Владимир Липовецкий - Ковчег детей, или Невероятная одиссея
Часовой у ворот видел, как мальчики вместе с собакой высадились из полицейской машины, и впустил их беспрепятственно. От него они узнали, что колонисты в отъезде. Мэр Нью-Йорка устроил сегодня в Сити-холле прием русских детей. После приема — концерт. Затем ужин. Вернутся дети поздно.
В лагере было тихо и пусто.
Мальчики направились по песчаной дорожке к казармам, надеясь кого-нибудь встретить. К ним вышел Симонов.
— Это наш воспитатель, — шепнул Федя Юзеку.
— Рад тебя видеть, Кузовков. Как провел время?
— Лучше не бывает. У меня появились новые друзья. Знакомьтесь. Юзек Яновский — один из них. Его папа — полицейский.
— Помню. Мы познакомились в день ярмарки.
— Можно Юзеку погостить у нас?
— Почему бы нет… Но решаю не я, а мистер Бремхолл. Обратитесь к нему.
— Георгий Иванович, вся колония на приеме у мэра. А вы почему не поехали?
— Меня назначили дежурным. Второй день кряду.
— Потому что вы самый лучший дежурный на свете, — решил Федя польстить воспитателю.
— Не преувеличивай, Кузовков. Я бездельничаю. Хорошо, что принесли газеты. Ты ведь знаешь, я люблю читать.
— Интересно, о чем пишут?
— О многом. И о тебе пишут.
— Вы меня разыгрываете…
— Ничуть. Можешь сам посмотреть.
— Меня никто не знает. И все эти дни я провел за городом.
— И все же ты стал знаменитостью. Нью-Йорк, да и вся Америка, восхищается тобой и твоей собакой. Ждите завтра фотографов. Ты ведь любишь фотографироваться, Кузовок, не так ли?
Кузовок, хоть и не понял, о чем его спрашивают, на всякий случай наклонил голову. Он радовался возвращению в колонию. Он соскучился по детям и по веселой возне с ними. Но где они? Кузовок оглядывался, нетерпеливо поскуливая, но никто не бежал к нему, не протягивал руки, не угощал.
— Как Петя? — спросил Кузовков.
— Еще не пришел в себя. Ни с кем говорить не хочет, — ответил Симонов.
— Где он сейчас?
— У цветочной клумбы.
Александрова они увидели еще издали. Стоя на коленях, он перебирал и поглаживал цветы.
У Феди кольнуло в сердце. Он понял: Петя воображает, что перед ним не клумба, а могила, усыпанная цветами.
Собака оказалась возле мальчика первой. Она тоже поняла, что ему плохо, и стала слизывать с его щек слезинки. Петя опустил лицо в собачью шерсть и впервые за эти дни разразился потоком слез.
Кузовков не стал утешать друга. Куда важнее расшевелить его, встряхнуть, вывести из одиночества.
Над островом звенела тишина. Стейтен-Айленд погрузился в послеобеденную дрему. А у Феди, наоборот, пробудилось желание действовать. Он незаметно подмигнул Юзеку и Симонову, призывая в союзники, и сказал как можно громче:
— Петя, есть у нас одно дело. Поможешь? Пойдешь с нами? — Он протянул руку Александрову и помог встать.
— Какое дело? — спросил Петя.
— Надо купить кое-что.
Кузовков отозвал Симонова в сторону.
— Георгий Иванович, — сказал он как можно тише, — колония вернется еще не скоро. Ждать и ждать! Разрешите нам втроем отлучиться. Мы вернемся еще засветло.
Симонов замешкался с ответом.
— Разве лучше, если Петя будет и дальше сидеть у клумбы и оплакивать смерть сестры? — продолжал настаивать Кузовков. — Леночку уже не вернешь, а он пропадает. Мы скоро вернемся. Честное слово!
Симонов и сам понимал, что нельзя оставлять Александрова наедине с его горем. Но не знал, как поступить. И вот теперь тринадцатилетний мальчик преподал урок ему, петербургскому учителю.
Кузовков прочел согласие в глазах воспитателя прежде, чем тот успел ответить.
— Георгий Иванович, — спросил он на этот раз нарочито громко, так, чтобы услышал Петя. — Что вам купить?
— Пачку сигарет. А жене плитку шоколада, — ответил Симонов, тоже включаясь в игру.
— О'кей! Тогда выпишите пропуск. Иначе нас не выпустят.
— Следуйте за мной! — приказал Федя друзьям и неожиданно для них направился в сторону, противоположную выходу.
Юзек указал ему на ошибку:
— Мы идем неверно. Ворота не здесь.
— Так ближе к парому.
— Но впереди сплошной забор…
— Запомни, Юзек, нет такого забора, в котором не было бы дыры.
— А если дыры не будет?
— Значит, появится, — невозмутимо ответил Федя Кузовков.
Хотя американский мальчик и готов был к неожиданностям, но такая невозмутимая логика озадачила его. Не оставалось ничего другого, как ждать, что произойдет дальше.
Федя, между тем, взял собаку за поводок и стал внимательно смотреть себе под ноги.
— Видите примятость? — показал он на траву. — Это начало тропинки. Она не слишком-то приметна. Здесь мало кто ходит. Только знающие люди. Могу заключить пари, она нас выведет к лазу. Вперед, Кузовок!
Федя краем глаза посмотрел на Петю. Похоже, Александров стал оживать.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
ЛЕОНТИЙ ФЁДОРОВИЧ
Казимеж дал каждому из мальчиков по пять долларов. Огромные деньги! Как и на что их истратить? Федя предложил одну из бумажек поменять на мелочь. Получилась большая и тяжелая пригоршня, которую тут же разделили на три части.
— А мне зачем? — спросил Петя.
— Деньги никогда не помешают.
Кузовков не ставил себе целью переправиться через залив. Рядом с паромом можно купить что душе угодно. Не только в магазине, но и с помощью многочисленных автоматов, которые для русских мальчиков были в диковинку. Дома они не встречали ничего подобного.
Дети стали опускать в узкие щели монетки, получая взамен леденцы, мороженое, фруктовую воду, сигареты, шоколад, жевательную резинку и много чего другого — иногда весьма неожиданного.
Пете, например, автомат выдал конверт. Вскрыв его, он увидел носовой платок, очень приятно пахнущий. А Феде достался бритвенный прибор. Повертев в руках, он подарил его первому прохожему.
Словом, покупки превращались в долгую (денег достаточно) и забавную игру.
Возбуждение мальчиков передалось собаке. Кузовок был существом тоже азартным, к тому же — любопытным и понятливым. Он перебегал с места на место, стараясь разглядеть, что на этот раз выскочит из автомата. И был возмущен и обижен: почему его обошли, не дали ни одной монетки.
Жевательная резинка и кофе не интересовали Кузовка. Носовой платок — тоже, хотя от него и исходил приятный запах. Вот мороженое — другое дело.
— На, попрошайка, ешь! — протягивал Федя собаке очередную порцию. — Вот тебе шоколадное, а это фруктовое — трехцветное. Мне кажется (эти Федины слова предназначались уже друзьям), Кузовок любит мороженое, куда больше мяса.
Кузовку же не было дела до того, что о нем говорят. Он слизывал с морды длинным своим языком липкие потеки и ждал очередной подачки. И почти потерял голос, что, согласитесь, для собаки весьма большое неудобство.
— Вот к чему приводит жадность. Придется показать тебя врачу.
Лишь насытившись и наигравшись, мальчики заметили, что уже темнеет. На смену яркому дню пришли серебристые сумерки.
Помня слово, данное воспитателю, они не стали медлить. Не прошло и двадцати минут, как Федя, Петя и Юзек входили в ворота форта, чем весьма удивили часового. Он не помнил, чтобы эти дети покидали лагерь.
Рядом с Симоновым Александров увидел знакомое лицо. Тот же сюртук в полоску, широкополая шляпа, бородка и особая трость с золотым набалдашником. Вспомнил даже имя — Леонтий Федорович. Это первый американец, с которым он познакомился, когда они высаживались на Стейтен-Айленд.
— Леонтий Федорович, — сказал Симонов, — привез свежие газеты. И ждет тебя, Петя.
— Я знаю о твоем горе, — сказал гость. — Прими мои соболезнования. Мы с женой приглашаем тебя и твоих друзей к нам домой. В удобное время.
— Думаю, сегодня уже поздно, — заметил Симонов. — Лучше завтра.
— Очень хорошо. Я уже отпросился с работы. В моем автомобиле много места. Так что, кроме тебя, смогу взять еще трех мальчиков.
Леонтий Федорович что-то прочертил тростью на песке, будто расписываясь в принятом решении. И стал прощаться.
— Уверен, мы хорошо проведем завтрашний день, — сказал он.
Вечером, перед сном, дети делились впечатлениями прошедшего дня. Все были в восторге от приема, устроенного для них мэром Нью-Йорка мистером Хайленом.
Но, оказывается, не все поехали в Сити-холл.
Не один Кузовков обнаружил тайный лаз в изгороди. Заметили тропинку еще двое мальчишек — Вася Смирнов и Леша Гамазов. И коллективной поездке в Нью-Йорк предпочли самовольную отлучку.
Вот что они рассказали.
Покинув лагерь, Вася и Леша вышли на улицу с редкими пешеходами. Они постарались удалиться как можно дальше от форта, так как знали — полицейским дано указание задерживать русских детей, если они без сопровождения взрослых.
Мальчики заходили в лавочки, приценивались, покупали всякую ерунду. Потом наткнулись на интересный сувенир — бронзовую статую Свободы.
