Леонтий Раковский - Кутузов
Адъютант делился переживаниями первых французских солдат, вступивших в опустевший город:
— Лучше идти под пулями, чем так. Это как тяжелый, кошмарный сон. Ни одной живой души. Город словно вымер от чумы. Цепенеешь от ужаса в этом царстве молчания. Идешь и все время оглядываешься назад. Нервы взвинчены. Малейший шум в переулке — и уже чудятся крики врагов и лязг оружия. Улицы длинны — не разобрать, кто на другом конце, друг или враг.
И адъютант нехотя поехал в лабиринт кривых московских улиц, переулков, тупиков.
Не прошло и часа, как следом за ним прискакал второй с той же новостью о начавшемся пожаре.
Наполеон вызвал губернатора Москвы маршала Мортье.
— Вы отвечаете головой за Москву! — сказал он маршалу.
В шесть часов утра Наполеон поднял главную квартиру на ноги и поехал в Кремль.
Гвардия все-таки шла в парадных мундирах, с музыкой.
Так как на улицах валялось много всякого добра, Наполеон отдал приказ: кавалеристам под страхом смерти не слезать с лошадей, пехотинцам не выходить из рядов.
Улицы были пусты. Слышался лишь размеренный топот ног да барабанный рокот, отдававшийся от стен глухим эхом.
— Какое жуткое молчание!
— Такой богатый город — и пустой!
— Столько красок, а впечатление угрюмое!
— Ни одной женщины. Некому слушать нашу музыку!
— Некому оценить, какими молодцами мы выступаем! — сокрушались солдаты.
Молчание, сдержанность не в характере веселого, легкомысленного француза. Француз думает, что все обязательно такие же, как он сам.
Москва — с домами и дворцами разнообразной архитектуры, с башнями и башенками, с пестрыми куполами храмов, с высокими колокольнями, напоминающими минареты, — поразила Наполеона не менее, чем с Поклонной горы. Она и вблизи была необычайна, эта восточная красавица! Видя ее вблизи, ни глаз, ни сердце не разочаровывались. Удивляло и восхищало то, что дома оказались кирпичными и самой изящной архитектуры, а не просто деревянными, как ожидали встретить многие. Особняки частных лиц не уступали дворцам в богатстве и великолепии.
Наполеон смотрел с восхищением. Он старался не обращать внимания на то, что откуда-то еще попахивает дымком пожаров.
Подъехали к Кремлю.
— Вот они, гордые стены! — с довольной улыбкой сказал император. — Наконец-то я в Москве, в древнем дворце русских царей!
"Какую гримасу скорчат английские акулы, когда узнают, что я — в Москве! Вот я запру английские гавани, что тогда будут делать эти пираты морей? Переварит ли их желудок жесткие гинеи и залежалые товары?" — удовлетворенно думал он.
Вчера здесь, в Кремле, Мюрата встретили выстрелами какие-то бродяги, которых разогнали пушками. Хорошо же. На них можно свалить всю вину за московские пожары. Надо будет упомянуть о них в бюллетене.
Наполеон осмотрел Кремль — соборы, колокольню Ивана Великого, — посмеялся над "царь-пушкой".
— Возьмите себе этого "царя", Сорбье, — сказал он начальнику гвардейской артиллерии.
Наполеон занял во дворце комнаты, обращенные окнами на реку.
В Кремле разместилась старая гвардия. Площади заняли пушки и зарядные ящики. Кремль стал похож на крепость.
Император располагался с уютом. Он с удовольствием смотрел, как Констан, Рустан и придворные лакеи носят из фургонов его мебель, устраивают кабинет, столовую, спальню. Места здесь было предостаточно для всех: для Бертье, для канцелярии, для топографов, для свиты, для дежурных адъютантов.
Император пообедал и занялся письмами, распоряжениями, делами.
Днем загорелся Гостиный двор и Каретный ряд. Наполеон встревожился и послал Мортье с молодой гвардией тушить, хотя ему донесли, что Ростопчин увез из Москвы все пожарные трубы.
В прошлую ночь император не выспался и потому рано лег спать. Он лежал на постели и думал о том, как по этим покоям ходили бородатые русские цари из династии… Он хотел вспомнить название династии, но так и не вспомнил.
Была глухая ночь. Один император спокойно спал, а все в Кремле бодрствовало.
С вечера поднялся сильнейший ураган. Он налетал то с севера, то с запада, словно примеривался, с какой стороны удобнее погнать на Кремль огонь пожаров, начавшихся еще днем в разных частях Москвы.
К полуночи все улицы вокруг Кремля оказались в огне.
С треском рушились стены домов, ветер с лязгом и грохотом срывал с крыш листы железа. Снопы искр огненной метели сыпались на кровли дворцов, соборов, арсенала и других построек Кремля.
Огненная пыль засыпала кремлевские площади, где расположился артиллерийский парк гвардии и артиллерии.
Лефер поставил старую гвардию "в ружье". Грозные, стоявшие как стена шеренги гвардии сегодня были неузнаваемы: "старые ворчуны" кашляли и сморкались от едкого дыма и гари, тянувшейся отовсюду с громадных пожарищ. Гренадеры, как лошади от назойливых оводов, отбивались от туч огненных искр, сыпавшихся со зловеще багрового неба.
Сон никому не мог идти на ум: положение французских войск было похоже на положение крепости, которую штурмует грозный враг.
В Кремль залетали горящие головни. В нескольких местах уже начинались пожары, но гвардия тушила их.
Наконец в четвертом часу ночи император вдруг проснулся: яркий огонь, освещавший со двора комнату, разбудил его. В первое мгновение мелькнула мысль: "Торжественная иллюминация!" В Неаполе, Вене, Берлине — всюду бывала она. Но огненные отблески как-то странно плясали по потолку.
Наполеон позвал Рустана.
— Почему так светло? — спросил он.
— Пожар, ваше величество. Горит центр Москвы, — ответил мамелюк.
Наполеон оттолкнул от себя Рустана, подававшего рейтузы, и кинулся к большому окну. Он стоял у окна и чувствовал, что бледнеет: перед глазами полыхало бушующее неистовое море огня. И земля и небо — все было в огне. В этом вихре пламени и дыма исчезали все его надежды на мир.
Наполеон стал торопливо одеваться, приговаривая:
— Это непостижимо! Это превосходит всякое вероятие!
Он еще не говорил вслух, но уже думал: "Все пропало…"
Он вспомнил о пушках гвардейской артиллерии, которая разместилась в Кремле, и крикнул:
— Гвардию в ружье!
— Она давно уже бодрствует, ваше величество, — ответил, входя в спальню, Коленкур.
"Моя старая гвардия не имеет покоя даже в Кремле!" — возмущенно подумал Наполеон.
В волнении он заходил большими шагами по комнате. Наполеон то садился, то вновь подбегал к какому-нибудь окну в тщетной надежде увидеть стихающий пожар. Но пожар, наоборот, разрастался. Ветер гнал волны огня прямо на Кремль, точно хотел, чтобы огонь истребил чужеземцев, забравшихся в русскую святыню. Наполеон попробовал выйти на балкон, но до чугунных перил нельзя было дотронуться — так они накалились, несмотря на то, что пожар был довольно далеко от дворца.
— Какое ужасное зрелище! Москва погибла. Я потерял средства наградить моих храбрых солдат! — сокрушался император.
К Наполеону вошли вице-король Евгений Богарне, маршалы Бертье, Лефевр и Бесьер. Они умоляли императора немедленно покинуть Кремль.
Оставить дворец русских царей? Наполеон не хотел и слышать об этом. Выезд из Кремля походил бы на бегство. Это хуже, чем отступление в бою.
Он снова и снова подбегал к окнам, но ветер ревел с прежней силой и за окнами была все та же страшная огненная бездна.
Даже стекла в окнах уже становились горячими.
— Кремль горит! — вдруг раздался чей-то испуганный крик.
Маршалы, адъютанты, лакеи, забыв о всякой субординации, толкая друг друга, кинулись из дворца посмотреть, где горит. Оказалось, что от летящих головней и искр загорелась башня арсенала, в котором еще осталось много русского пороха.
Старая гвардия с полчаса тушила пожар.
— Ваше величество, медлить нельзя. Надо выезжать отсюда, — подошел к Наполеону Евгений Богарне.
Наполеон подозвал Бертье:
— С балкона плохо видно. Влезьте на кремлевскую стену и посмотрите!
Поручение было не из легких, но Бертье с адъютантом побежал выполнять приказ императора.
Бертье вернулся довольно быстро. Он весь пропах дымом, его сюртук, сшитый так же, как и у императора, был прожжен в нескольких местах.
— Ну как? — спросил Наполеон.
Бертье только развел свои коротенькие ручки.
— Меня чуть не смело порывом ветра! — говорил он, вытирая воспалившиеся от дыма, слезящиеся глаза.
— Ваше величество, умоляю вас, поедем! Мы здесь все погибнем! — уговаривал вице-король.
— Стоит только одной искорке упасть удачнее других на зарядный ящик… — начал Мортье и не докончил.
— Мы погибнем иначе: если Кутузов вдруг атакует нас теперь, вы, ваше величество, окажетесь отрезанными от своей армии огнем! — сказал Бертье.
Этот неожиданный довод произвел на императора больше впечатления, чем все остальные.
