Семь престолов - Маттео Струкул
— Вам и не придется далее томиться ожиданием. Не теряйте бдительности, будьте готовы, — ответил Джироламо Ольджиати. — Все уже решено. Споро мы перейдем от слое к делу.
— Когда же? — спросил Джованни Андреа, пораженный решительностью собеседника.
— Утром в праздник святого Стефана.
— На следующий день после Рождества?
— Именно.
— А где?
— В церкви Святого Стефана.
Тут Джованни Андреа не удержался от улыбки:
— Это же идеально!
— Да. Никто не будет ожидать нападения в подобный момент.
— Точно, — подтвердил Лампуньяни. — Отличная идея. Кто это придумал?
— Карло. При содействии Колы Монтано. Маэстро затаил кровную обиду на Галеаццо Марию.
— Его можно понять.
— Но он сумел проявить терпение и выждать.
— Еще как, — отозвался Лампуньяни, содрогнувшись от воспоминания о том дне, когда магистра пороли плетьми на площади Ветра.
— Однако теперь этот час настал, — произнес Ольджиати, отпивая глоток вина.
— Народ провозгласит нас героями.
— Сколько у вас человек?
— Около сотни.
— Вместе с моими и с людьми Висконти наберется двести.
— Не так много, но нам хватит, — удовлетворенно кивнул Лампуньяни.
— Конечно. Я надеюсь, что, едва станет известно о смерти герцога, Милан восстанет. Как произошло, когда умер Филиппо Мария Висконти.
— Я тоже так думаю. Нас будут чествовать как освободителей, — взволнованно сказал Лампуньяни. — Смерть тирану!
— Да, смерть тирану, — подтвердил Ольджиати. — Но не стоит кричать об этом, не то у нас получится самый короткий заговор в истории, — усмехнулся он.
Лампуньяни поднес ложку ко рту, пробуя горячий суп.
— Неплохо, — отметил Джованни Андреа. — Хотя бы кормят в этом трактире вкусно.
— Я его поэтому и выбрал. Но хочу спросить вас, друг мой: а что мы будем делать дальше?
— Когда?
— Когда сбросим с престола династию Сфорца.
— Я думал, мы уже договорились об этом, — ответил Лампуньяни. — Вместе с вами и с Карло мы создадим триумвират, который позаботится об установлении политических условий, необходимых для учреждения республики. Мы поделим между собой задачи и направления работы, чтобы затем передать власть над Миланом народу через его представителей.
— Задачи и направления работы, — повторил Ольджиати. — Звучит неплохо.
— Я знаю. Нужно действовать осмотрительно, друг мой, нельзя, чтобы граждане Милана сочли нас узурпаторами. Мы объясним, что наша главная и единственная цель — вернуть им независимость и возможность самим принимать решения. Кола Монтано поможет нам сделать все по закону. Магистр пользуется симпатией большой части знати — всех тех, кому пришлось не по нраву его публичное унижение. Только так мы сможем стать вдохновителями и защитниками политического преобразования. И только в этом случае оно действительно произойдет. Если мы не справимся, то потеряем доверие народа, а этого никак нельзя допустить.
— Я прекрасно понимаю, о чем вы говорите. Если мы не сможем объяснить свои намерения, нас казнят как предателей.
— Именно. Но если мы убьем герцога с криком «Смерть тирану!», то все в церкви, кто ненавидит Галеаццо Марию Сфорцу, окажутся на нашей стороне, — поддержал Лампунья-ни. — Следом за нашими людьми, которых мы расставим среди публики, они обнажат мечи, и тогда битва будет выиграна в один момент.
— Значит, решено, — подвел итог Ольджиати.
— Осталось лишь дождаться Дня святого Стефана, — подтвердил Джованни Андреа.
ГЛАВА 123
ДУРНОЕ ПРЕДЧУВСТВИЕ
Миланское герцогство, замок Сфорца
В душе Лодовико росло беспокойство. Поведение брата переходило все границы и становилось просто опасным, в этом уже не было никаких сомнений. Лодовико разослал шпионов по трактирам, рынкам и борделям города, и вести они принесли неутешительные: герцога называли алчным тираном, человеком, лишенным совести, образцовым представителем династии, которая когда-то жила вместе с народом и для народа, но давно забыла о своих обязательствах, а теперь породила этого молодого бесстыдника. Некоторые считали, что он окончательно испортился после женитьбы. Миланцам не особенно нравилось, что супруга герцога принадлежит к династии синьоров Пьемонта да еще и состоит в родстве с французским королем.
Что же до знати, то там дела обстояли еще хуже. Конечно, наиболее состоятельные слои общества всегда чем-то недовольны, по определению. Каждому кажется, что он недополучил свое. Все хотят больше владений и доходов, титулов и денег. Но сейчас в недовольстве дворян стало мелькать нечто гораздо более глубокое и угрожающее.
Не говоря уже об ученых и мыслителях — другой группе, имеющей вес в обществе, у которой было немало причин для роптания. Не кто иной, как Франческо Филельфо — наставник Лодовико и вечный оппонент Колы Монтано, — недавно вернувшийся из Рима, признался ему, что в университетских кругах Болоньи, где нашел себе приют Монтано, поговаривают, будто тот собирается отомстить за оскорбление, понесенное два года назад на площади Ветра.
Обеспокоенный нескончаемым потоком ненависти и угроз, Лодовико решил встретиться с Боной Савойской и Чикко Симонеттой. Он знал, что если и есть ничтожная возможность того, что герцог прислушается к чьим-то словам, то надеяться стоит только на этих двоих.
И вот теперь Лодовико ждал в приемной гостиной герцогини.
Он обдумывал предстоящий разговор, когда появился Чикко. Вскоре в комнату вошла и Бона Савойская. Высокая и стройная, одетая с невероятной элегантностью. Бону отличала сдержанная, истинно королевская красота. Лодовико улыбнулся, увидев ее.
— Ваша светлость, — сказал он, — господин советник, я пришел к вам с тяжелым сердцем, полным опасений и тревог.
По взгляду Боны Лодовико понял, что она хорошо понимает его состояние.
— Мессер Лодовико, я знаю, что вы имеете в виду, и каждый день молюсь о спасении своего супруга. Я не понимаю, как он может продолжать вести себя подобным образом. Хотя, Чикко тому свидетель, я стерпела от него гораздо больше, чем подобает жене.
Советник кивнул:
— Мадонна, вы знаете, сколько раз я говорил герцогу о своих опасениях, призывая его к сдержанности и осторожности. Мы все живем как на вулкане, и я могу только догадываться, что хочет сообщить нам мессер Лодовико. Но я уже давно твержу герцогу, что в городе и во дворце не осталось никого, кто не затаил бы на него злобу и не жаловался бы на его правление. Однако заставить его одуматься совершенно невозможно.
Лодовико растерянно взглянул на него:
— Я еще не успел рассказать вам о ненависти, что бурлит в трактирах, на площадях и рынках Милана, а вы уже уверяете меня, что нет никакого способа повлиять на моего брата? Мой старый учитель Франческо Филельфо поведал, что в университетских кругах Болоньи болтают, будто Кола Монтано собирается отомстить герцогу за то, что случилось на площади Ветра. Вы слышали об этом?
— Да, слышали, — ответил Чикко. — Потому Кола Монтано и сбежал из Милана, спрятавшись за стенами Болонского университета:
