно пишет собственную историю, с неизвестным никому финалом…
Глава 8
В тот день Ефиму Точилину подозрительно не хотелось идти на работу, впервые за пару десятков лет. Сызмальства шахта для него являлась не только средством добывания пропитания, но и вторым домом.
- Считай полжизни здесь проходит. - Он любил спускаться в лаву, рубить неподатливый уголёк.
После смены с удовольствием общался с товарищами и с радостью возвращался домой, к жене и красавице дочке. Вся его жизнь подчинялась жёсткому распорядку, через двое суток в забой, потом мужские заботы по-хозяйству.
- Пора мать, завязывать с шахтой. - Признался он своей жене Зинаиде Степановне, перед выходом из дома. - Как думаешь, проживём?
- Конечно, Ефимушка! - обрадовалась она. - Давно пора.
- Вот и договорились. - Сказал он и вышел.
Ефим шёл знакомой до боли дорогой и думал почему-то о бане.
- Любая баня место особенное, а шахтная тем более. Тут проходит своеобразная граница, степной водораздел, между обычной жизнью под привычным ласковым солнышком и пугающей глубиной Земли. Общественная баня в любые времена самое демократическое место на свете, ведь в ней нет привычных знаков социального статуса и символов материального положения. Все посетители будто равны перед будущим, одинаково обнажены…
Точилин остановился перед входом на шахтный двор и обвёл затуманенным взглядом родной пейзаж. Сердце внезапно сжалось, будто от предчувствия беды.
- Что уж тогда говорить про шахтную баню? - тяжело вздохнув он и продолжил размышления. - Нет здесь расшитых мундиров и широкополых шляп, отсутствуют лиловые мантии и штаны с лампасами. Публика тут попроще, бывшие интеллигенты и неграмотные мужики. Попадаются там конченые алкаши и солидные отцы семейств, зелёные пацаны и разбитые старики. Заходят туда поселковые куркули и опустившиеся нищие, без копейки за душой. Выходят одинаково одетые шахтёры, и не различишь их корней, званий, социального положения и достатка.
Своего бригадира приветствовали входящие в обшарпанную комнату запыхавшиеся горняки:
- Ефиму Тимофеевичу наше почтение!
- Здорово, мужики!
- Дадим сегодня стране угля, мелкого, но много!
- Дадим! – отшутился Ефим Точилин и прошёл на чистую половину. - Но очень мелкого…
Баня на их заслуженной шахте состояла из трех отделений, чистой, грязной и собственно душевой. В первой стояли плотные ряды вешалок и лавки. Шахтёры не торопясь разделись, за каждым для переодевания закреплено персональное место.
- Главное мужики - не наклоняться! - гоготали возбуждённые парни.
Затем голозадые, с тормозками и сигаретами в руках, все быстро совершили переход в грязную баню. Перед душевой, за замызганным столом сидели банщицы, женщины неопределённого возраста и пили нескончаемый чай.
