Виктор Поротников - Утонуть в крови : вся трилогия о Батыевом нашествии
Минуты утекали одна за другой…
Саломея не заметила, как задремала.
Пробудившись от громких голосов за дверью, Саломея встрепенулась и провела ладонью по своей разгоряченной щеке. Взгляд ее упал на игрушку.
Деревянная боярышня продолжала ритмично покачивать головкой в кокошнике. Улыбающееся лицо куклы как бы говорило Саломее: «Все печали проходят, милая. Пройдет и эта твоя печаль!»
«Печаль-то пройдет, — с грустью подумала Саломея, — не прошла бы любовь…»
Глава восьмая
Фетинья
Когда пожелтела листва на березах и кленах, в любвеобильной душе Фетиньи затеплилась робкая надежда обрести наконец-то личное счастье. На Фетинью положил глаз молодой княжеский гридень Терех Левша. Красотой белобрысый веснушчатый гридень не блистал, умом тоже, но Фетинья и не гналась за этим. Для нее главное было то, что Терех был при деньгах. Фетинья прознала, что Терех — младший сын у родителей, проживающих в маленьком городке Исадах.
«Ежели Терех младший из сыновей, значит, самый любимый! — решила для себя Фетинья. — Отец у Терехи княжеский подъездной, налоги собирает со смердов, стало быть, человек не бедный. Мне бы токмо окрутить Тереху, жила бы с ним как у Христа за пазухой!»
Эти свои помыслы Фетинья таила от всех, лишь однажды поделившись ими с Пребраной, к которой относилась как к родной сестре.
Пребрана посчитала своим долгом предостеречь подругу.
— Не теряй голову, Фетинья, — сказала она. — Слышала, наверно, какая слава о Терехе идет. Он же за каждой юбкой бегает!
— Терех вон какие подарки мне дарит! — похвасталась Фетинья, показав Пребране серебряный браслет, украшенный бирюзой. — Мне ведь не важно, что Терех бабник. Мне бы женой его стать, а Тереха может и дальше гулять напропалую. Главное, я буду сыта, одета и в достатке. И еще — вольна. Понимаешь, Пребрана, буду вольна, как ветер!
— Зачем тебе гулящий муж? — нахмурилась Пребрана. — Сраму с таким не оберешься, перед людьми стыд. Ты об этом подумала, милая моя?
— А что мне люди? — Фетинья пожала плечами. — От людской молвы лишь праведники не страдают, а таких в Рязани всего двое: епископ местный да игуменья здешнего женского монастыря.
Фетинью и Тереха свел случай.
По осени вздумал князь Юрий Игоревич подновить все городские ворота, обязав ремесленный люд выставить с каждого околотка по одной плотницкой артели. Каждая артель должна была чинить ближние к своему околотку ворота.
Отец Фетиньи, находясь в артели от Успенского конца, две недели кряду стругал и пилил толстые дубовые доски, подновляя обветшалые Пронские ворота. Тогда-то Петрила и свел знакомство с княжескими гриднями, которые днем и ночью стерегли груды дубового теса и бруса, закупленные рязанским князем.
Петрила, любивший поговорить по душам, иногда задерживался после работы, если кому-то из стражей удавалось раздобыть браги или пива. Однажды Петрила пришел домой далеко за полночь, приведя с собой пьянешенького белобрысого гридня. Плотник объяснил жене, что это его новый приятель, который сегодня переночует у них.
Утром проспавшийся гридень, сидя за столом, сразу обратил внимание на старшую дочь Петрилы-плотника. То ли ему приглянулись ее озорные серо-голубые глаза, то ли привлекло в них некое лукавое выражение, пробудившее в Терехе плотское вожделение. Что-что, а завлекать парней многообещающим взглядом Фетинья умела!
После утренней трапезы Терех и Фетинья поболтали на крылечке, ожидая, покуда Петрила наточит свой топор, чтобы снова идти на работу. Вечером того же дня Терех вызвал Фетинью из дома условным свистом. Это было еще в сентябре. И вот уже октябрь на дворе…
Встречи Фетиньи и Тереха были короткими, но неизменно полными страсти.
Фетинья отдалась Тереху далеко не сразу, невзирая на его настойчивые уговоры. Она сдалась лишь после того, как Терех подарил ей разноцветные стеклянные бусы, серебряный браслет с бирюзой и угостил ее сладким миндалем. Нащупав слабое место Фетиньи, Терех теперь редко приходил к ней на свидание с пустыми руками.
Так было и на этот раз.
Терех принес Фетинье иноземное лакомство халву в берестяном туеске и сразу полез к ней целоваться. Однако Фетинья уклонилась от бурных ласк Тереха и даже не притронулась к халве. Она была необычайно серьезна и неприступна.
— Скажи мне честно, Терех. Я люба тебе? — спросила Фетинья, глядя гридню в глаза.
Вопрос Фетиньи и прямой девичий взгляд смутили Тереха. Он заморгал своими бесцветными ресницами и слегка заерзал на бревне, на котором сидели двое любовников, укрывшись в недостроенном срубе для новой бани, которую начал возводить Петрила рядом с покосившейся старой банькой.
Видя смущение Тереха, Фетинья повторила свой вопрос.
— Ко-конечно, люба, — заикаясь от волнения, ответил Терех. — Ты разве сомневаешься в этом?
— Просто ты ни разу не говорил мне об этом, — пояснила Фетинья, — а я несколько раз признавалась тебе, что ты мне люб.
— Видишь ли, не горазд я молвить слова такие, — пряча глаза, сказал Терех. — И потому… Ты ешь халву, Фетинья, она вкусная!
— Я ем, Терех, — отозвалась Фетинья, отправляя в рот маленький кусочек халвы. — И впрямь, вкусная. Так что ты мне хотел сказать?
— Я говорю, что в словах-то проку мало, — продолжил Терех. — Слова что — звук пустой. По-моему, свое отношение к человеку лучше всего выражать подарками, объятиями, поцелуями, ну и прочими нежностями.
Терех покраснел и замолчал.
— А ты обратил внимание, что до тебя у меня не было мужчин, — негромко промолвила Фетинья, словно делала некий далеко идущий намек. — По сути, я подарила тебе свою девственную непорочность. Уразумел ли ты это, Терех?
— Конечно, уразумел! — закивал Терех. — Мне приятно, Фетинья, что ты подарила свою девственность именно мне. Разве я не отблагодарил тебя за это своими подарками?
Однако Фетинья хотела услышать от Тереха нечто иное.
— Коль я люба тебе, Терех, значит, ты согласен взять меня в жены, так? — напрямик спросила Фетинья.
Терех опять заерзал на бревне.
— Я могу, конечно, взять тебя в жены, Фетинья, токмо зачем спешить с этим? — пробормотал он. — Мы еще можем охладеть друг к другу. Мы знаемся-то всего второй месяц.
— Лично мне этого времени хватило, чтобы сделать свой выбор, — сказала Фетинья. И негромко добавила: — Иначе я и не отдалась бы тебе. Отвечай же, Терех, готов ли ты заслать сватов к моему отцу?
— Нет, Фетинья, я покуда к этому еще не готов, — усмехнулся гридень. — Дело это такое… Тут покумекать надоть!
— Чего же кумекать-то?! — возмутилась Фетинья. — Ты же сам сказал, что люба я тебе. Иль солгал?
— Я от своих слов не отказываюсь, — зашипел Терех на Фетинью. — Но и ты пойми, дуреха, что любовь — это одно, а семья — совсем другое.
— По мне, где любовь, там и семья, — заявила Фетинья, — ведь одно без другого не бывает. Не должно быть, во всяком случае.
— Не-ет, — возразил Терех с ухмылкой простака, — семья есть опора и выгода. Семья — это, знаешь ли, как крепость. Ого-го! — Терех сжал кулак и потряс им. — А любовь — это так, шалости, лобзания по кустикам, игры у костра по вечерам. Развлечение, одним словом.
— Развлечение, говоришь! — Фетинья швырнула туесок с халвой себе под ноги и угрожающе повернулась к Тереху, который враз оробел, увидев так близко от себя ее злые глаза. — Так для тебя это шалости? А я-то, безмозглая, ношу под сердцем твоего младенчика и радуюсь, какая славная у нас семья будет!
— К-какого младенчика? — растерялся гридень, слегка отодвигаясь от рассерженной девушки. — Про младенчика уговора не было, Фетинья. Это уж слишком! Это твои бабьи штучки! Но меня этим не проймешь, не из таковских я. Вытравляй дите у бабок-знахарок. Как хочешь, так и избавляйся от него!
— Ах ты, глуздырь белобрысый! — Фетинья влепила Тереху звонкую пощечину. — Вона какие песни запел, подлюка!
Фетинья схватила гридня за волосы и рванула изо всей силы.
Терех вскрикнул от боли и кое-как вырвался из цепких девичьих рук. Выскочив из сруба как ошпаренный, Терех столкнулся нос к носу с Варькой, младшей сестрой Фетиньи.
— Ополоумел, что ли? — недовольно воскликнула Варвара, которую Терех едва не сбил с ног. — Где Фетинья? Мать ее кличет.
Ничего не ответив, Терех припустил бегом прочь по переулку.
Варвара недоумевающе посмотрела ему вслед, затем громко спросила:
— Фетинья, ты здесь ли?
— Здесь, — прозвучал из сруба голос старшей сестры.
По интонации этого голоса Варвара сразу догадалась, что у Фетиньи что-то стряслось.
Четырнадцатилетняя Варвара была девочкой рослой и крепкой. Она без особых затруднений перебралась через невысокую бревенчатую стенку сруба и предстала перед сестрой, сидящей на бревне с печалью на лице.
