Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Книга 2
— Хорошо, — хозяин чуть похлопал его по плечу. «Как сын?».
— Справляется, — Джон помолчал.
— Я тебе сардин дам, — хозяин увидел, как Джон хочет что-то сказать, и прервал его:
«Поедите, когда будет время. Они свежие, с луком и кедровыми орешками, как ты любишь».
«Тридцать лет я его знаю, — вдруг подумал Джон, глядя на то, как хозяин укладывает рыбу в холщовую салфетку. «Господи, мы все старики уже».
— Жалко, что ты уезжаешь, — сказал мужчина, передавая ему сверток. «А то я тут венчаться затеял».
— Тебе сколько лет? — сварливо поинтересовался разведчик.
— Шестьдесят, — хозяин усмехнулся. «Там дитя уже скоро на свет появится, хотелось, чтобы его родители были женаты, сам понимаешь».
— Да, — Джон улыбнулся, — ну ладно, следующим годом вернусь, покажешь ребенка-то.
Он шел обратно в Сан-Поло и, вдруг, приостановился — тучи разметало ветром, и луна висела прямо над горизонтом, над крышами домов — огромная, бледная. Джон, глядя на темные, причудливые пятна, что покрывали ее поверхность, хмыкнул: «О бесконечности Вселенной и мирах, так же его книга называлась? Так. Конечно, он прав».
Он вдохнул запах жареных сардин и только сейчас понял, что со времени обеда у дожа уже успел проголодаться.
Девочка спала, положив нежную щеку на книгу. Джордано отложил рукопись, и посмотрел на дочку. «Она на меня похожа, — подумал он. Дочка была некрасивая, но миленькая, со смуглым, живым лицом, которое сейчас, во сне, чуть улыбалось. Рыженькие кудряшки разметались по рваной простыне. Джордано подоткнул плащ, которым была укрыта девочка, и вдруг вспомнил другой подвал — далеко отсюда, в Виттенберге.
Он тогда спустился по скользкой от изморози лестнице, и несколько мгновений просто стоял, глядя на нежную, белую шею Констанцы. Золотистые косы, что спускались из-под чепца, падали на прикрытые простым, серым платьем плечи. Она очинила перо и продолжала переписывать, — аккуратно, медленно. На скамейке, рядом с ней, лежал сверток с шитьем, — она, видно, с утра ходила к заказчицам.
Джордано поставил корзинку с едой на пол, и, держа в руке бутылку вина, наклонился:
«Итак, тем самым мы можем совершенно точно сказать, что наша планета является центром обитаемого мира, который обращается вокруг нее, — перевел он с листа, и, рассмеявшись, вынул перо из рук жены. «Брось эту чушь, — велел Джордано.
— Мне через три дня надо рукопись отдать, автор — профессор университетский, — запротестовала Констанца.
— Ах, профессор, — Джордано поднял бровь. «Ну, тогда кто я такой, чтобы с ним спорить?».
— Садись, — Констанца сняла со стола бумаги. «Суп теплый, и даже на мясе, я костей купила задешево». Она, наконец, заметила бутылку и стоящую на полу корзину.
— Что? — она вскинула голубовато-серые, обрамленные темными ресницами глаза.
— Говоря о профессорах, — Джордано открыл вино, — перед тобой сидит один из них.
Философии, правда. Два года буду читать здесь курс по Аристотелю».
Констанца ахнула и бросилась ему на шею. Уже приникнув к его губам, она отстранилась и озабоченно спросила: «А ты можешь? Ну, об Аристотеле».
— Я, — ответил Джордано, поднимая ее на руки, — могу все. Ну, давай ты еще раз в этом убедишься.
— Давай, — Констанца забрала у него вино, и, отпив, шепнула: «А я с прошлой ночи уже и позабыла».
Он усмехнулся и снял нагар со свечи. «А потом, через месяц, она пришла ко мне в кабинет, — мы тогда уже переехали в хорошие комнаты, — села на ручку кресла и горестно вздохнула:
«Ну, какая же я дура, Джордано. Я думала, что тогда, — она покраснела, — можно было, и ошиблась. Но ты не волнуйся, я все устрою».
— Ничего ты устраивать не будешь, — жестко сказал он и потянул Констанцу к себе на колени.
Она потерлась щекой о его плечо и спросила, робко: «Ты уверен?».
— Более чем, — ответил он ласково и шепнул, положив руку ей на живот: «Спасибо тебе, любовь моя».
«И Филиппо так легко родился, — подумал Бруно, так и глядя на дочь. «Большой был мальчик, здоровый, и пошел рано. Ну почему все так, почему? Господи, хоть бы на мгновение еще раз увидеть Констанцу, его увидеть. Я ведь не верю в Бога, и в загробную жизнь тоже не верю — а все равно прошу».
Он ласково погладил дочь по голове и замер, почувствовав какое-то движение в дверях.
— Не бойтесь, синьор Бруно, — раздался мягкий, мальчишеский голос. «Где-то я его видел, — подумал Джордано, глядя на приятное лицо бедно одетого подростка. «Он похож на кого-то, знакомого».
— Я сын мистера Джона, — объяснил тот. «Вам грозит опасность, синьор Бруно. Пожалуйста, берите ребенка и пойдем».
— Куда? — спросил Джордано, поднимая дочь на руки, закутывая плотнее. Та даже не проснулась, только крепче прижала к себе книжку.
— Вы замерзнете, — вместо ответа сказал подросток, и, сняв с себя плащ, отдал его Джордано.
«Идемте, нам надо торопиться».
— Ешь, — велел Джон, выкладывая сардины на блюдо. «И пей, — он открыл вино. «Дитя, когда проснется, тоже покормим — хлеб у нас есть, и молоко на балконе стоит, свежее. Сын или дочка?».
— Дочка, — устало улыбаясь, ответил Бруно. «Констанца. Два годика ей было, в сентябре».
— А? — Джон не закончил, и посмотрел на Джордано, что сидел напротив него за большим, орехового дерева столом.
— Она в Хельмштедте умерла, я там преподавал, пока лютеране меня не выгнали, — Бруно вздохнул. «Родила маленькую и умерла. У нас еще сын был, Филиппо, тоже умер, в Праге.
— Помотало вас, — присвистнул Джон.
— Да, — Бруно помолчал, — мы и в Марбурге были, и во Франкфурте — всю Германию пешком обошли. Не уживаюсь я с начальством, сам знаешь.
— Ладно, ешь и давай, будем собираться, — приказал Джон.
— Нет, — ответил Джордано тихо. «Спасибо за то, что ты хочешь помочь, но я должен туда вернуться».
— И обречь девочку на голодную смерть в подвале? — яростно спросил разведчик. «А ну не дури!».
— Я могу взять ее с собой, — неуверенно ответил Джордано. «В этом-то они мне не откажут».
— Ее сдадут в первый же монастырь по дороге, — Джон встал и потряс его за плечи. «И там она тоже умрет! Ну не будь таким упрямым глупцом, Фагот, я прошу тебя…»
— Нет, — поднял Джордано темные, большие глаза. «Это я прошу тебя, Джон».
Разведчик долго молчал, отвернувшись от него, и потом ответил: «Мог бы и не просить, понятно, что мы заберем дитя. Я просто хочу, чтобы ты ее воспитывал, ты, отец. Я хочу, чтобы ты был жив, Джордано. Ради нее, ради всех нас».
— У меня там рукописи, — угрюмо сказал Джордано.
— Не сходи с ума! — Джон опять встряхнул его за плечи. «У тебя девочка, подумай о ней.
Напишешь заново, велика беда. Все, на рассвете выезжаем. Нечего терять время».
— Я не могу, — Джордано посмотрел на кровать, где мирно сопела девочка. «Я не могу, Джон.
Ты хоть знаешь, что ее мать…, - она прервался и подошел к окну. В Сан-Поло было тихо, канал скрывался во мгле, и только откуда-то, издали был слышен скрип весел.
— Десять лет, — внезапно проговорил Джордано. «Десять лет скитаний. Меня же отовсюду увольняли, — он горько усмехнулся, — характер у меня сам, знаешь какой. И хоть бы раз за десять лет Констанца мне что сказала, хоть бы раз потребовала: «Брось эту науку, осядь где-нибудь, зарабатывай на хлеб по-другому». Нет, Джон, она собирала свой сундучок и шла за мной — пешком шла, ногами, потому, что денег на лошадь не было.
Разведчик, молча, присел на кровать и посмотрел на лицо девочки — некрасивое, живое, во сне оно разгладилось, улыбалось и она нежно, неглубоко дышала.
— И она работала, — Бруно все еще смотрел в окно. «Работала, чтобы я мог писать. Стирала, полы мыла, всякую чушь переписывала, за чужими детьми присматривала. А ее, Джон, шлюхой обзывали, потому что я за десять лет так и не выбрал времени с ней повенчаться!
Так что же я теперь за человек буду, — Бруно, наконец, обернулся, и Джон увидел слезы на его лице, — если вот так оставлю все и убегу!
— Тебя не услышат, — горько сказал Джон.
— Констанца меня слышала, — спокойно ответил Джордано. «И она, — Бруно кивнул на девочку, — она той же крови, она поймет, почему я это сделал. Не смогу я ее воспитывать, как должно, если сейчас память ее матери предам».
Он наклонился над кроватью и долго смотрел на маленькую Констанцу. «Ты будь хорошей девочкой, счастье мое, — ласково проговорил Бруно, целуя дочку в смуглую, теплую щечку.
«Прощай».
Он распрямился и протянул руку Джону. «И ты прощай, — Джордано помедлил, — спасибо тебе за все. Ей расскажи про меня, ладно?».
Разведчик пожал ему руку и уже когда Джордано был на пороге, сказал: «Забери рукописи и возвращайся».
Бруно аккуратно, тихо, закрыл за собой дверь.
Джон подошел к окну, но за ним уже ничего не было — только мрак и туман, скрадывающий звуки шагов. Он вдруг почувствовал, как устал — невыносимо, до самых костей, казалось, устал. Он лег на кровать, вдыхая молочный запах девочки, и та, сонно прижавшись к нему, пробормотала: «Папа…»
