История Германии в ХХ веке. Том I - Ульрих Херберт
Такое теоретическое обоснование стремления Германии к власти оказалось полезным для противодействия британской и американской критике. 20 апреля 1939 года Гитлер сослался на доктрину Монро в ответ на призыв президента США Рузвельта к Германии прекратить экспансионистскую политику; в конце концов, Германия тоже не вдавалась в то, какие цели преследует американская внешняя политика, «скажем, в отношении государств Центральной или Южной Америки»[119]. На самом деле, однако, немецкие идеи уже выходили далеко за рамки такой аналогии с доктриной Монро. «Следующая война будет чисто идейной, то есть осознанно народной и расовой», – подчеркнул тогда же Гитлер[120]. Что это означало, в эти месяцы стало предметом ожесточенных споров среди интеллектуалов нацистского государства. По словам юриста СС Вернера Беста, в рамках фёлькиш-мировоззрения не существовало такого понятия, как международное право, были только интересы собственного народа и никаких ограничений, кроме власти. «В своем поведении по отношению к другим народам ни одна нация не может позволить связать себя правилами, действительными независимо от ее целей в жизни». Поэтому только немцы должны были решать, принимать ли им другие народы в свое макропространство или «их участие будет расценено как нежелательное», и в задачу немцев ни в коем случае не входит «искусственное сохранение» других народов в своем макропространстве[121].
После вторжения в Прагу и одновременной оккупации Мемельского края даже у западных держав больше не было иллюзий относительно характера германской политики. Для них это был лишь вопрос выигрыша времени, чтобы как можно дальше продвинуться в подготовке к войне. Продолжение политики умиротворения больше не поддерживалось французской и британской общественностью.
Следующей целью Гитлера была Польша. Долгое время было неясно, какая роль отводится Польше в политике дальнейшего расширения: младшего партнера в действиях Германии против Советского Союза или объекта завоевания. Осенью 1938 года Польша не спешила соглашаться с присоединением к Германии, поскольку это означало бы выступление против СССР, а Варшава хотела избежать этого любой ценой из‑за своего исторического опыта общения с двумя властными соседями. Гораздо предпочтительнее было оказаться под защитой западных держав. И после немецкого вторжения в Прагу Великобритания пообещала полякам такую защиту, гарантировав территориальную целостность страны. Это решило вопрос для Гитлера, и 1 сентября он приказал руководству вермахта начать подготовку к войне против Польши. Однако в Берлине не ожидали, что вторжение обойдется без сопротивления, как это было в Праге. «Без драки не обойтись», – объявил Гитлер, хотя и надеялся, что ему удастся нанести еще один изолированный удар без вмешательства западных держав, которые по итогам Мюнхена и Праги он считал нерешительными и беззубыми[122].
Война была неизбежна, это становилось очевидным. Но оставались еще варианты дипломатического урегулирования. Наиболее важные связаны с Советским Союзом. Хотя отношения между Великобританией и Советским Союзом были крайне плохими, в связи с германской угрозой западная дипломатия прилагала большие усилия, чтобы объединить усилия со Сталиным – ведь это, по их расчетам, могло испугать немцев и заставить их отказаться от масштабной войны. Между тем после мюнхенского опыта советская сторона была убеждена, что западные державы при благоприятном стечении обстоятельств предпримут военные действия против Советского Союза совместно с гитлеровской Германией. По этой причине Сталин также рассматривал вариант союза с немцами, для которых, в свою очередь, союз с Советским Союзом предотвратил бы опасность войны на два фронта. Таким образом, месяцы с марта по конец августа 1939 года были отмечены «соперничеством за Москву», которое Гитлер в итоге выиграл, потому что смог предложить советской стороне больше, чем западные державы. Если бы Сталин принял решение в пользу союза с Западом и против Германии, то право Красной армии пройти через Польшу было бы решающим фактором для нападения на Германский рейх. Польское правительство не было готово предоставить такие гарантии без оговорок, поскольку опасалось за дальнейшее существование своей страны. Немцы же предложили Сталину разделить территорию, лежащую в промежутке между двумя странами: западная часть отошла бы к рейху, восточная часть и страны Балтии – к Советскому Союзу. Пакт о ненападении скрепил союз между Сталиным и Гитлером, но территориальные последствия этого пакта были закреплены в секретном приложении к нему[123].
Когда 23 августа было объявлено о союзе двух диктаторов, это вызвало удивление и ужас не только у западных держав, но и у сторонников обоих режимов. Ведь национал-социалисты в течение двадцати лет неоднократно называли борьбу с «еврейским большевизмом» и развал Советского Союза для получения жизненного пространства своими важнейшими политическими целями. Точно так же «германский фашизм» как наиболее радикальный вариант капитализма и империализма был для коммунистов главным политическим и идеологическим противником, союз с которым было трудно оправдать.
Но все это имело значение только на поверхности. С точки зрения политики власти советско-германский пакт отвечал интересам обоих государств. Сталин получил время на подготовку к неизбежному, по его мнению, нападению на Советский Союз, будь то со стороны Германии, западных держав или всех вместе. Кроме того, СССР вернул себе Восточную Польшу и Прибалтику – регионы, которые Россия потеряла в 1917 году и на которые она продолжала претендовать. С другой стороны, Германия не только смогла еще больше расширить сферу своего влияния в Европе и укрепить свое господство на континенте, но и избежать войны против трех великих держав на востоке и западе, которую она, вероятно, не могла выиграть в то время. Однако, прежде всего, пакт со Сталиным предоставил Гитлеру четкий путь для войны с Польшей.
Гитлер несколько раз давал понять внутри страны, что настоящая война против Советского Союза, война за жизненное пространство, таким образом была лишь отложена. Однако сначала Берлин надеялся посредством нового альянса вновь изолировать войну против Польши и удержать западные державы от вмешательства. Но на сей раз они ошиблись.
После 1914 года можно было десятилетиями спорить о том, почему и кем была развязана эта первая большая война. В 1939 году таких сомнений не было. С первого дня гитлеровский нацистский режим был настроен на насильственный пересмотр результатов Первой мировой войны, а также преследовал другие, гораздо более далеко идущие цели: господство Германии в континентальной Европе,
