Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести
—Объясни, отец Анфим, с чего Волоцкий игумен столь яро ввязался в сие дело?
Монах, прищурясь, посмотрел на Ондрея:
— То дело не простое. Государь ладит в Державе постоянное войско устроить.
—Слышал. Городовых казаков назначает.
— Верно. А ещё нужно конное войско, а воев кормить, одевать и обувать надо.
— А игумен-то причём? В ум не возьму.
— Назначает государь воинам поместья за службу верную, дабы помещики всегда были к рати готовы, конно и оружно. А где взять поместья для них? Почитай треть земли Русской монастырям принадлежит. Недавно Великий государь уже вопрошал высших архиреев Русской Церкви: подобает ли мнихам столь великие богатства собирать? Упёрлись архиепископы, не хотят богатства отдавать.
Средь нас, монахов, тоже рознь пошла. Преподобный Нил Сор- ский и другие старцы заволжские пишут, что монах, Господу нашему Иисусу подражающий, не должен земных богатств стяжать — токмо небесные. А отец Иосиф Волоцкий стеной стоит за владения монастырские. Дескать, из чего же монастыри будут нищих и убогих кормить и привечать, ежели их деревеньки на государя отпишут.
— А что же государь?
— Великий князь осторожен, с церковью ссориться не хочет. Да он свое возьмёт, не мытьём так катаньем.
—Тогда зачем игумен Иосиф на моего хозяина обрушился? Он ведь к сему спору не причастен.
— При дворе государя тож раскол. Дьяк Курицын да княгиня Елена Стефановна нестяжателей поддерживают. А царица держит сторону Иосифа. К сему случаю, она его и вспомнила. Ежели Волоцкий игумен разъярится, его не остановишь. Он и государя не боится.
— Так ведь попусту он на моего-то обрушился! Тому до церковных споров и дела нет. Купец он купец и есть. А слова насчёт унии не мой- то говорил, а венецианец Антоний. Да Иван Рало толмачил да врал, я сам слышал.
— Затем он и врал, чтоб твово господина под гнев государев подвести. Да что ж теперь-то... Кулаками махать после драки поздно...
— Помоги за ради Бога, отец Анфим! Невинный человек в железа попал. Да и в Кафе вся моя семья в беде. Посоветуй, как сию беду избыть?
Монах задумался, поглаживая русую бородку:
— Не просто. Повторить-то точно, что на том пиру было сказано, можешь? Слово в слово!
Ондрей повторил весь разговор.
—Ни слова не солгал? Клянись на Евангелии! — спросил старец.
Ондрей положил руку на Евангелие:
— Клянусь Богом и душой своей: ни слова не изменил, ни убавил, ни прибавил.
— Верю. Теперь как сделать, чтоб государь поверил? Он гневен нынче, лучше выждать. Вот ежели на Рождество наш игумен попеча- луется, да хорошо бы епископа Прохора уговорить.
— А ведь преосвященный Прохор — наш епископ, Сарайско-По- донский! У меня к нему и прошение есть от кафинского Русского братства.
— У вас там и своё братство есть? Может, и церква своя?
—Церква-то чужая. Пока жив был отец Иларион, он у греков служил в Константино-Еленинской. Да вот беда, помер. Приход без попа остался. Мне и поручили: поклониться епископу Прохору, вымолить у него священника для Кафы. Мы хучь и под басурманами живём, а веры православной не бросили.
— Добро. Такая просьба Преосвященному по душе придётся. Тогда и уговорить его будет полегче. Государь-то грозен. Печаловаться перед ним за кого страшненько. Может и разгневаться на печальника- то. Вот Митрополит Зосима попросил намедни за князя Андрея, а царь разгневался, и ответил грозно: «Молчи, святой отец! Сие дело государственное. Ты в него не вступай». Так тот от страха аж побелел весь.
— А у меня и поминки есть для преосвященного Прохора. Покойный отец Иларион оставил книги греческие, труды святых отцов Василия Великого и Исаака Сирина. Может быть, ему они и глянутся?
— Удачлив ты, дьякон. Как раз сейчас и Митрополит, и епископ Прохор зело озабочены скудостью добрых книг богословских на Руси. В наших-то слишком много ошибок от невежественных переписчиков и дурных толмачей. Твоим книгам сейчас цены нет. Добро! Ежели за твого фрязина заступятся наш игумен, епископ Прохор, да, может, и Митрополит словечко замолвит, государь, даст Бог, и сменит гнев на милость. Да ты где живёшь сейчас и чем занят?
— У воеводы Образца в доме.
—Негоже сие. Нынче о тебе не вспомнили, а завтра кто и донесёт. Попадёшь и ты в железа. Писать-то научен?
—Отец Иларион научил.
Иеромонах достал листок неровной бумаги, поставил на стол медную чернильницу с вороньим пером.
—Ну-ка, напиши что-нибудь.
Ондрей написал: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа».
—Смотри-ка! Да ты писец отличнейший! Зело красно пишешь. И языки знаешь?
—Фряжский. Татарский, конешно. Греческий. Немного армянский.
— Дело. Сиди да жди. А я пойду к отцу игумену. Что он скажет.
Скоро отец Анфим вернулся, радостный:
—Пошли! Отец Митрофаний хочет тебя видеть. Ты поклонись ему пониже да отвечай, не таясь, всё как на духу.
***Архимандрит сидел в келье возле побелённой печки. Ондрей поклонился земным поклоном, встал у двери.
—Садись, дьякон, — сказал отец Митрофаний, указав на скамью возле стола. — Ты из Кафы? Анфим сказал, что там у вас Русское братство есть. Расскажи.
Ондрей рассказал об их житье в Кафе и о братстве, что собрал отец Иларион.
— Откуда он взялся? Иеромонах Печерский? Эвона! Святой да вельми учёный человек был у вас попом. Слава об отце Иларионе из Печерского монастыря далеко идёт. Да мы-то думали, погиб он в татарский набег с другими иноками. Добрый учитель был у тебя, дьякон. Говоришь, книги от него остались? Где они? У тебя? Так что ж ты сидишь как пень, тащи их сюда поскорее!
Когда Ондрей вернулся с книгами, в келье, рядом с архимандритом, сидел седобородый монах в камилавке. На груди его тускло блеснула панагия.
«Икона на груди — знак епископа. Преосвященный Прохор!» — догадался Ондрей.
— Ну что ж, отрок, принёс книги? — спросил Преосвященный строго.
—Принёс, — Ондрей развернул тряпицу и выложил на стол два больших фолианта в кожаных переплётах.
Епископ бережно взял верхний, пододвинул поближе свечку, раскрыл книгу.
—«Послания преподобного отца нашего Василия Великого», — медленно прочёл Преосвященный, переводя заголовок на русский. — Так. А в этой что?, — епископ раскрыл вторую книгу: «Слово и правило монашеской жизни» преподобного Исаака Сирина. Слышал я, что отец Иларион принёс с Афона сии святые книги, да в руках не держал, а ныне сподобился. Слава Иисусу и Пресвятой Богородице. Ты, дьякон, говорят, греческие книги читать можешь? Ну-ка, прочти!
Он развернул том Исаака Сирина на середине и протянул Ондрею.
—Да я, преподобный отче, худый да младый, за святую книгу и взяться робею.
—Ничо! Попробуй! Мы посмотрим.
Ондрей перевёл первые фразы: «А иноку поперед всего подобает смирение перед Господом и людьми. И труды инока — пост и молитва».
—Гляди-ка, отец Митрофаний, — сказал епископ, — Господь в премудрости своей ко времени послал нам сего отрока и книги святых отцов! Пущай он с завтрашнего дня и садится толмачить, не отлагая! А жить тебе, дьякон, здесь, в монастыре, под надзором архимандрита и отца Анфима. Может, постричь его в монахи? Благое дело.
—Никак нельзя, ваше Преосвященство. Женат он. А жена его в Кафе осталась заложницей за жизнь и здоровье того глупого фрязина, на коего государь давеча опалу положил, — сказал архимандрит.
— Слышал я. Чего дурачина в церковные дела полез? Не смыслит ведь ни аза.
