Под знаком тибетской свастики - Фридрих Наумович Горенштейн
- Экзекутор сам Бурдуковский, - шепнул Гущин, - Змей Горыныч.
После пяти ударов тело покрылось кровью.
- Хватит, - сказал барон, - теперь утопить, связав и насыпав в рубашку песку. Когда связанного бросили в реку, все надеялись быстрей разойтись, но кошмар продолжался. Рядом с бароном появился ухмыляющийся Сипайлов.
- Еще одно маленькое дельце, - сказал он, по-прежнему ухмыляясь,
- речь идет о разврате и сожительстве с проститутками.
Я побледнел, сердце тревожно забилось.
- Неужели пропали, - шепнул мне испуганно Гущин.
- В дивизии полно венерических болезней, - сердито сказал барон, - женщины легкого поведения, шансоньетки и прочая дрянь, соблазняют офицеров и солдат с неустойчивой моралью. Будем сурово наказывать.
Вывели двух плачущих девушек: одну - китаянку, другую - русскую.
- Удавить перед строем, - приказал барон, - ты, Сипайлов, и ты, капитан Безродный.
Одну девушку душил капитан Сипайлов, другую - помощник, капитан Безродный.
- Отвезти в сопки и бросить хищникам, - сказал барон, когда девушки были задушены.
- Доктор, - обратился он к Клингенбергу, - если венерические болезни в дивизии не прекратятся, будешь выпорот перед строем.
12. Сцена
В штабе дивизии, куда мы с Гущиным явились для доклада, барон выглядел повеселевшим, видно, после расправы “отпустило сердце”. Рядом с бароном сидел японский полковник.
- Получите награду в виде благодарности по дивизии и денежные премии, - сказал он нам, разглядывая бумаги и передавая их японцу.
- Это японский военный атташе, граф Цузуки, - добавил барон.
(Мы отдали честь, граф улыбнулся.)
- У китайцев по данным разведки 15 тысяч солдат, 30 пулеметов, 20 орудий.
- Мы, японцы, по международному соглашению не можем помочь вам войсками, - сказал граф, - но обещаем вам вдоволь боеприпасов и амуниции.
- Пора идти на Ургу, - сказал барон, - здесь, в Монголии под Ургой, решается судьба России. Надо приступить к подготовке плана наступления. Подпоручик Гущин, вы можете идти, а вы, есаул, останетесь со мной.
Гущин отдал честь и вышел.
- Наступают напряженные дни, господа. Мы, японцы, оказываем вам всяческую поддержку в подготовке плана, - сказал Судзуки.
- Я давно ждал приказа из Читы. Семенов должен был начать наступление на Ургу с севера, я - с востока. Но из-за нерешительности Семенова момент упущен. Упреждая нас, китайский генерал Сюй-чен вступил в Ургу. Богдо Гэген должен подписать отречение от престола. Все это интересы проамериканской и китайской клики. Все это против интересов России и Японии, - добавил барон по-французски.
- Мы, японцы, поможем вам изменить это неприятное положение, - также по-французски, улыбаясь, ответил Судзуки.
- Наш военный министр Танаки сказал: чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Чтобы завоевать весь мир, мы должны вначале завоевать Китай.
- Эти слова могли бы принадлежать и мне, - сказал барон.
- Владычество над всем миром проходит через Монголию. Но ваш военный министр видит в Монголии лишь перышко, способное склонить чашу весов. Я же вижу в Монголии последнюю надежду человечества, остров в море всезатопляющей гибельной культуры Запада.
В один из дней подготовки к наступлению на Ургу после долгой работы в штабе граф Судзуки пригласил барона и меня, его адъютанта, пообедать. Мы выехали из штаба в автомобиле барона.
- Пятнадцать лет назад вы, японцы, с нами воевали, как львы, - проговорил барон.
- Мне было 20 лет, и сразу из военного училища попал я на японский фронт.
- Значит, мы стреляли друг в друга, барон, - засмеялся Судзуки, - я тоже ветеран Японской войны.
- У меня с тех пор высокое уважение к японскому солдату, - сказал барон.
- Даже немец не так дисциплинирован и не так сохраняет спокойствие перед смертельной опасностью. Вы, японцы, - необычная раса, одна из тех, на которых печать избранности.
- Мы - японцы, и этим все сказано, - ответил Судзуки. - С детства мы знали, что должны плыть через моря, добывать империи сушу.
- Есть расы свежей крови, расы завоевателей, - сказал барон, - это немцы, русские, японцы и монголы. А есть расы гнилой крови, такие, как китайцы и евреи, и, конечно, американская проклятая раса негроидов с выпученными глазами. Кровь только на первый взгляд одного цвета. Под микроскопом она разная.
- Вы, господин барон, я вижу, человек науки, - сказал граф.
- У моего отца в Ревеле была лучшая частная библиотека, - сказал барон.
- Мы с моим другом детства Альфредом Розенбергом проводили там целые часы, даже издавали рукописный журнал антропологии и философии.
Автомобиль выехал на широкую базарную площадь, уставленную лотками, сюда съезжались жители окрестных сел и кочевий продавать свои товары. Здесь же было увеселение: крутились карусели, и рядом с заунывной монгольской музыкой слышалось пиликанье русской гармошки. У какого-то балагана большая толпа смотрела на выступление фокусников. Барон приказал остановить автомобиль, тоже стал смотреть. Фокусник-китаец глотал огонь, вытаскивал из ушей и ноздрей шарики и ленты. Публика была в восторге. Барон тоже рассмеялся.
- Он, конечно, шарлатан, - сказал барон, - но очень смелый и талантливый, наподобие Распутина, сибирского старца при нашем покойном государе. Этот мужик Распутин сумел внушить доверчивому государю, что его, Распутина, судьба связана с судьбой династии и он, Распутин, - спаситель трона. Потом выяснилось, что Распутин брал уроки гипноза у одного петербургского гипнотизера.
- Я слыхал, барон, что вы тоже увлекаетесь гипнозом? - спросил Судзуки.
- Мне более по душе мистическая философия, - сказал Унгерн, - в нашей семье вообще увлекались философией. Моя сестра замужем за философом Кайзерлингом. А гипноз - это низшая форма мистики. Это то, что с потусторонним. Это то, что можно счи тать азами личности, общающейся с потусторонним миром. Есть люди, которые воздействуют, и есть люди, на которых воздействуют. Обратите внимание на моего адъютанта, - и барон вдруг буквально вонзил холодные белые глаза мне в лицо.
Я почувствовал какое-то странное состояние вялости и растерянности, сердце
