Лев Вирин - Солдат удачи. Исторические повести

— Я ничего не знаю! Московиты не понимают человеческой, тос­канской речи, а Донателло знает по-русски пять слов.

Узнав о хлопотах Ондрея, синьор приободрился:

—Старайся, Андрео! Да поможет тебе Святая Дева. Но неужто я просижу здесь до Рождества Богородицы?

«Да ежели хоть после Рождества Христова удастся тебя выта­щить, — подумал Ондрей, — так я Николе Угоднику большую свечу по­ставлю!».

—               Здесь так тоскливо! — пожаловался синьор и попросил взять у Пьетро Солари Библию и что-нибудь ещё из книг, а также бутылку вина и принести ему.

Осторожно, стараясь не шуметь, Ондрей выбрался со двора вое­воды через дыру в заборе. Ворон присмотрел её заранее.

Протопоп Алексий провёл Ондрея в ризницу. Разгладил тща­тельно расчёсанную и подвитую бороду.

—Так что за пакость учинил Иосиф Санин твому хозяину?

Ондрей рассказал.

—Говоришь, епископ Прохор обещал печаловаться за него перед Великим князем? Добро. Будет случай, и я замолвлю словечко. Слышал я, ты книги редкие привёз, труды Василия Великого и Исаака Сирина. А других книг у тебя не было, тайных?

—               Да нет, отче Алексий. А что за тайные книги ты разыскиваешь?

Протопоп осторожно выглянул за дверь. В церкви уже никого не было.

—Есть такая тайная книга. В ней великое знание сокрыто. И че­ловек, познавший сии тайны, обретёт великое могущество.

—Не слыхал я о сем. А что за книга-то?

Протопоп понизил голос:

— Каббала. Книга сия на жидовском языке написана. У вас в Крыму, я слышал, много жидов?

—               Хватает. И жидов, и караимов. Я многих знаю, но о Каббале ни- коли не слышал.

Протопоп встал.

—Жаль. Говорят, есть там и секрет вечной молодости, и как зо­лото из свинца варить, и как чудеса делать. Такую книгу не каждому по­кажут. Вернёшься в Кафу, поспрошай. А насчёт твово фрязина, я запомнил. Что смогу, сделаю.

Вечером Ондрей осторожно спросил отца Анфима:

—               Чего это Успенский протопоп жидовской Каббалой интересу­ется? Зачем ему?

Монах встревожено посмотрел на Ондрея:

—Отец Алексий? Ох, дьякон, держись от него подале. Он хоть и ближний поп государев, а бают люди, что тайный еретик. Сказывают, не одного хрестьянина совратил в ересь жидовствующих. Геннадий, архиепископ Новгородский, да Волоцкий игумен Великому князю донос за доносом пишут на этих еретиков. Да государь прикрывает их до времени. Должно, нужны они ему. А ты, Ондрюша, поберегись! В ересь впутаться просто, выйти трудно.

—               А в чём сия ересь, отец Анфим?

— Ну, досконально-то я не ведаю. Слышал, что признают они только Бога Отца. А Иисуса и Матерь Божью не признают.

—               Вот еретики! Да как же без Божьей Матери, заступницы за нас грешных? Зачем им это?

— Блазит их волшебство, якобы в Каббале сокрытое. Все хотят всемогущества. Гордыня, Ондрюшенька, — корень всех грехов. А сми­рение — первая добродетель христианская. Не заносись, сын мой.

Ондрей тайно посещал синьора Гвидо. Приносил ему книги, вино, вкусную рыбку. Старался утешить бедного узника. В этот раз, как обычно, он допоздна засиделся с Вороном в людской, дожидался, пока дворовые разойдутся спать. Потом они вытащили лестницу, и дьякон, передвинув на спину кожаную суму с гостинцами, полез к окошку. Синьор Спинола ждал его, отодвинув досочку.

—Ну что ты нынче так поздно? Я замёрз совсем.

Однако Ондрей не успел ответить.

—Берегись! — крикнул снизу Ворон.

Ондрей оглянулся. К лестнице бежало четверо мужиков с дубьём. Дьякон спрыгнул. На него сразу навалились трое. Но Фому перехватил Васька и сходу ударил его в зубы. Ворон вложил в удар всю свою силу. Но Фомушка даже не качнулся, и занёс правую руку. Ворон укрылся от удара. Тут Фома достал его левой. Недаром его считали лучшим из мос­ковских кулачных бойцов. Вася рухнул, как подкошенный.

Ондрей стряхнул повисших на нём мужиков и рванулся к Фоме. Тот ловко перехватил правую руку дьякона и завернул за спину. Ондрей попытался вывернуться, однако Фомушка уже схватил его за ворот ту­лупа.

—Левую давай! — рявкнул он на мужиков. — Вяжи! Да что ж вы раззявы трое с одним управиться не смогли!

—Почто ты, ирод, Ваську убил! — крикнул дьякон.

Фома усмехнулся:

—Жив твой Ворон. Я его легонько. Ничо, отлежится на сено­вале, оклемается. А ты шагай в дом, к хозяйке!

Боярыня в высокой кичке и бобровой душегрейке сидела в крас­ном углу на лавке. За её плечом стояла старуха Аксинья, ключница. И такое торжество светилось на её лице, что Ондрей сразу понял, кто их выследил.

—Поймали вора, — сказал Фомушка. — Прикажешь на конюшню и в батоги?

—               Я его знаю, — молвила боярыня. — Это ж толмач фрязина! Дья­кон из Кафы. Отвечай, какое воровство задумал в моём доме? Да не ври!

— Помилуй, государыня! — ответил Ондрей, низко кланяясь. — Никакого воровства я не творил. Да ведь к хозяину не пускают. А он тоскует в заключении. Вот я и принёс ему гостинцы. Взгляни сама, го­сударыня. Я не из дома тащил, а в дом.

Дворник Тихон снял суму, поставил на стол перед боярыней:

—Прикажете развязать, Наталья Денисовна?

В суме лежали мешочек орехов, две дюжины румяных яблок, гор­шочек мёда и маленькая книжка. Пока хозяйка осматривала гостинцы, Ондрей потихоньку разглядывал набелённое лицо женщины. До сих пор он видел хозяйку мельком, пару раз издали.

«Что скрыто за этим уверенным ликом с насурьмяненными бро­вями? Что прячет сарафан из дорогого сукна? Молодая ещё баба, кра­сивая, лет за тридцать. Лицо властное. Да видно, что не дура. Врать такой — только запутаешься. Не ошибись, Ондрей, судьба твоя реша­ется», — думал дьякон.

— Сласти, словно дитю малому! А что за книжка? Дай-ко! — ска­зала боярыня и открыла книгу. — Не по-нашему написано. Да и ровно- то как! Буковка в буковку. Хороший писец видать делал.

—               Сия книга не писана, а печатана с деревянных литер. Фрязины вырезают буковки из дерева, складывают книгу и печатают сколько надо, хоть и сто штук, — сказал дьякон.

—Эвона! А что тут? Евангелие?

— Евангелие я ему сразу принёс, — ответил Ондрей. — Это свет­ская книга. «Декамерон» называется. Господин мой сказывал, недавно у них напечатана.

—О чём она? — спросила Наталья Денисовна.

Ондрей смутился:

—Тут, боярыня, скоромные побасенки о весёлых женках да мо­нахах латинских.

—               Скоромные, говоришь? — хозяйка отложила книгу и с любопыт­ством стала разглядывать Ондрея. — Ладно. Потом посмотрим. А пошто ты заради сего еретика так стараешься? Он ведь государев пре­ступник. А ты живота не жалеешь. Верный слуга?

—Служу, как могу, — ответил дьякон. — Дело-то не в сем фрязине. Он, правда, хоть и латынец, а всё же христианин. Да вся семья моя в Кафе осталась заложниками за его жизнь и здоровье. Пропадёт он — хозяин отдаст моих родных на муки. Как же мне, Наталья Денисовна, не стараться. Да и не виновен он перед государем. Оговорили его.

Боярыня задумалась. Потом кивнула мужикам:

—               Ступайте. Я сама с ним разберусь. Садись, дьякон. Расскажи-ка толком.

Мужики поклонились в пояс и ушли, а Ондрей в который раз пе­ресказал всю историю. Старался говорить так, чтобы боярыня пове­рила.

«Коли она мне поверит, значит, Господь меня не оставил», — за­гадал он.

Хозяйка слушала, подперев ладонью щёку.

— Горемычная твоя головушка. Сгноят твово господина. И ты пропадёшь, и семья.

—               Ежедень молю Пресвятую Деву и Николу Чудотворца, дабы ми­новала нас чаша сия. Государь казнит, да государь и милует.

—Да он и думать забыл о твоем фрязине. А тебя пред лицо госу­дарево не пустят.

—               Верно, боярыня. Я человек малый. Но через неделю Рождество Богородицы. Государь будет угощать архиреев и попов московских. Отец Митрофаний, игумен Чудова монастыря, обещал печаловаться пред Великим князем за невинно осуждённого. Да епископ Прохор. И протопоп Алексий.