Александр Дюма - Наполеон Бонапарт
Слово электрическим током пробегает по фронту битвы, все останавливается.
В этот момент прибывает Дезэ, опережая на четверть часа свой дивизион. Бонапарт показывает ему долину, усеянную трупами, и спрашивает, что он думает о баталии. Дезэ охватывает все взглядом.
— Я думаю, что она проиграна, — говорит он. Потом достает часы. — Но сейчас только три часа, и у нас есть время выиграть другую.
— Это и мое мнение, — лаконично отвечает Бонапарт, — и у меня есть маневр для этого.
Действительно, здесь начинается второй акт дня, или вторая битва при Маренго, как назвал ее Дезэ.
Бонапарт проходит перед фронтом войск, протянувшимся от Сан-Джулиано к Кастель-Сериоло.
— Товарищи! — кричит он среди ядер, вспахивающих землю под ногами его коня. — Сделано слишком много шагов назад. Пришел момент идти вперед. Вспомните, что мой обычай — спать на поле битвы!
Крики «Да здравствует Бонапарт! Да здравствует первый консул!» летят со всех сторон и тонут в громе барабанов, бьющих наступление.
Части армии выстраиваются в следующем порядке.
Генерал Карра Сен-Сир все еще занимал, несмотря на все усилия противника, деревню Кастель-Сериоло — стержень всей армии.
За ним следовала вторая бригада дивизиона Мунье, гренадеры и консульская гвардия, стоявшие на протяжении двух часов против всей армии генерала Элсница.
Затем два дивизиона Ланна, дивизион Будэ, не вступавший еще в сражение, во главе которого находился генерал Дезэ, говоривший, смеясь, что его ждет несчастье, потому что австрийские ядра забыли его за два года, что он был в Египте.
Наконец, два дивизиона, Гарданна и Шамбарлиака, наиболее пострадавшие в этот день. От них осталось едва ли пятнадцать сотен человек. Дивизионы расположились диагонально, один за другим.
Кавалерия держалась на второй линии, готовая атаковать через интервалы между частями. Бригада генерала Шампо опиралась на Тортанскую дорогу, генерал Келлерман расположился в центре, между Ланном и Будэ.
Австрийцы, не видевшие прибывших к нам подкреплений, продолжают наступать в прежнем порядке. Колонна из пяти тысяч гренадеров под командой генерала Заха выходит на большую дорогу и наступает на дивизион Будэ, прикрывающий Сан-Джулиано. Бонапарт ставит батарею из пятнадцати только что прибывших пушек за дивизионом Будэ; потом резким криком он приказывает всему строю двинуться вперед. Это общий приказ. Вот приказы частные.
Карра Сен-Сир оставит деревню Кастель-Сериоло, опрокинет все, что захочет ему воспротивиться, овладеет мостами через Бомиду, чтобы отрезать отход австрийцев. Генерал Мармон демаскирует артиллерию только тогда, когда противник будет на расстоянии пистолетного выстрела. Келлерман со своей тяжелой кавалерией проделает в линии противника одну из тех брешей, которые он так прекрасно умел делать. Дезэ со своими свежими частями уничтожит колонну гренадеров генерала Заха. Наконец, Шампо со своей легкой кавалерией вступит в бой тотчас же, как только бывшие победители попятятся назад.
Приказы исполнялись сразу же, как были отданы. Наши войска в едином порыве перешли в атаку; по всей линии защелкали выстрелы и грохнули пушки; зазвучал устрашающий шаг атаки, сопровождаемый Марсельезой. Батарея, открытая Мармоном, изрыгнула огонь; Келлерман бросается со своими кирасирами и пробивает обе линии; Дезэ перепрыгивает рвы, одолевает изгороди, выскакивает на небольшую возвышенность и падает, обернувшись назад, чтобы посмотреть, следует ли за ним его дивизион. Его смерть, вместо того чтобы уменьшить горячность его солдат, удваивает ее. Генерал Будэ встает на его место, бросается на колонну гренадеров, но они встречают его штыками.
В этот момент Келлерман, уже пересекший обе линии, видит, что дивизион Будэ безрезультатно бьется с неподвижной массой неприятеля, нападает на нее с фланга, проникает вперед и разбивает колонну. Менее чем в полчаса пять тысяч гренадеров вбиты в землю, опрокинуты, рассеяны. Они исчезают как дым, пораженные, уничтоженные. Генерал Зах и его штаб становятся пленниками. И это все, что осталось от колонны.
Но и враг в свою очередь хочет использовать кавалерию. Однако постоянный ружейный огонь, пожирающая картечь и устрашающий штык останавливают его. Мюрат маневрирует по флангам с несколькими легкими артиллерийскими орудиями, посылая смерть на ходу.
В это время в австрийском лагере взрывается повозка с боеприпасами и увеличивает беспорядок. Это как раз то, чего ждал генерал Шампо со своей кавалерией. Ловким маневром, скрыв малое число своих всадников, он проникает далеко вперед. Дивизионы Гарданна и Шамбариака, оскорбленные дневным отступлением, нападают на врага, жаждя мести. Ланн становится во главе своих двух армейских частей и летит перед ними с криком: «Монтебелло! Монтебелло!»
Бонапарт везде. Теперь все смято, все пятится, все распадается. Австрийские генералы напрасно стремятся удержать отступающих. Отступление переходит в бегство. Французские дивизионы за полчаса переходят равнину, где они шаг за шагом защищались в течение четырех часов. Враг останавливается только в Маренго и там перестраивается от Кастель-Сериоло до ручья Барботта под огнем стрелков, расставленных генералом Карра Сен-Сиром. Но дивизион Будэ, дивизионы Гарданна и Шамбариака преследуют врага из улицы в улицу, от площади к площади, от дома к дому. Маренго взята. Австрийцы отходят к позиции Педра-Бона. Но и там атакованы тремя дивизионами, не отпускающими их, и полубригадой Карра Сен-Сира. В девять часов вечера Педро-Бона взята, и дивизионы Гарданна и Шамбариака занимают утреннюю позицию. Враг приближается к мостам, чтобы перейти Бормиду, и находит там Сен-Сира, опередившего их. Ищут брод, пересекают реку под огнем всей нашей армии. Он утихает только в девять часов вечера. Остатки австрийской армии добираются до своего лагеря в Александрии. Французская армия разбивает бивуак перед укреплениями моста.
За этот день австрийцы потеряли четыре тысячи пятьсот человек убитыми, восемь тысяч ранеными; было захвачено семь тысяч пленных, двенадцать знамен и тридцать пушек.
Никогда, наверное, судьба не являлась в один и тот же день в двух таких разных обличьях: в два часа пополудни это было поражение с его плачевными последствиями, в пять часов победа вновь засияла на знаменах Арколя и Лоди. В десять часов Италия вновь была завоевана одним ударом, и трон Франции замаячил в перспективе.
Утром следующего дня князь Лихтенштейн явился на аванпост и доставил первому консулу предложения генерала Меласса. Они не подошли Бонапарту, и он продиктовал свои. С ними князь и уехал. Армия генерала Меласса должна была выйти свободно, с воинскими почестями, но с условием, что Италия целиком подпадает под французское владычество.
Князь Лихтенштейн вернулся вечером. Условия показались Мелласу слишком жесткими. Дело в том, что он в три часа, найдя, что битва выиграна, оставил своим генералам докончить разгром нашей армии и вернулся на отдых в Александрию.
При первых замечаниях, сделанных посланником, Бонапарт его прервал.
— Мсье, — сказал он ему, — я продиктовал вам мои окончательные требования. Отвезите их своему генералу и возвращайтесь скорее, потому что они бесповоротны. Подумайте о том, что я знаю ваше положение так же хорошо, как и вы. Я не возобновлял войну со вчерашнего дня. Вы блокированы в Александрии, у вас много раненых и больных, недостаток еды и медикаментов. Я занимаю все ваши фланги. Вы потеряли убитыми и ранеными элиту вашей армии. Я мог бы требовать большего, и моя позиция мне это позволяет, но я умеряю свои требования из уважения к сединам вашего генерала.
— Эти условия жестки, мсье, — ответил князь, — особенно возвращение Генуи. Она пала всего две недели назад после такой долгой осады.
— Пусть вас это не волнует, — подхватил первый консул, показывая князю перехваченное письмо. — Ваш император не узнал о взятии Генуи, а мы ему не скажем.
Тем же вечером все условия, поставленные первым консулом, были приняты. Бонапарт писал своим коллегам:
«На следующий день после баталии при Маренго, граждане консулы, генерал Меласс попросил разрешения у аванпостов пропустить ко мне генерала Скала; днем был заключен договор, приобщенный к этому письму. Он был подписан ночью генералом Бертье и генералом Мелассом. Я надеюсь, что французский народ будет доволен своей армией.
Бонапарт».
Так осуществилось предсказание, сделанное первым консулом своему секретарю четыре месяца назад в кабинете Тюильри.
Бонапарт вернулся в Милан и нашел город освещенным и радостным. Массена, не видевшийся с ним с египетской кампании, ждал его там. В награду за доблестную защиту Генуи он стал командующим Итальянской армией.
Первый консул под восторженные крики народа вернулся в Париж. Он вернулся в столицу вечером, и, когда на следующий день парижане узнали о его возвращении, они толпами двинулись в Тюильри с такими криками и таким энтузиазмом, что молодой победитель Маренго вынужден был показаться на балконе.
