Зажги свечу - Мейв Бинчи
Маманя хотела, чтобы она работала в лавке, но Ниам всячески отбрыкивалась, боясь, что, стоит начать помогать в семейном бизнесе, и обратной дороги уже не будет. Ниам мерещилось, как она годами сидит в маленьком кабинете, где когда-то работала Эшлинг и который уже целый год пустовал, поскольку ни один из новых помощников не прижился. Она думала, что если результаты экзаменов окажутся хуже ожидаемого, то по утрам она будет изучать машинопись и бухгалтерию в торговом колледже, а после обеда – работать в лавке. Эшлинг сказала, что в лавке стенография не понадобится, но как Эшлинг смеет вмешиваться?! Пусть собственной жизнью распоряжается и благодарит за то, что имеет! Ведь она получила то, что хотела, верно? Так почему она вечно торчит у мамани и забивает ей голову глупыми идеями, вроде той, что Ниам следует работать в лавке? И с чего она ходит гулять с Доналом? Почему бы не позволить Доналу найти себе собственных друзей?
Ниам думала, что в некотором смысле Эшлинг такая же унылая, как и Морин. Господи, да с такими примерами перед глазами кто вообще захочет замуж выходить?
* * *
Донал расстроился, что не получил ни письма, ни открытки из Рима.
– Когда Эшлинг поехала туда в первый раз, то целых три письма прислала!
– Да, но теперь там с ней вся семья. Они заняты рукоположением, и все такое. Эшлинг приходится ходить по струнке, – объяснил Шон. – Она не может в любой момент убежать, чтобы написать домой.
– Но хотя бы одно письмо она могла написать? Чтобы дать нам знать, как у нее дела, – проворчал Донал. – Без нее тут сдохнуть можно.
Имон торопливо заканчивал ужин. Ему показалось, что мать оглядывается в поисках четок и собирается предложить помолиться пораньше, раз уж сегодня они собрались все вместе.
– Разве не странно, что, в отличие от Морин, Эшлинг будто и не уходила из дому? – сказал он. – Я имею в виду, она здесь появляется все так же часто. Какая в таком случае польза от замужества…
* * *
Возвращение из Рима было изматывающим и нервозным. Отец Джон сыпал именами священников разного ранга и кто пришел на рукоположение, а кто не пришел. Эшлинг думала, что он разговаривает, как старушка. Миссис Мюррей однозначно разговаривала, как старушка. Казалось, она постарела лет на двадцать с тех пор, как они покинули Ирландию, настолько ее измучили толпы народу и жара. Эшлинг ей сочувствовала и по вечерам сидела с ней возле открытого окна, обмахивая ее веером, пока Тони и Джоанни уходили на регулярную четырехчасовую прогулку в поисках ресторана, а потом возвращались, оба пьяные в стельку, и докладывали, что ресторан в гостинице ничуть не хуже тех, где они побывали на разведке.
К моменту прибытия в Дублин Эшлинг решила, что с нее хватит, и, когда они забирали багаж, во всеуслышание заявила:
– Мы с Тони переночуем в Дублине и приедем завтра утром.
– Я с вами! А утром втроем поедем в Килгаррет! – загорелась Джоанни.
– Нет, нас подвезут друзья, – твердо отказалась Эшлинг.
– Нет у вас никаких друзей… – возразила Джоанни.
– Что ты как маленькая! – рявкнула Эшлинг. – Миссис Мюррей, мы поможем вам сесть в машину и отправим вас троих домой. Мы вернемся завтра вечером и будем готовы прийти на первую мессу в воскресенье.
– Да уж, на мессу могли бы и прийти! – надулся Джон, разозленный неожиданным поворотом.
Все пятеро неловко двинулись к машине, и каждый словно шел сам по себе. Эшлинг стало интересно, что о них подумали окружающие.
Тони, проспавший всю дорогу домой, наконец проснулся и жаждал приятно провести вечер в городе. Он охотно поддержал Эшлинг, сказав, что у них тут есть дела, нужно кое с кем повидаться и кое-что организовать, и отмахнулся от недоверчивых писков с вопросами о том, почему они не предупредили заранее и с кем можно встречаться в субботу утром.
– Ну и где же вы заночуете? – спросила Джоанни, надеясь поймать их на вранье.
– У моей родни в Дун-Лэаре, – невозмутимо ответила Эшлинг. – Тони до сих пор с ними не познакомился, так что сейчас отличный шанс повидаться.
– Вот именно, с нетерпением жду встречи, – поддакнул Тони, и Эшлинг глянула на него с благодарностью.
– Ладно, тогда давайте мы вас туда отвезем, не оставлять же вас за десять миль от города. До Дун-Лэаре ведь миль десять, верно? – бархатным голоском предложила Джоанни, уверенная, что теперь-то загнала их в ловушку.
– Отличная идея! – радостно согласилась Эшлинг, и кое-как они пережили почти два часа поездки в час пик.
Когда они добрались до пансиона, Эшлинг выпрыгнула из машины первой и помчалась к дверям. Если вдруг возникнет какое-нибудь недоразумение, она хотела разобраться с ним заранее.
– Эшлинг, детка, как я рада тебя видеть! – воскликнула кузина мамани Гретта Росс. – Ты привезла своего милого муженька, чтобы я на него поглядела?
– Мы приехали с ночевкой, если вы не возражаете, – торопливо сказала Эшлинг.
– Какая честь для нас… такое счастье… И где же он?
Гретта вышла к машине и пожала всем руки, пока Тони доставал вещи из багажника.
– Он и верно красавчик, как все и говорили! – восторгалась Гретта. – Как здорово, что вы наконец ко мне заехали!
Остальные Мюрреи неохотно отправились дальше, отказавшись выпить чая, так как Джон заявил, что должен вести машину и доставить их домой, пока еще не слишком поздно.
Он дал Гретте Росс свое благословение, о котором она попросила, и Эшлинг злорадно заметила, что Джоанни весьма расстроилась, убедившись, что ее подозрения беспочвенны.
– Гретта, ты нас очень выручила. Я просто хотела от них всех избавиться и провести вечер вдвоем, если ты понимаешь, о чем я.
– Детка, я безумно рада тебя видеть и неимоверно довольна, что ты решила сюда заехать. Проходите, давайте отнесем вещи в комнату справа от лестницы, там хороший вид на гавань. Ну вот, умойтесь, отдохните и повеселитесь, а у меня дел полно. Можете пойти прогуляться, вверх по горке или еще куда-нибудь, посмотрите на город сверху. Я вам оставлю в столовой тарелку с холодной курицей, угощайтесь, когда вернетесь. Сегодня вечером у меня двенадцать человек ужинают, так что я не смогу вас развлекать.
* * *
– Господи, счастье-то какое! – воскликнул Тони после душа, вытряхивая из чемодана чистую рубашку. – Ты просто гений, что сумела от них избавиться. Мое терпение уже иссякло, да и твое, думаю, тоже.
– Да
